Однако остальные его обязанности были совсем не шутовскими. – «У Утку меч, у меня перо и пергамент». – Гриф велел Тириону записать всё, что тот знает о драконах. Задача была не из легких, но карлик напряженно над ней работал каждый день. Старательно карябая пергамент, сидя, скрестив ноги, на крыше .
Тирион в своё время прочитал немало книг о драконах, но львиная доля этой писанины представляла собой досужие домыслы, которым нельзя было доверять, да и книги, которыми его снабдил Иллирио, были явно не те, что надо. Ему бы здорово пригодился полный текст «Огней Фригольда» – составленной Галендро истории Валирии. В Вестеросе не было ни одной полной копии книги, даже та, что хранилась в Цитадели, недосчитывалась двадцати семи свитков. – «В Старом Волантисе наверняка есть библиотека – может, там я найду лучшую копию, если мне удастся попасть за Чёрные Стены, в сердце города».
Куда меньшие надежды он возлагал на труд септона Барта «Драконы, змеи и виверны: их необычная история». Барт был сыном кузнеца, но при Джейехерисе Миротворце стал королевским Десницей. Его враги утверждали, что он скорее чародей, нежели септон, и Бейелор Благословенный, вступив на трон, приказал уничтожить все рукописи Барта. Лет десять назад Тириону довелось прочесть уцелевший фрагмент «Необычной истории», но он сомневался, что какая-либо из книг Барта найдется по эту сторону Узкого моря. Ещё меньше были шансы найти отрывочный, напитанный кровью трактат анонимного автора, который называли «Кровь и огонь» и иногда «Смерть драконов» – считалось, что его единственный уцелевший экземпляр хранится где-то взаперти в подземельях Цитадели.
Когда на палубу вышел зевающий Полумейстер, карлик как раз записывал всё, что мог припомнить о брачных играх драконов, хотя взгляды Барта, Манкана и Томакса по этому вопросу значительно расходились. Хэлдон прошёл к корме, чтобы помочиться на солнечную дорожку на воде, рассыпающуюся блёстками при каждом порыве ветра.
– К вечеру мы доплывем до места слияния Ройна с рекой Нойн, Йолло, – громко сказал он Тириону.
Карлик оторвал взгляд от своих записок.
– Меня зовут Хугор, а Йолло у меня в штанах. Хочешь, чтобы я его выпустил погулять?
– Лучше не надо – черепах перепугаешь, – улыбка Хэлдона была остра, как лезвие ножа. – Так как там называлась улица в Ланниспорте, где ты родился, Йолло?
– Это был переулок, и названия у него не было.
Тирион с язвительным удовольствием выдумывал детали красочной жизни Хугора Хилла, так же известного как Йолло, бастарда из Ланниспорта. – «Лучшая ложь та, что приправлена щепоткой правды». – Карлик понимал, что акцент выдает в нём уроженца Западных Земель, причем уроженца благородного, так что Хугор должен был быть ублюдком какого-нибудь дворянчика. Хугор родился в Ланниспорте – потому что Тирион знал этот город гораздо лучше, чем Старомест или Королевскую Гавань, а все карлики рано или поздно оказываются в больших городах, даже те, кого деревенские мамаши рожают на грядке с репкой. В деревнях нет ни кунсткамер, ни скоморошьих представлений... зато предостаточно колодцев для нежданных котят, трехголовых телят и младенцев вроде него.
– Вижу, ты опять портишь хороший пергамент, Йолло, – Хэлдон завязал бриджи.
– Не всем же тут быть полумейстерами, – Тириону свело руку; он отложил перо и размял короткие пальцы. – Не хочешь ещё раз сыграть в кайвассу?
Полумейстер его постоянно обыгрывал, но это был хоть какой-то способ убить время.
– Вечером. Я даю урок Юному Грифу – составишь компанию?
– Почему бы и нет. Должен же кто-то исправлять твои ошибки.
