– Ну так и веди себя как хозяин! – резко наклонился вперед Ольшанский, и сталь в его голосе превратилась вовсе уж в дамасскую. – Ты зачем горы позоришь? Мы гости, дай покушать спокойно, поговорить, потом спрашивай!..
– Так ты ж не просто гость, – растянул губы в ухмылке Тенгиз. – Ты думаешь – денег дал, значит, дом твой. А я еще не сказал, что этот дом – твой.
– Ахмет взял деньги, – напомнил Ольшанский.
– Слушай, кто такой Ахмет? – всплеснул руками Тенгиз. – Директор? Владелец? Ахмет никто. Ты мог деньги дать кому угодно, и что теперь?
– Хорошо, – сказал Ольшанский. – Твое кафе – пусть остается твое. Верни деньги, и разойдемся.
– Э, что говоришь! Сначала дал деньги, теперь забрал… Потом снова дашь и снова заберешь? Так мужчины не делают…
А Сварогу вдруг стало невообразимо скучно. Боже мой, телевизоры во всю стену, уличные телефоны в кармане у каждого второго, не считая каждого первого, отдельные дома, тачки вовсе уж умопомрачительные – ну чем не Америка? А дешевый наезд как был дешевым наездом, там им и остался…
– Мне не нужны твои точки вдоль трассы, – с нажимом повторил Ольшанский. – Ни еще одна, ни четыре, ни все девять. И эта, по большому счету, не нужна. Оставь ее себе… И деньги оставь.
Тенгиз задумчиво сдвинул брови.
– Ты странный человек, Сергей Александрович, – протянул он. – Кафе не нужны, деньги не нужны… А вот я человек бедный, я человек приезжий. Меня милиция останавливает, налоговая придирается, СЭС эта, чтоб ей провалиться, все время приезжает, чуркой нерусской на улице называют… Мне нужны деньги, Сергей Александрович.
– Чего тебе надо, Тенгиз, а? – устало спросил Ольшанский.
– Купи мои кафе. Клянусь, не прогадаешь.
– Не хочу, Тенгиз, – с ленцой только отобедавшего льва сказал Ольшанский. – Просто – не хо-чу. И денег я тебе больше не дам. Я, видишь ли, не подаю.
– Ай, как нехорошо говоришь, – расстроился Тенгиз. – Я к тебе по-доброму, с деловым предложением, а ты – «не подаю». Я не прошу подачек! Слушай, а можно я попробую тебя убедить?
– Ну? – без всякой заинтересованности сказал Ольшанский и налил себе еще коньяку.
– О, это правильный разговор! – тут же обрадовался кавказец. – Вот. У меня есть несколько доводов. Первый довод вон там, – короткий волосатый палец вытянулся в сторону мирно стоящей «Нивы». Тонированные стекла были чуть приопущены. – Точнее, там целых три довода. И все три калибра 7.62, и все три сейчас смотрят на нас. Еще один довод, – палец устремился в направлении крыши, – с СВД. Это очень меткий довод, он в Чечне работал. И смотрит он вот на него, – палец указал на Ключника. – Потому что, мне так кажется, что этот твой друг – опасный, как гремучая змея. Самый опасный из всех твоих друзей. Ну, и последний довод с гранатометом сидит за хозблоком… Ну что, Сергей Александрович? Как тебе мои доводы?
Причем все это было сказано спокойно и неторопливо, словно Тенгиз скромно хвастался достоинствами своей забегаловки: тут у нас, дескать, кухня, а тут, извольте видеть, сортир.
Ничего себе!
Даже Сварог такого не ожидал. Автоматы – это уже серьезно. Не для него, конечно, но – вообще, для ситуации…
– Послушай, мил-человек, – сказал Ключник, но вовсе не из-за спины Сварога, а откуда-то справа. Сварог изумленно замотал головой – а, вот где он! Телохранитель, оказывается, незаметно успел переместиться под прикрытие беседки и теперь держал Тенгиза на мушке, сам оставаясь недосягаем для возможных автоматных очередей. – Я ведь могу тебя свинцом накормить по самые гланды, прямо сейчас, и никакие автоматы не спасут.
Молодец, Ключник, даже Сварог не заметил, когда, в какой момент он совершил этот маневр…
– Спокойно! – поднял руку и громко сказал Ольшанский, обращаясь и к Ключнику, и к троице охранников, которые Тенгиза не слышали, зато увидели маневр начальника охраны и тоже схватились за оружие. – Мы сами разберемся!
Лана вот малость подкачала, от неожиданности грохнула выпавшей из пальцев вилкой о стол, но на лице сохранила все же полное равнодушие – не иначе, полагала, что не следует вмешиваться в игрушки взрослых дядь. (И правильно полагала, между прочим.) Как на столь милое сообщение отреагировал Ключник, Сварог не видел, тот находился за его спиной, а за спиной сейчас было тихо и покойно. И это было хорошо.
