Завещание принца де Бурнонвиля исчезло неспроста, и причина всем была известна, о ней шептались в парижских гостиных:
— Уже через четверть часа после его кончины было объявлено, что его вдова выходит замуж!
— А сводниками у постели умирающего были матушка вдовы и ее дядя-кардинал.
— Так обделываются дела в Париже!
В общем, мадемуазель Аиссе не суждено было стать обеспеченной, она всегда будет нуждаться в деньгах, делать долги, задерживать жалованье даже своей верной Софи, служанке и наперснице.
Тем не менее после смерти графа мадемуазель Аиссе обрела независимость и средства к существованию. Дом де Ферриолей уже давно стал ей родным. Здесь она познакомилась со многими выдающимися личностями своего времени. Но мало кто по-настоящему понимал мадемуазель Аиссе. Еще меньше было посвященных в ее тайны. Может быть, именно загадочность этой дамы привлекала к ней внимание тайных и явных воздыхателей.
Восток — дело тонкое!
Она вошла, и в салоне зашептались:
— Та самая черкешенка!..
— Бывшая рабыня…
Мадемуазель Аиссе словно не замечала сплетников и сплетниц, она с приветливой улыбкой кивала знакомым. Вот она увидела Вольтера и оживленно заговорила с ним. Стоявший неподалеку молодой аббат в фиолетовой сутане, с вьющимися белокурыми волосами, обрамлявшими румяное и полное лицо, не сводил глаз с мадемуазель Аиссе. Это был Антуан Франсуа Прево, автор уже известного романа «Записки знатного человека, удалившегося от света». Недавно как раз вышел VII том романа, в который аббат Прево включил новую повесть — «История кавалера де Грие и Манон Леско».
Аббат Прево залюбовался черкешенкой. Несмотря на духовное звание, он знал толк в женской красоте и пережил страстные романы, прежде чем их описать. Вольтер заметил Прево и подвел мадемуазель Аиссе к нему.
— Это наша черкесская нимфа — мадемуазель Аиссе! — представил он. — А это аббат Прево, автор…
— О! Автор «Записок знатного человека»! — перебила его мадемуазель Аиссе. — Здесь все читают ваш роман.
Она не стала ни хвалить, ни ругать книгу, но, когда заговорила о «Манон Леско», ее голос дрогнул:
— Эти сто девяносто страниц я читала, обливаясь слезами!
Обсудили другие литературные новости. Мадемуазель Аиссе заговорила о книге «Путешествия Гулливера» доктора Свифта:
— В ней много остроумия, выдумки и тонкой насмешливости.
Тут мадемуазель Аиссе позвали, и она, извинившись, удалилась.
— Как вам понравилась прекрасная черкешенка? — спросил Вольтер.
— Она — мой новый роман, — ответил аббат Прево.
Такова одна из легенд, связанных с именами аббата Прево и мадемуазель Аиссе. Впрочем, многие исследователи считают, что они никогда не виделись и Прево знал об Аиссе по рассказам Вольтера и братьев де Ферриоль. Прево хотел познакомиться с мадемуазель Аиссе, от нее самой узнать ее подлинную историю… К несчастью, вскоре для самого аббата настали черные дни, он долго скрывался за границей, а когда вернулся — мадемуазель Аиссе уже не стало.
Но история черкешенки уже не давала аббату покоя, наполнялась все новыми персонажами, обрастала живыми деталями. Он долго изучал записки путешественников о Турции и Востоке, прежде чем засесть за роман.
Восток и в особенности Турция были чрезвычайно модной темой в европейской литературе, в искусстве, и не только. «Процесс пошел» еще в XVII веке благодаря развитию торговых и политических связей. В начале XVIII века на европейские языки были переведены сказки «Тысячи и одной ночи», и с тех пор восточные мотивы и персонажи потеснили классических героев и мифологические сюжеты Греции и Рима со страниц романов и с театральных подмостков. Книги и пьесы о «восточных приключениях» изображали преимущественно некую условную действительность, фантастические, полусказочные страны и события. Особенно будоражил воображение европейцев гарем, сераль. Если мыслителей Просвещения волновала прежде всего проблема свободы личности вообще и женщины в частности, то для большинства читателей гарем, притом в художественном изображении европейца, был воплощением эротических фантазий. Какой мужчина, в особенности француз, не воображал себя эдаким пашой, владыкой гарема! Но и некоторые дамы «галантного века» охотно разыгрывали роли одалисок. Кстати, именно тогда появилась мода на женские тюрбаны, этот головной убор время от времени возвращался в гардероб женщины и в XIX, и в XX веках.
Не все, конечно же, писали о Востоке легкомысленно. Для критических умов восточный антураж служил лишь ширмой, за которой скрывалось изображение современных европейских порядков и нравов. Достаточно вспомнить «Персидские письма» Монтескье (1721), положившие начало жанру философского романа Просвещения.
Не перечесть всех произведений первой трети XVIII века, навеянных Востоком. Их стало даже чересчур! Знаменитый французский романист Кребийон-сын в 1736 году предсказывал: «…переведутся герои, которые попадают в плен к туркам, едва сев на корабль; никто больше не будет похищать из сераля султаншу, беспримерной хитростью обманув бдительность евнухов…» Но пророчество не сбылось, «восточные приключения» плодились и размножались, а сам Кребийон выпустил в 1742 году роман «Софа». Похождения французов в турецких шароварах продолжались.
«Прекрасная черкешенка» становится гречанкой
Роман аббата Прево «История современной гречанки» совсем о другом. В нем тоже есть увлекательный сюжет: тайна рождения, освобождение из сераля, коварные соперники, предательства и погони. Но роман не об этом. Он, как и «Манон Леско», о чувствах и страстях, которые в конечном счете определяют судьбы человеческие.
Французский посол выкупает из гарема знатного турка юную гречанку Теофею. Он совершает этот поступок из благородных побуждений, тайно, через подставное лицо — другого турецкого вельможу, который, в свою очередь, влюбляется в прекрасную гречанку. Посол рассказывает Теофее о свободе, которой пользуется европейская женщина, об идеале добродетельной жизни. И Теофея буквально перерождается, она осознает постыдность прежней жизни, стремится забыть ее. «Как видите, горестная судьба моя объясняется не склонностью к наслаждениям: я не опустилась до порока, а родилась в нем», — признается она своему благодетелю. Посол поначалу относится к Теофее как благородный покровитель: «Природная щепетильность не позволяла мне питать какое-либо более нежное чувство к юному созданию, только что освободившемуся из рук турка». Но прошло совсем немного времени, и желание обладать побеждает благородный порыв: «…я не сомневался, что она будет уступчивой». При этом он придерживается правила: «…просить у Теофеи только то, что сама она склонна мне даровать». На деле он всякий раз глубоко оскорбляет девушку своими притязаниями, а она умоляет об одном: позволить ей любить его как отца, наставника и спасителя. Сопротивление рождает страсть. В душе посла борются высокие и низкие чувства, но побеждают всякий раз последние, распаляемые к тому же ревностью. Потому что у посла появляются соперники, они пытаются похитить гречанку, отбить ее у посла… Значительная часть повествования связана с двусмысленными ситуациями, которые как будто дают послу основания подозревать Теофею в коварстве и измене, но все подозрения оказываются ложными. Ревнивец лишь ненадолго успокаивается. В результате он отравляет жизнь и себе, и возлюбленной. Неутоленная страсть превращает его в больного старика, а гречанка умирает совсем молодой женщиной, так и не изведавшей ни свободы, ни любви, ни счастья.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
