Домовой молча, но весьма энергично закивал головой.
– Так ты видел, что он делал?
– Да, господин, видел. Он коробку железную открыл, которая в стену вделана, которая в большой комнате снаружи стоит… – Неряха Афоня от усердия захлебывался словами.
– Ты видел, куда он спрятал часть бумаг из этой коробки?
Домовой опять энергично закивал своей шерстяной головой.
– Можешь мне их быстренько принести?
Афоня тут же исчез. Я, задумчиво потирая щеку, подошел к подоконнику и выглянул во двор. Интересно, откуда в июле в такую жару в этом дворе берутся такие лужи. Или они вечные, созданы по проекту московских архитекторов, и поливальные машины каждую ночь наполняют их водой. Тогда почему они такие грязные и зловонные. Видимо, воду берут прямо из Москвы-реки в районе Южного порта. И дохлые крысы оттуда же.
Мои экологические размышления прервало осторожное покашливание за спиной. Я обернулся. Афонька, радостно улыбаясь и переминаясь с ноги на ногу, протягивал мне прозрачный, несколько запыленный пакет. Я брезгливо взял пакет двумя пальцами за уголок, и Афонька догадливо начал стирать с него пыль рукавом телогрейки.
Развернув свой сверток на подоконнике и положив рядом принесенный Афоней конверт, я аккуратно вытянул из конверта лежавшие в нем листочки. Да, это были похищенные документы. Теперь все было в моих руках. Я быстро сунул добытые документы в папку к остальным, а в конверт засунул сложенную газету, между страниц которой поместил Толькины художества. Затем со словами: «Положи на то же место и возвращайся ко мне», – я протянул конверт Афоне. Тот довольно заулыбался и исчез.
Я посмотрел на часы. Как медленно течет время, когда жизнь наполнена действием. С момента моего появления в офисе прошло только тридцать минут. И все же скоро начнут подходить ребята. Пора было возвращаться в кабинет, тем более что делать мне в этом конце коридора было совершенно нечего – я не курил.
В этот момент из ниоткуда возник Афоня.
– Теперь давай поговорим о тебе, – задумчиво обратился я к нему. – Как же ты дошел до жизни такой?
Афоня развел телогрейкины рукава в сторону, потом вздохнул и, шваркнув рукавом по носу, понурил голову.
– Да, я хорошо жил. Дом этот был богатый, народу много было. Я, господин, знаешь какой работящий. Мною все жильцы весьма довольны всегда были. Я ж не досплю, а хозяйство завсегда догляжу. Ну конечно, не без озорства, только когда все в порядке и поозоровать можно, чтоб хозяева не заленились, и для развлечения опять же… – Он поднял ко мне свое меховое личико, на котором ярко сияли голубые глазки. – Только лет шестьдесят назад всех из дома выселили и сделали в нем контору. Хозяйства никакого, хозяев никаких, люди все случайные, временные. Все стали растаскивать. Здесь, знаешь, какие ручки на дверях стояли, красоты невиданной – чистая бронза, а люстры какие висели на лестнице, а перила!.. – Афоня от восхищения закатил глаза. – Все уперли. А что сделаешь – казенка, все ничье! Я крутился, крутился… – Он разочарованно махнул рваным рукавом.
– Что ж ты в другой дом не переехал?
– Как можно, без приглашения! Если б кто позвал, я бы, может, и пошел. А так нельзя. Да, может, еще сюда хозяева въедут? – Надежды в его голосе было мало.
– Ну а что скажешь о своей сожительнице? Откуда она? Какая она? Уж больно она мне не понравилась.
Домовой поскреб затылок и шмыгнул носом.
– Так что про нее сказать. Она ко мне недавно прибилась. С Арбата она. Арбатская. Когда на Арбате стали дома-то ломать, вот она и осталась на улице. Шла, сама не знала куда, во дворе за мусоркой легла. Я ее и пожалел. Правда, злющая она, страсть, да я уже привык, все вдвоем веселее.
Он опять шмыгнул носом.
– Я закончу свои неотложные дела, и потом мы подумаем о твоем будущем, – высказался я с королевским достоинством. – А пока последи, кто заберет то, что мы положили вместо этих бумажек… – Я похлопал по папке. – И сразу сообщи мне. Хорошо?
Домовой опять закивал головой.
– Пока… – попрощался я и, не дожидаясь ответа, толкнул дверь, ведущую в коридор.
Я успел дойти до своих апартаментов и спрятать папку за старыми эскизами в Толькином шкафу, куда никто, даже сам автор этих эскизов, не заглядывал, когда начал подтягиваться народ.
Присев за свой стол, я открыл кейс и отрегулировал настройку на поставленную в телефон схему, а затем принялся набрасывать текст песенки для телевизионной рекламы сварочных электродов, поглядывая на ручку закрытого кейса, куда был выведен оптоволоконный волос. Теперь, если телефон включат, на ручке появится яркая красненькая точка, а приборчик не только зафиксирует набираемый номер, но и запишет разговор – долго по мобильному трепаться не будут, а минут на десять – пятнадцать установленной кассеты должно хватить. Подбирая рифму к слову «обмазка», я вполуха прислушивался к гулу, постепенно наполнявшему нашу большую комнату, и, как всегда, самыми шумными были телевизионщики. Считая себя основной движущей силой рекламы, они и держали себя наиболее шумно, раскованно. Мне приходилось довольно часто отвлекаться на приветствия, но с расспросами особенно никто не лез, народ у нас был достаточно чуткий. Особенно чутким, конечно, оказался Толик Курсаков, тряхнувший мою руку и пробормотавший:
– Ну что, закопал? Все нормально?
Я молча кивнул в ответ. В нашу залу постоянно заглядывали разные люди – заказчики, монтажники, но что самое неожиданное, дважды заглянул Борисик Глянц – заместитель начальника отдела перспективного развития. Один из моих немногочисленных недругов, он не баловал нашу комнату своим вниманием. Я насторожился. Минут через десять после его последнего появления я поднялся из-за стола и медленно двинулся к выходу. Не доходя до дверей, я свернул в угол, образованный стеной и здоровенным шкафом, и, прислонившись к темной стенке шкафа, сделал вид, что меня нет.
Буквально тут же дверь, находившаяся в двух шагах от меня, распахнулась, и в комнату просунулась лохматая голова Борисика. Оглядев занятых работой людей и скользнув по моей фигуре пустым взглядом, Борисик вошел и обратился к присутствующим:
– А где Илья? Кто-нибудь Милина видел?
Грубый Курсаков, тоже очень не любивший Глянца, не поворачиваясь, громко проворчал:
– Мне представляется, что Илюха потопал за денежкой. Однако не советую тебе его искать, твоя харя еще никому не доставляла удовольствия.
Глянц потоптался у дверей и, пробормотав: «Пожалуй, я его подожду…» – двинулся к моему столу. Присев в кресло, он еще раз огляделся и принял ожидающий вид, а несколько секунд спустя его шаловливая ручонка нырнула вниз и потянула из стола второй ящик.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
