— Джей говорит, что будь у него такие же честные глаза, как у Мортона, он бы обокрал полсвета!
Изюминка плана заключалась в том, что некоторые слизеринцы, не страдающие излишками извилин, но страдающие излишками веса, полюбили отнимать сладости у младшеклассников. Тем более что малышня перекинулась на другую идеологическую сторону. Поэтому мы с моим другом одной коробкой с шоколадом, наполненным Амортенцией, решили устроить минипраздник торжества справедливости.
Воспроизведя с помощью разных источников хронологию событий, всё действо разворачивалось так. После занятий Мортон притащил коробку в слизеринские подземелья, демонстративно потаскав её перед носом у Крэбба. Тот, естественно, не удержался и отнял у ребёнка конфеты. Но в защиту Крэбба стоит сказать, что тот не жадничал, и угостил всех желающих. Кто оказался среди желающих, можно было разглядеть невооружённым глазом…
Говорят, всё началось в библиотеке. Вейн зачем-то заскочила туда на секундочку — там и настиг её старина Грегори Гойл. И он попытался… нет, вы не поверите… он попытался прочесть ей стихи! Притом собственного сочинения. Как Ромильда не упала в обморок после такого, я не знаю, потому что где Гойл, и где стихи… Хотя кто знает, может у человека талант пропадает?
В попытке убежать от Гойла, она наткнулась на Крэбба. Тот, почуяв в своём друге счастливого соперника, тут же на него набросился. Ромильда получила отличный шанс сбежать от назойливых поклонников, пока те выясняли отношения, но сразу же за углом её настиг абсолютно счастливый Блэйз Забини, робко преподнеся ей букетик трансфигурированных ромашек, из которых изредка торчали зубчики бывших вилок…
Согласно свидетельским показаниям, Ромильда попятилась с испуганным выкриком «Мама!». Но тут началось самое пикантное. Мощным движением руки оттолкнув Забини, на арену выступила тяжеловес Буллсроуд с заявлением:
— Отвали, косоглазый метис, и не лезь в истинно женскую любовь!
Вот тут гриффиндорская храбрость дала трещину и Ромильда Вейн рванула с места на третьей скорости. Все жертвы её несравненного обаяния — за ней. Так они и оказались в Большом Зале, где как раз начинался ужин.
Это был фурор. Зрители плакали, как и я — от смеха. Профессура и старосты пытались поймать кампанию довольно долго. Снейп, бледный от гнева, быстро скумекал, что к чему и отправился к себе, готовить антидот. Пострадал то его факультет… МакГоноголл тоже была не в восторге от происшедшего, зато другие преподаватели откровенно хихикали. Дамблдора, собственно, не было.
Следствие по этому делу тут же зашло в тупик. По словам Гермионы (она присутствовала при этом) Снейп тут же набросился на Вейн и обвинил её в том, что она подлила Амортенцию. Та же, находясь в полуистеричном состоянии (Гермиона не даст соврать) крикнула Мастеру Зелий прямо в лицо:
— Зачем мне подливать Амортенцию вашим тупым слизеринцам?!
На этот сакраментальный вопрос даже у Снейпа не нашлось ответа. Очухавшиеся жертвы ничего толкового припомнить не смогли, только мрачный Забини сказал, что они ели шоколадные котлы. Откуда взяли? Дал Крэбб. По словам Гермионы, тот замялся и заявил, что нашёл бесхозный шоколад. Видимо, случилось чудо и в нём проснулись зачатки совести, так как не признался в том, что отнял шоколад у первоклашки.
Я блаженно развалился в кресле у камина в гриффиндорской гостиной с чувством выполненного долга. Лу сидела рядом и рисовала чернильных чёртиков разных размеров на куске пергамента. Когда в комнату вошли Гермиона, тщетно пытающийся скрыть хихиканье Рон, и злая как дьявол Ромильда, я продемонстрировал самую обворожительную улыбку из всех имеющихся в наличии.
Вейн яростно вытаращила на меня свои глаза и помахала сжатым кулаком в воздухе, видимо, представив, что это моя шея.
— Ты что-то хочешь мне сказать? — ласково спросил я.
Она издала какой-то нечленораздельный рык и убежала в свою комнату. Её проводили иронично-сочувствующими взглядами и среди присутствующих послышались смешки. Но под грозным взглядом Гермионы все заткнулись.
— А может, несчастная девочка страдает от неразделённой любви? — весело посмотрела на меня наша светловолосая бестия, — а ты с ней так жестоко?
— За что боролась, на то и напоролась, — выдал я приговор.
Сказать по-честному, угрызения совести меня не мучили.
Гермиона присела на подлокотник кресла, в котором сидела Лу и строго на меня посмотрела.