На «Скромнице» было четыре каюты. Яндри и Исилла делили одну, Грифы – вторую. У септы Леморы и у Хэлдона тоже были свои собственные каюты. Полумейстерова каюта была самой большой. Одну стену в ней занимали книги и корзины, набитые старыми свитками и пергаментами; на другой были полки, заставленные мазями, целебными травами и снадобьями. Через круглое окошко, забранное волнистым жёлтым стеклом, внутрь лился золотистый свет. Из мебели тут были койка, письменный стол, стул с табуретом и полумейстеров столик для кайвассы, уставленный резными деревянными фигурками.
Занятие начали с языков. Юный Гриф знал общий язык как свой родной, и бегло говорил на высоком валирийском и вульгарных диалектах Пентоса, Тироша, Мира и Лисса, а также на торговом жаргоне моряков. Волантийский диалект был для него в новинку, как и для Тириона, так что каждый день они учили новые слова, а Хэлдон поправлял их ошибки. С миэринским было сложнее: корни у него были тоже валирийские, но это деревце привили к грубому и некрасивому языку Старого Гиса.
– Чтобы правильно говорить по-гискарски, надо жужжать носом, как пчела, – пожаловался Тирион.
Юный Гриф засмеялся, но Полумейстер только сказал:
– Повторим.
Мальчик повиновался, хотя на этот раз, произнося «з-з-з-з», закатил глаза. «У него лучше слух, чем у меня, – был вынужден признать Тирион, – хотя, держу пари, на язык я проворнее».
За языками последовала геометрия. В ней мальчик был уже не так искусен, но Хэлдон был терпеливым наставником, да и Тирион сумел принести им кое-какую пользу. Он научился тайнам квадратов, кругов и треугольников у мейстеров своего отца в Кастерли Рок, и они вспоминались быстрее, чем он мог ожидать.
К тому времени, как они перешли к истории, Юный Гриф начал уставать.
– Мы прошли историю Волантиса, – сказал ему Хэлдон. – Ты можешь объяснить Йолло разницу между «тигром» и «слоном»?
– Волантис – старейший из Девяти Вольных Городов, первое дитя Валирии, – со скукой в голосе ответил парень. – После поглотившего Валирию Рока, волантийцам было приятно считать себя наследниками древней Валирии и полноправными властителями мира, но они не сошлись в вопросе, как именно достигнуть господства. Древние роды предпочитали меч, тогда как купцы и ростовщики отстаивали мирную торговлю. Со временем боровшиеся за власть группировки стали называть соответственно «тиграми» и «слонами».
«Тигры» оставались у власти почти сто лет после Рока Валирии. Какое-то время они преуспевали: волантийский флот захватил Лисс, армия взяла Мир, и в течение двух поколений всеми тремя городами управляли из Чёрных Стен Волантиса. Победы закончились, когда «тигры» попытались поглотить и Тирош. К войне на стороне Тироша присоединился Пентос вместе со Штормовым Королем Вестероса, Браавос дал лиссенийским изгнанникам сотню боевых кораблей, с Драконьего Камня на Черном Ужасе вылетел Эйегон Таргариен, а Мир и Лисс подняли восстания. Война опустошила Спорные Земли, но освободила Лисс и Мир от волантийского ига. «Тигры» пережили и другие поражения: флот, который они отправили на захват Валирии, пропал в Дымящемся Море; Квохор и Норвос разбили их силы на Ройне, на Кинжальном озере, где в битве сошлись огненные галеры. С востока пришли дотракийцы, заставив простой народ побросать свои хижины, а знать свои поместья, пока от Квохорского леса до верховьев Сельхору не остались лишь трава и руины. За сто лет войн Волантис был разбит, разорён и обезлюдел. Именно тогда к власти пришли «слоны», которые правят по сей день. Иногда «тиграм» удается избрать своего триарха, иногда нет, но всегда не более одного, так что уже триста лет городом правят «слоны».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
