Из омута воспоминаний меня вытащил мой гость, причем для этого ему пришлось не слишком деликатно потрясти меня за плечо.
- Мой друг сейчас приедет. Давайте все-таки выпьем чаю. На вас лица нет. Лично я дал бы вам рюмку чего-нибудь покрепче. У вас есть?
Я, как сомнамбула, полезла в шкаф и достала бутылку, оставшуюся от каких-то гостей. В ней еще оставалось грамм триста, не меньше.
- Вот, - протянула я емкость Андрею.
- Ликерное вино... Господи, спаси нас от интеллигенции! Я же сказал: покрепче.
- Уксусная эссенция подойдет? - огрызнулась я, чувствуя, что начинаю сходить с ума. - Крепче ничего нет. Простите, Андрей, я просто вспомнила...
- Что - вспомнила?
- Да о смерти мужа... О том, как меня из квартиры выжили... В общем, это неважно.
- Не уверен. Ладно, выпейте хоть вина, вас трясет. А потом постарайтесь рассказать мне, что именно вы вспомнили. Может быть...
- Вы со мной разговариваете, как следователь в американском детективе, - попыталась я занять оборонительную позицию. - Сразу скажу, я не убивала своего мужа, не ограбила ни одного банка и даже никого не навела на коллекцию антиквариата. Просто я...
- Просто вы запутались, Наташа, - очень мягко сказал Андрей. Простите, я работаю в сугубо мужском коллективе и вообще не слишком уверенно чувствую себя с женщинами. Возможно, лезу не в свое дело, но мне хочется вам помочь...
- Почему? - выпалила я, окончательно наплевав на все приличия. - С какого перепугу вы кидаетесь мне помогать? По вашим собственным словам, вам предстояло целую ночь работать, а вы вместо этого не только никуда не торопитесь, но еще и начинаете разбираться с проблемами совершенно посторонней для вас бабы. Зачем вам это надо? Кто вы?
- Не знаю, зачем мне это надо. Я - специалист довольно узкого профиля, по странному совпадению мне иногда приходится иметь дело с радиоактивными материалами. И я категорически отказываюсь считать вас посторонней бабой: в конце концов, я у вас в гостях. Да, напросился, но у каждого мужчины свои способы начинать ухаживать за женщиной...
Приехали. Он что, считает меня абсолютной идиоткой, способной заглотнуть такую вот примитивную наживку? Возможно, я ему действительно чуть-чуть понравилась, но не до такой же степени, чтобы отказываться от своих первоначальных планов ради случайной знакомой. Принимая к тому же во внимание поздний час и дальнюю дорогу.
Резко зазвонил телефон, и я даже подскочила от неожиданности. Кто же это на ночь глядя?
- Наташа, - услышала я голос Володи, - Марина случайно не у тебя?
- А она должна быть у меня? - осторожно спросила я. - Ты же знаешь, я все забываю последнее время.
- Просто ее до сих пор нет дома, и я уже не знаю, что и думать. Она сказала, что задержится немного на работе, потом кое-что купит и приедет. И вот...
- Ты что, не знаешь? Там пожар у нее на работе.
- Какой еще пожар?
- Такой, на который пожарные приезжают. Я была в клубе, видела. Три верхних этажа полыхают, никак потушить не могут. Постой, постой, так Марина там?
Я услышала, как Володька то ли всхлипнул, то ли охнул, и тут же в трубке раздались короткие гудки. А в моей квартире - звонок в дверь. Пришел друг моего новообретенного поклонника.
Два незнакомых мужика в полночь у меня дома! Масика хватила бы кондрашка, узнай он об этом. Впрочем, такая новость вполне могла бы заставить его отказаться от сомнительной брачной авантюры. Если не сойду с ума и выживу - обязательно расскажу. Впрочем, рискованно: замучит попреками и советами, как нужно всего остерегаться и что обычно бывает на уме у всякого нормального мужчины при виде женщины. Не знаю, наверное, мне везет на ненормальных мужчин: никто из моих знакомых, как близких, так и не очень, не пытался ко мне приставать со всякими глупостями даже тогда, когда я была молода. А уж теперь-то... Да ладно, семь бед - один ответ.
Подумать только, всего лишь пару часов тому назад меня больше всего беспокоило, не слишком ли большой тарарам у меня в квартире!
Глава 3
СНЫ И РЕАЛЬНОСТЬ
Какое же это невероятное облегчение: осознать, что свободен. Свободен от необходимости считаться с привычками и намерениями совершенно, в общем-то, постороннего человека. От беспокойства, что кто-то может грубо вторгнуться в любовно созданный тобой мир и нанести непоправимый ущерб. Свободен от всего! И правильно: он, такой умный, необыкновенный и талантливый, должен быть в особенном положении. Свобода - это действительно осознанная необходимость, и уж кому-кому, а ему это известно на собственном опыте.
