— Друг мой, там, где появляется она, все поднимается до королевского уровня.
После этого до самого верха отчетливо донесся голос капитана Кармайкла:
— Верно, надеюсь, что она настояла на изменении постановлений, введенных принцем-консортом относительно разведенных женщин?
— Да. Просто невероятно, правда? Она хочет, чтобы эти бедняжки, невинные жертвы развода, допускались к участию в празднествах.
Несколькими секундами раньше на площадку вышел отец.
— Но ведь это разумно, — говорил капитан. — Почему их следует карать за то, в чем они не виноваты?
— Безнравственность должна всегда караться, — провозгласил отец.
— Дорогой Трессидор, — возразил капитан, — невиновная сторона не должна страдать. Почему бы, в таком случае, ее называли невиновной?
— Принц-консорт был прав, — настаивал отец. — Он исключил всех, замешанных в этих отвратительных процессах, и я рад, что Солсбери решительно воспротивился приглашению разведенных иностранцев.
— Но нельзя же забывать о человечности! — продолжал капитан.
Отец произнес холодным тоном:
— Это вопрос принципа.
— Пойдемте лучше обедать, — вставила мама. — Почему мы стоим здесь?
Она явно хотела поменять тему разговора. Когда они начали спускаться, кто-то обратился к ней:
— Мне говорили, что завтра вы будете у Понсонби.
— Нас любезно пригласили и Сэнсоны. Мои девочки полны ожидания.
Голоса затихли.
Я посидела на лестнице еще некоторое время, размышляя; мне показалось, что отец и капитан Кармайкл недолюбливают друг друга.
Потом я проскользнула в постель, нащупала свой медальон под подушкой и скоро заснула.
На следующее утро мы рано встали, и мисс Белл уделила большое внимание нашему туалету. Она долго изучала наш скромный гардероб, прикидывая, какие платья лучше всего подойдут к маминому наряду, и остановилась, наконец, на темно-зеленом для меня и цвета фрез для Оливии. Фасон у обоих был одинаковый: юбка с воланами, закрытый корсаж и рукава до локтя. Мы надели белые чулки и черные башмаки, в руках держали белые перчатки, а на голове у нас были соломенные шляпы с лентами в тон наших платьев.
Мы казались себе очень нарядными, но когда увидели маму, то поняли, какими незначительными мы должны были выглядеть рядом с ее великолепием. В изысканном туалете розового цвета, который так шел к ней, она полностью соответствовала газетным описаниям «красавицы миссис Трессидор». Широкая юбка была задрапирована вокруг ее изящной талии, замечательной даже в век, отличавшийся тонкими талиями. Плотно прилегающий корсаж подчеркивал ее очаровательную фигуру, а шею обвивала кремовая косынка, гармонировавшая с кружевными манжетами. Розовая с кремовой отделкой шляпка задорно сидела на ее роскошных волосах; пышное страусовое перо кремового цвета спускалось с полей шляпки почти до глаз, будто желая привлечь внимание к их блеску. Она выглядела молодой, оживленной. Предвкушая ожидавшее нас удовольствие, мы тоже были как в лихорадке.
Экипаж уже ждал нас. Мама села между нами, и мы наконец отправились.
Некоторое время лошади бежали легкой рысью. Потом мама неожиданно обратилась к кучеру:
— Поезжайте к площади Ватерлоо, Блейн.
Блейн удивленно обернулся, как будто не был уверен, что правильно расслышал.
— Но, сударыня… — начал он.
Она мягко улыбнулась.
— Я передумала. Площадь Ватерлоо.
— Очень хорошо, сударыня, — сказал Блейн.
— Мама, — воскликнула я, — так мы не едем к леди Понсонби?
— Нет, милочка. Мы поедем в другое место.
— Но все говорили…
— Планы могут измениться. Думаю, что там вам больше понравится.
В ее глазах появился озорной блеск. И тут меня осенило. Я уже видела этот блеск и помнила, в чьем присутствии ее глаза так загорались.
— Мама, — задумчиво произнесла я, — мы увидим сегодня капитана Кармайкла?
Ее щеки зарделись, и она стала еще краше.
— Почему это пришло тебе в голову?
— Просто мне показалось… Так как…
— Что так как?
— Он живет на площади Ватерлоо?
— Совсем рядом…
— Значит, это правда…
— Оттуда лучше будет видно.
Я откинулась назад. Радость этого дня не имела предела.
Капитан Кармайкл приветствовал нас на крыльце дома. Он нас ожидал — это было очевидно. Мне показалось странным, что, выезжая, мы направлялись к Понсонби, тогда как мама с капитаном явно договорились обо всем накануне вечером.
Однако я была слишком возбуждена, чтобы долго размышлять об этом. Мы были здесь — все остальное не имело значения.
Комнаты в квартире капитана Кармайкла были невелики по сравнению с нашими, но царивший там легкий беспорядок сразу показался мне очень привлекательным.
— Добро пожаловать! — воскликнул он. — Приветствую вас, прекрасные дамы!
Мне понравилось, что он назвал нас прекрасными дамами, но это заметно смутило скромную Оливию, уверенную, что такое описание к ней не подходит.
— Вы приехали как раз вовремя, — продолжал капитан Кармайкл.
— Это было необходимо, чтобы добраться, — заметила мама. — Движение на этих улицах скоро будет перекрыто.
— Шествие пройдет здесь по дороге к аббатству, — сказал он, — но вы не сможете уехать до его возвращения, что меня безгранично радует, так как это позволит мне дольше оставаться в самом чудесном обществе, какое мне известно. А теперь позвольте мне показать прелестным дамам, где они будут сидеть. Девочкам, я думаю, интересно будет увидеть, что сейчас происходит на улице.
Он подвел нас к креслам перед окном, откуда была хорошо видна площадь Ватерлоо.
— Дорога пройдет от дворца через Конститьюшен Хилл, Пиккадилли, площадь Ватерлоо и Парламентскую, так что вы все увидите. А сейчас, надеюсь, вы не откажетесь слегка подкрепиться. Для молодых леди у меня есть очень вкусный лимонад, а к нему мелкое печенье, которым заслуженно славится мой повар мистер Фортнум.
Мама усмехнулась и сказала:
— А вы не ошибаетесь? Печенье, по-моему, приготовил мистер Мейсон.
— Фортнум или Мейсон — не все ли равно?
Я ужасно смеялась, потому что знала, кто такие Фортнум и Мейсон. Им принадлежала кондитерская на Пиккадилли, и капитан Кармайкл хотел сказать, что печенье он купил у них.
— Пойду помогу вам принести лимонад, — предложила мама.
Это меня удивило. Ей никогда и в голову не приходило самой сделать что бы то ни было. Дома она звонила слуге, если нужно было переложить подушку с дивана на кресло.
Они вышли вместе. Мне показалось, что Оливия встревожена.
— Как мне здесь нравится! — сказала я.
— Почему мы приехали сюда? Ведь мы собирались к Понсонби. А что он имел в виду, говоря о своих поварах? Ведь Фортнум и Мейсон — название кондитерской.