Больше же всего Сварог опасался неправильной реакции олигарха. Если тот сейчас взбрыкнет, станет качать права, вспомнит о своей олигаршьей неприкосновенности… Конечно, Тенгиз лишь угрожает, вряд ли он решится открывать пальбу, но если Ольшанский поведет себя глупо, то нервы горячих кавказских парней в «Ниве» могут и не выдержать. И пальцы на курках могут дрогнуть.
Но Ольшанский остался невозмутим. То есть настолько невозмутим, словно кавказец говорил самые банальные вещи. Словно кавказец действительно всего лишь хвалил кафе перед заезжими гостями: тут кухня, тут сортир… Выдержки олигарху было не занимать, и не с такими наездами сталкивался, должно быть. Вот только маленький, но гордый Тенгиз о том не имел ни малейшего представления.
Что ж, искреннее браво, олигарх…
– Это правильно, Сергей Александрович, – не очень уверенно сказал кавказец: реакция олигарха оказалась совсем не такой, какую он ожидал.
– В самом деле, Тенгиз, – сказал Ольшанский. – В конце концов, твое желание получить много-много денег на халяву вполне понятно…
Он согласно покивал доводам Тенгиза, потом, к немалому и плохо скрываемому удивлению хозяина кабака, подцепил вилкой немного салата, тщательно прожевал, прислушиваясь к вкусовым ощущениям. И вполне дружелюбно сказал:
– У тебя вкусный шашлык, Тенгиз, спасибо. Но немного недожаренный. Сыроватый малость. Готовить надо тщательнее. Ведь если начнут лупить из автоматов или, не дай бог, из гранатомета, так ведь и тебя положат, дорогой ты мой… А тебе это надо?
Вот так.
Ай, молодца олигарх. Чувствует человека так, что любой штатовский психоаналитик, прознай он про такого самородка из сибирской глуши, немедля сиганул бы со своего сорокового этажа на мостовую. От зависти. Правильно Ольшанский все это сказал, ровно и наплевательски. Что Тенгиза из колеи и выбило. Русские должны были испугаться. Русские должны были хотя бы вступить в переговоры, поторговаться, попросить отсрочки, в конце концов – начать ругаться и наезжать… А русские оставались совершенно равнодушны к доводам. Тенгиз пару секунд сидел с приоткрытым ртом, а когда вознамерился что-то возразить, в дело, повинуясь некоему внутреннему толчку, вступил до сих пор молчавший Сварог.
– Так ведь нету никакого гранатомета, мессир, – почтительно сообщил он Ольшанскому. Потом отломил кусочек лаваша и закинул в рот. – И снайпера на крыше отродясь не было… Автоматы есть, спорить не буду, три штуки в машине. А вот все остальное – блеф наипростейший. Тут наш южный друг попросту соврал. – Он посмотрел в глаза Тенгизу, добивая того: – Так что – поздравляю вас, гражданин соврамши.
Южный друг буркнул:
– Эй, откуда знаешь?.. – и прикусил язык.
– Ну!.. – укоризненно воздел руки Ольшанский, мигом подхватывая игру и не давая кавказцу слова сказать. (То есть, это он так думал, что игру – Сварог ведь говорил чистую правду, но олигарх-то того не знал! И Сварог опять мысленно поаплодировал буржую: грамотно тот подхватил, вовремя и в тон, и даже тени сомнения в его словах не проскользнуло.) – А ты говорил, дорогой, что, мол, честное коммерческое предложение, мамой клялся, прибыль обещал… Что ж ты обманываешь, а, Тенгиз? Где гранатомет, а? Где снайперка? Нет, где, я тебя спрашиваю?.. Молчишь… Врешь, значит… Не хорошо обманывать. И что ж нам теперь с тобой делать?
Лицо Тенгиза серело на глазах. Лицо Тенгиза на глазах теряло уверенность и значимость.
А тут еще добавила и Лана. Совершенно трезвая Лана. Мгновенно придя в себя и тоже включившись, она томным голосом изнеженной дамы из высшего света изрекла:
– Да голову ему оторвать, и все дела…
А Сварог тем временем, специально для кавказца, родил из воздуха сигарету и прикурил ее как обычно. От пальца.
В общем, хэппеннинг на тему бессмертного произведения оказался разыгранным как по нотам.
Тенгиз был повержен и растоптан.
Потом Сварог спрашивал себя: как так получилось, что они, не сговариваясь, буквально несколькими фразами и одним не самым хитрым фокусом сразили кавказца? И ответа не находил. Как-то не воспринялась угроза Тенгиза всерьез, вот в чем дело. Просто очень уж не соответствовали его автоматно-снайперские доводы окружающему благолепию – пустынная трасса, небольшой кабачок на обочине, вкусные шашлыки. И рассказу Ольшанского его доводы не соответствовали… Аркаим, Атлантида, конец света, предназначение – и вдруг гранатометы, «калаши» какие-то, СВД на крыше. Доводы эти показались слишком уж примитивными.
Сварог, пуль не боявшийся, просто развлекался, кидая реплики, подвыпивший Ольшанский, надо понимать, развлекался, подсознательно уверенный в статусе неприкосновенности всеми почитаемого олигарха, а Лана подыгрывала им, уверенная в них обоих и в Ключнике…