— Это твоих рук дело? — вопросила она меня.
— Вообще-то, — весело ответил я, — это её рук дело. И ты прекрасно знаешь, что на месте наших друзей-слизеринцев должен был быть я.
— А нельзя было обойтись без показательных выступлений? — тихо спросила Гермиона.
— Зато она отвадилась от меня на всю оставшуюся жизнь, — уверенно заявил я, — Она это заслужила. Нечего подбрасывать всякую дрянь. Пострадало только её самолюбие… ну и самолюбие жертв её чар, конечно.
— Гарри!
— Что, Гарри? Гермиона, они же у детей шоколад отнимали!
* * *
Данный инцидент обсуждали, конечно, ещё несколько дней. Хотя я должен был признаться самому себе, что подкинул Ромильде неплохой подарочек. Нет, дело не в том, что я уберёг её от одного лохматого очкастого парня в качестве бой-френда. Я обеспечил ей шикарную рекламу. Джинни мне сообщила, что популярность её после этого случая резко возросла. Симус даже приглашал её пару раз на свидания.
— Конечно, шоколад с зельем было очень подлым ходом, — стояла на своём Гермиона, — но я всё равно считаю, что надо было решить вопрос по-другому.
— Как? — не понимала Лу, — Гарри должен был подойти и сказать ей — отвали, ты мне не нравишься?
— А теперь она смотрит на меня как… Да она даже на меня и не смотрит! — поддержал я.
— Она злится, естественно… Но теперь получается, что ты принял её вызов, и тем самым подогрел её спортивный азарт, — умудрёно изрекла Гермиона.
— Спортивный азарт? — весело воскликнула Лу, — ты думаешь, она хочет заполучить нашего Гарри только из-за спортивного азарта? Смотри, какой он хорошенький!
Она взлохматила мне волосы, и я старательно похлопал глазками. Гермиона рассмеялась и сказала:
— Надо было просто её проигнорировать.
— Зато было весело, — парировали мы с Лу.
— Да, весело. Не вам же пришлось отлавливать слизеринцев!
* * *
Как и следовало ожидать, компания неудачливых жертв любовной провокации не могла просто так забыть свой позор. Тем же вечером Крэбб призвал к ответу маленького Мортона и пообещал вытрясти душу, если тот не скажет, кто дал ему котлы. Мортон (да благословит Мерлин его за такие честные глаза) не стал геройствовать и признался со всем раскаянием, на которое был способен:
— Я их украл!
Расстроившийся Крэбб (конечно, не дали из ребёнка душу вытрясти) обратился к Малфою с вопросом: «Чё теперь делать-то»? Но тот ему ответить не смог, потому как заливался истерическим хохотом вместе с Паркинсон и Ноттом, изображая робкого влюблённого Забини. Короче, веселились все.
Близился март, погода менялась и вместо метелей на нас обрушивались отвратительные холодные дожди. Время шло, не обращая внимания на пророчества и ситуацию в Министерстве, об изменении которой уже говорили многие ученики. Но уроки продолжались, я ходил на тренировки, которые ничто не могло отменить — ни дождь, ни снег, ни ураганный ветер, ни крушение НЛО на квиддичном поле… Мы с Патом продолжали заниматься анимагией, хотя с относительными результатами. Мой друг был оптимистом во всём, что касалось экспериментов и науки, поэтому он был уверен, что вот ещё чуть-чуть, и у нас получится. Я уже ни в чём не был уверен.
Пат продолжал свои научные изыскания, жалуясь периодически то на отсутствие литературы, то на отсутствие электронного микроскопа. На Зельях он коварно улыбался собственным творениям, ласково обещая: «Я тебя расщеплю на формулы!» и всё строчил то в учебнике, то в своей толстой тетради химические иероглифы, перемежённые знаками вопроса и восклицания.
Со Снейпом их отношения вошли в фазу вооружённого нейтралитета. Сын молча работал, отец молча наблюдал. Назвать это «налаживанием отношений» язык не поворачивался. Девчонки верили, что всё закончится хорошо (Гермиона, кажется, в тайне надеялась, что профессор станет добрее и будет меньше третировать учеников). Я знал характер Пата, и значит, мог судить и о характере Снейпа. Поэтому у меня был более пессимистичный настрой.
Конечно, стоит рассказать о начавшихся занятиях по аппарации. Занятия проводил какой-то хилый чудик из Министерства — мистер Двукросс. Действо проходило в Большом Зале. Перед первым уроком моё больное воображение нарисовало мне много картинок внезапного появления в самых неподходящих местах в самое неподходящее время. В результате чего я решил, что обязательно поставлю на свой дом антиаппарационную защиту.
