“Мой бедный брат… Бедная Агнес! Что должны они чувствовать, видя страдания своего ребенка? — думал Энтони, поднимаясь в свои покои, в которых уже собирали его вещи горничные. — И моя бедная Китти! Наш лучик света гаснет… Моя милая розочка, я еду к тебе! Лишь бы ты дождалась меня!”
— Мистер Крэнфорд? — прервала мысли молодого Крэнфорда присутствующая в его покоях Эмили.
— Что? — хмуро взглянув на нее, ответил он.
— Сколько костюмов вы желаете взять в дорогу? Она будет долгой? — осведомилась горничная: на ее лице была написана неподдельная жалость. Она понимала, что в семье ее любовника произошла какая-то трагедия.
— Десять или одиннадцать… Не важно, — отрешенно бросил ей Энтони.
— Так десять или одиннадцать?
— Господь всемогущий, я же сказал, что мне это не важно! — не удержавшись, прикрикнул Эмили на свою любовницу.
Девушка тут же молча подошла к большому шкафу, открыла его и принялась аккуратно складывать красивые дорогие костюмы любовника в большой дорожный сундук. Эмили была неглупой и знала свое место. К тому же она была не единственной горничной, которой мистер Браун приказал собрать в дорогу вещи мистера Крэнфорда, поэтому мудро держала язык за зубами и больше не пыталась выманить у Энтони хоть немного информации о таком поспешном решении хозяев дома уехать, да еще и на ночь глядя.
Пока горничные занимались его вещами, Энтони поспешно написал две записки: одну — Вивиан (в котором не забыл написать пару строк для Шарлотты) вторую — мистеру Уингтону, который пообещал в ближайшие дни найти ему апартаменты и связаться с ним. Молодой Крэнфорд предупредил обе стороны, что трагические события заставили его и его мать сегодня же пуститься в путь в далекое поместье брата, и что он не знает, когда вернется в Лондон. Для обратной корреспонденции он дал адрес поместья Ричарда и предупредил, что почта доходит туда и оттуда медленно, примерно две недели. Энтони не стал подробно распространяться Вивиан о несчастии, постигшем Китти и всех Крэнфордов, чтобы не огорчить ее и Шарлотту, но дал ей знать, что он как никогда нужен своей семье. Как только записки были написаны и запечатаны, к Сэлтонам, а затем к мистеру Уингтону был отправлен посыльный Майк.
Через несколько часов две кареты покинули просторный, освещенный газовыми фонарями двор Гринхолла: одна была забита сундуками, вторая — везла в тепле и уюте своего мягкого роскошного салона бледных, одетых в удобные дорожные костюмы леди и мистера Крэнфорда.
Посыльный прибыл в Лиллехус слишком поздно, чтобы та, кому была адресована записка, могла прочесть ее: она мирно спала. Вместо Вивиан послание Энтони попала в руки мистера Сэлтона, который в это время вел серьезный разговор со своей супругой: из Дании пришли недобрые вести.
Король Дании Фредерик Шестой, втянувший свое королевство в наполеоновские войны и принявший сторону Франции и Наполеона Бонапарте, привел свою страну к краху: В ходе военной кампании 1813–1814 годов шведские войска вторглись в Данию с юга и разгромили датскую армию. Это поражение дорого обошлось Фредерику: в высших кругах Дании ходили слухи о том, что теперь от короля требовали подписать унизительные для него соглашения и уступить Норвегию Швеции, а остров Гельголанд Великобритании, что совершенно не радовало Сэлтонов. Теперь же, когда Норвегия должна была отойти Швеции, владения семейства Сэлтонов должны были пропасть вместе с ней. Но ни мистер Сэлтон, имеющий в Норвегии прибыльный бизнес, ни его супруга — владелица земель и домов, доставшихся ей от своего отца-барона, не желали просто так отдавать то, что принадлежало им по праву: эти владения были слишком дорогой платой за легкомыслие короля, ведь каждый год приносили Сэлтонам кругленькую сумму.
Услыхав новости, уже после ужина, гостем на котором был мистер Крэнфорд, миссис Сэлтон ужасно рассердилась на то, что ее имущество, без ее ведома, возможно скоро передадут шведской короне, которая тут же подарит его одному из своих родственников.
