там смотрят и ресницами хлопают? Соблазняют?
– Ваше величество, вы безжалостны, – притворно покачал головой Колючка. То есть эрр Демьен.
– Неправда! – возмутилась Мария. – Я вам не отказала, а за его величество я не в ответе[45].
– Ваше величество! – шут, недолго думая, кинулся на колени перед королем. – Вы позволите поцеловать туфельку прекрасной королевы? Или хотя бы вашу туфельку?
Мария едва не завыла за столом.
Ну… ну кто не смотрел мультик про поросенка Фунтика?
Пинчер-старший: Хозяйка… Хозя-я-яйка-а! Я знаю, это не в ваших правилах, но, в порядке исключения, вы могли бы подать мне руку?
Добер-младший: Или хотя бы ручку… вот этой сумочки…
Ей-ей, интонации у шута были один в один, как у знаменитых сыщиков. Может, рассказать ему эту сказку?
– Мама?
– Солнышко, напомни, чтобы я тебе рассказала сказку про поросенка Фунтика, – кивнула Мария. А что? Ее даже править не придется! Циркачи – они всегда циркачи, а про воздушный шар… ладно! Заменим на дракона. Многоликий есть? Сойдет!
– Напомню, – мордаха у Анны была довольная. Кажется, она поняла, что маму позвали не просто так, поняла, что мама выигрывает с разгромным счетом, и приободрилась. Это же всегда приятно, когда наши бьют не наших! – Это тот, который ноги на стол?
– Нет. Это тот, который очень вежливый и воспитанный. Маленький поросенок, но очень большой обманщик.
– Хочу!!! – Анна едва не подскочила на месте. Мамины сказки ей нравились.
А что тут делать-то?
Средние века на дворе, книгопечатание пока в зародыше, да и стоят книжечки, как корова, не укупишь. И не все еще грамотны. Вот и остается рукодельничать да языками трепать.
Сплетня, возведенная в ранг высокого искусства.
Сказки, песни, истории – Мария по дороге принялась рассказывать дамам «Дикую Розу». Кто ж ее не помнит из девяностых-то годов? И ведь как слушали! Со священным восторгом и трепетом!
– А мне можно будет послушать?
Мария посмотрела на Колючку, который нарисовался рядом. И ведь не сотрешь.
– Пожалуйста.
– Дражайшая супруга, я и не подозревал в вас талант сказительницы, – громогласно заметил Иоанн. – Что ж, рассказывайте тогда для всех?
Мария вздохнула.
Для всех? Вот в этой столовой? Акустика тут, конечно, хорошая, но горло все же болеть будет… и ведь не отвяжется. На морде написано, что жену надо довести. Вот НАДО!
Чешется у него!
Помыть, что ли? Скинуть в колодец, и пусть порадуется… если пролезет?
Ну и ладно! Поступим с вами цинично!
– Я не посмею оскорбить ваш слух рассказами о свинье, ваше величество. Поэтому позвольте поведать вам иную сказку. Совсем небольшую.
Крохотную такую.
Что Мария любила в той жизни, это басни Михалкова. Вроде и недлинные, и почитать перед сном можно, и дергаться потом не будешь, чтобы главу дочитать, и смысл есть. Мало кто знал, что Сергей Михалков – это не только «Дядя Степа», это еще и множество забавных и ядовитых басен.
Что там у нас?
«Кот Тимофей»? «Медвежий зарок»?[46]
Самая подходящая, и даже с намеком на Эрсонов. «Большая кость»!
Мягкий голос разливался по столовой, завораживал, морочил…
– Одна из первых мер предосторожности: / Соразмерять желанье и возможности.
Выразительные глаза Марии остановились на Диане, а потом и на Виталисе Эрсоне. И как-то все поняли, кто и о чем. Кроме Дианы, конечно, та так и хлопала глазами.
Ты сам это посеял. Сам будешь и расхлебывать последствия.
Иоанн сдвинул брови.
– Мне не понравилась ваша сказка, ваше величество.
– Мне очень жаль, ваше величество.
Сожаления в голосе Марии не чувствовалось. Вот ни капельки. Не нравится? Других сказок у меня для вас нет.
– Возможно, вам и не стоило ее рассказывать.
Мария пожала плечами.
– Сказка – ложь, да в ней намек. Добрым молодцам урок. А мне позвольте откланяться, ваше величество. С вашего позволения.
Анна чинно вышла из-за стола и отправилась вслед за матерью.
А как хотелось развернуться, да и показать всем язык! А вот вам!
Съели, ГАДЫ!!!
Гады печально переглядывались и чего-то не понимали. Вот как это так? А?
* * *
Эрк пришел домой довольный и счастливый. До вечера он еще успел порадоваться за себя, успел пообедать и поужинать, успел отправиться гулять с друзьями и вернуться домой, там ему плохо и стало. И ему, и Рому. Рому, правда, ближе к утру, он был крупнее, яд на него подействовал медленнее. А может, съел меньше, кто уж теперь узнает?
Но к утру не стало Эрка. К обеду Рома.
А Бертран…
Бертран был ночью занят по уши.
Бертран понимал, что ему надо бежать. Быстро и далеко. Но также он понимал, и что ему не убежать так просто.
Самое главное, надо сделать так, чтобы все поверили в его смерть. То есть…
– Мама, я пойду рыбку половлю.
– Рыбку?
– Да, мне Ром обещал лодку дать. Может, и наловлю чего?
– Ну, иди, сынок. Ты у меня что-то бледненький?
– Желудок крутит. Боюсь, не съел ли я чего?
– Может, дома останешься?
– Неохота, мам. Чего сидеть-то попусту? А так, с удочкой, с лодочки, может, и поймаю чего? Я уж и червей накопал.
– Ну, иди.
– Можно мне с тобой?
В другой ситуации Бертран бы взял с собой брата, но сейчас Тиму пришлось отказать.
– Извини. Лодка маленькая.
– Я бы на берегу посидел.
– А я потом к тебе греби? Если течением снесет? Не хочу…
Отделаться от брата удалось, и Бертран отправился якобы на рыбалку.
Первое, что он сделал, обежал дома своих приятелей. Возле дома Гридасов было шумно и суетно. Эрку было плохо.
Ром?
Надо полагать, ему тоже… будет. Птицы подохли, так что…
Бертран не хотел оказаться на месте птиц. А потому…
Лодку Рома отвязать и отпустить. Удочку в ней бросить.
Когда лодку найдут, подумают, что Бертрану просто стало плохо, он перевалился через борт и утонул. Ирга – река капризная и вредная, не слишком широкая, но глубокая и с водоворотами. Так что тело в ней не найдут. А и найдут кого другого… его уже через десять дней не опознаешь, утопленник там – и все. Склизкий, раздутый и рыбами объеденный.
А вот самому Бертрану надо бежать. Но не просто так, нет! Мальчишке жутко хотелось мести! Ну хоть какой!
А что он может сделать?
Эммм… идея у Бертрана была. Только такая, что его аж всего перекашивало от одной мысли. Но чего не сделаешь, чтобы напакостить врагу?
Тейн… доступ в библиотеку он ему дал! Но Бертрану он был не особенно нужен. Чтобы мальчишка и не придумал, как туда пролезть?
Давно уж!
И окно он