Как его жалели, когда он осиротел! Его собственную холодную отрешенность воспринимали как глубоко запрятанные душевные муки. Как скорбь о самых близких ему людях. А он сжимал челюсти, чтобы не выдать охватившее его чувство облегчения и восторга. Больше не придется слушать причитания матери о том, что пора бы и семьей обзавестись, а то она внуков не успеет понянчить. Внуков ей захотелось, извольте радоваться! А ему, значит, работать не для того, чтобы обеспечивать себе относительно нормальную жизнь в этой сумасшедшей стране, а для того, чтобы кормить и одевать сопливых и крикливых детенышей? И заботиться о какой-то женщине только потому, что она их мать. Никто даже мысли не может допустить, что ему не нужны ни жена, ни тем более дети. Ему и родители-то давно в тягость.
Слава богу, больше не придется терпеливо слушать бесконечные рассказы отца о фронтовом братстве, о том, каким должен быть настоящий мужчина, и прочую сентиментальную чепуху, которую нес выживший из ума старик. Что он завоевал в этой войне? Двухкомнатную квартиру в кошмарном доме на окраине города? Или право раз в год приобрести что-то недоступное другим людям: холодильник или телевизор? Добро бы импортные, а то - отечественные монстры, на которые без слез взглянуть невозможно, не то что ими пользоваться. И еще нытье о чести и совести, о том, что нужно уважать самого себя и не поступаться принципами. Один раз сказал отцу как бы в шутку: "Воробей отметил: раньше совесть была - без штанов ходил, а теперь вот две пары имею". Л орел подтверди: "Вот именно". Господи, какую лекцию пришлось выслушать!
Мало ему было того, что приходилось скрывать свои настоящие деньги от родителей. Ежемесячно он давал им достаточно скромную сумму "на хозяйство". И скрежетал зубами от необходимости изо дня в день есть "макароны по-флотски" или - верх роскоши! - котлеты с жареной картошкой, а не парное мясо со свежими овощами. С омерзением курил вонючие отечественные сигареты, а не трубку с душистым табаком. Бесился, потому что всем напиткам на свете предпочитал виски с содовой, но не мог принести в дом дорогую бутылку. И так во всем.
Но теперь уже все. Нет никого, кто мог бы помешать ему довести до конца задуманное и обеспечить себе наконец достойную жизнь, надежно защищенную от всяких посягательств извне. Все оказалось до смешного просто: надеть спецовку, в которых там какие-то придурки крышу чинят, взять в охапку рулон пенопласта и пройти мимо охранников, изображая желание показать им бирку-пропуск на груди. Конечно, охранники махнули рукой: проходи, мол, мужик, не отсвечивай, и так вы целый день туда-сюда мелькаете, надоели. Обратно железную стремянку понес, так даже помогли, чтобы турникет не испортить. Обхохочешься с этой пропускной системой.
А если будут искать, так никто посторонний в здание не проходил. И не посторонний - тоже. Потому что охранникам в голову не придет вспоминать какого-то там строителя. Три этажа полыхнуло - еще лучше, чем планировалось, перекрытия-то деревянные, дерево старое. И, кстати говоря, следы остаются только в детективах, чтобы было о чем писать. Умных преступников не задерживают.
А он вообще не преступник. Просто немного превысил необходимые пределы самообороны. Две жизни в обмен на его спокойствие - разве это много? Это вообще ничто.
* * *
Валерий сидел в кресле возле моей тахты и ждал, когда я наконец соизволю проснуться. На лице - обычное выражение терпеливой снисходительности пополам с нежностью. Мое сердце сделало резкий скачок - и забилось ровно и спокойно. Слава богу, теперь все будет хорошо.
- Ну, и что же ты вытворяешь? - спросил муж. - Сколько можно говорить, что работать нужно с умом, а главное - знать меру. Опять переутомилась, опять кричишь во сне, опять какие-то твои детективные кошмары...
Господи боже ты мой, все это, оказывается, было сном! Кошмарным, длинным, нелогичным сном. Вот он, Валерий, живой-здоровый, я по-прежнему в своей комнате в пречистенской квартире среди привычных и любимых вещей и предметов, за окном золотятся купола храма Христа Спасителя на фоне ярко-голубого весеннего неба, и меня не терзает чувство невыносимого одиночества.
- Больше не буду, - весело ответила я. - Честное пионерское. Мне приснился такой глупый сон, ты себе не представляешь...
И тут я обнаружила, что в облике моего мужа что-то изменилось. Он смотрел на меня, но у него не было глаз. Пустые глазницы под веками. И хотя он говорил, голос его звучал не в комнате, а где-то внутри меня. В моем сознании.