— Вопиющая несправедливость! Просто вопиющая! — в очередной раз беспомощно взмахнула руками миссис Сэлтон. Она ходила, как маятник, перед своим сидящем в кресле своего рабочего кабинета супругом, полная гнева на безрассудство короля Фредерика и желающая лишь одного: бросить все дела, сесть на корабль и поплыть в Копенгаген, чтобы требовать короля позаботиться о том, чтобы, в случае соглашения Дании на требования, норвежские владения Сэлтонов остануться у законных владельцев.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Но, дорогая, что мы можем с этим поделать? Его Величество король Фредерик даже не станет слушать нас. Тебе ведь известно его упрямство, — устало ответил ей супруг.
— Да, он упрям! И храбр как дикий кабан, поэтому всегда спешит ввязываться в чужие войны! И вот! Мои норвежские владения! Потраченные тобой усилия на приобретение рынка сбыта! Все потеряно! — не унималась миссис Сэлтон. — Моя семья владела этими землями более ста лет! А теперь они будут отданы грязным шведам!
— Увы, любовь моя, ты ведь знаешь, сколько трудов я приложил, чтобы перевезти вас в Англию. Мне пришлось согласиться на то, чтобы за нашим домом вели неусыпное наблюдение, потому что англичане боятся, что мы можем шпионить в пользу этого остолопа Фредрика, — вкрадчиво сказал мистер Сэлтон. — Я дал согласие и на то, что не покину Англию без надобности, и, уж тем более, как и вы, больше никогда не смогу ступить на датскую землю…
— Дорогой мой супруг, я знаю это, знаю, — ласковым тоном ответила на это его супруга. Она подошла к мужу и взяла его ладонь в свою. — Я и сама ни за что не вернулась бы туда, зная, как все это время ты тосковал по своей родной стране, но нам необходимо попасть туда. Еще не поздно: езжай к Его Королевскому Величеству и проси его аудиенции, объясни ему, что нас хотят незаконно лишить огромных владений!
— Но, Маргрет, Англия находится в коалиции против Наполеона, а Дания — воевала на стороне французов, — напомнил ей мистер Сэлтон, нежно сжимая ее ладонь в ответ. — И ведь, это всего лишь слухи… Думаю, мы слишком бурно реагируем на то, что еще не сбылось и, возможно, не случится.
— Нет, нет, я уверена, что конец войны близок, — нахмурилась Маргрет Сэлтон. — Мое сердце подсказывает мне, что, если мы сейчас же не отплывем в Данию и не побеседуем с королем Фредериком, мои земли, которые должна унаследовать наша дочь, — будут у нас украдены, отобраны. Прошу тебя, Эдвард, умоляю тебя: завтра утром езжай в королевский дворец и настойчиво проси аудиенции у Его Величества. Пускай он отправит с нами хоть весь штат Скотлант-Ярда, но нам необходимо в Данию. Как можно скорее!
— Ах, Маргрет, свет моей жизни. Чего только я для тебя ни сделаю! — весело рассмеялся мистер Сэлтон и с чувством поцеловал ладонь супруги. — Обещаю: завтра после завтрака я поеду во дворец и попробую побеседовать с Регентом. А ты, если желаешь, можешь начинать собирать в дорогу наши вещи.
— Я так и сделаю, дорогой мой, — улыбнулась довольная миссис Сэлтон и погладила щеку своего супруга. — Думаешь, Шарлотта захочет поехать с нами?
— О, наша девочка уже выросла и вполне сможет прожить без родителей месяц или полтора, — с улыбкой ответил ей супруг. — К тому же, у нее теперь появилась подруга. Я так рад, что в жизни Шарлотты появилась мисс Коуэлл! Наша дочурка светится, как солнышко в пригожий день.
— Ты прав, дорогой. Мисс Коуэлл — хорошая девушка… А какой прекрасный концерт мы устроили сегодня! Шарлотта пела, как самый настоящий соловей! Но что это за записка, которую ты получил от Карла? — поинтересовалась Маргрет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Это от мистера Крэнфорда к его кузине. Кажется, этих двоих связывает крепкая дружба, — объяснил ей супруг. — Но уже поздно: тебе пора лечь спать. Я приду, как только напишу письмо герцогу Мальборо. Ах, бедные тайные агенты! Как, должно быть, скучают они, читая нашу корреспонденцию!
— Обязательно пригласи его к ужину. Конечно, когда мы вернемся из Дании. Но, ты прав, мой Эдвард: уже поздно. Прошу, не задерживайся надолго.
