Он же ничего не теряет. Смотается до школы, разведает обстановку – и назад. А будут его ругать за то, что он пришел в восемь или в девять, – это неважно.
Школьный парк накрыл вечерний сумрак. Идти мимо темных облетевших яблонь и берез было жутковато. Так и виделось, как из-за корявого ствола выныривает Иван Иванович Иванов и предлагает Сашке на выбор: смерть быструю, смерть мучительную или смерть еще какую-нибудь.
Чтобы было не так страшно, Квасников поскорее пробежал через парк и оказался на площадке перед школой. Ближайший фонарь был за забором, и до площадки долетали его сумрачные отблески, дающие больше тени, чем света.
Кстати, о свете!
Сашка задрал голову. Куда выходят окна кабинета труда, он не помнил. Но если Илька туда добрался, то какие-нибудь окна на пятом этаже должны быть освещены.
И точно. Во всем здании горело четыре окна на пятом этаже. В одном из них четко просматривалась высокая человеческая фигура.
За спиной у Сашки зашуршали кусты. Он быстро обернулся, готовый увидеть всю чертову компанию – и старика, и Ивана Ивановича Иванова, и куклу.
Мигнул далекий фонарь, хлопнула дверь подъезда, звякнул велосипедный звонок.
Никого.
Квасников опять посмотрел на пятый этаж школы. Окна погасли. Человеческой фигуры тоже видно не было.
– Ну вот, – пробормотал Сашка себе под нос, – самое интересное пропустил. Теперь Шагунов сам во всем разберется, и вся слава одному ему достанется.
Вопрос со славой больше всего волновал Квасникова. Ему было двенадцать, а знали о нем только родители с сестрой да одноклассники. Для двенадцати лет было маловато.
– Как же он вошел? – Сашка подергал решетку, закрывающую входную дверь. На ней висел замок, и не было похоже, чтобы его взламывали.
Попасть в школу можно было еще через окна первого этажа, пожарную лестницу и два черных хода – через столовую и около спортивного зала.
Квасников пару раз обежал вокруг школы. Оба черных хода были надежно заперты, на всех окнах первого этажа были решетки.
Второй круг дался ему тяжелее, потому что на улице резко потемнело.
Получалась какая-то странность. Внутри здания кто-то был, а как он туда попал – неясно. Если только не предположить, что этот некто вошел и за ним другой некто запер дверь.
На пятом этаже снова загорелся свет. На окнах дрогнули шторы.
– Шагунов! – негромко позвал Квасников. Кричать громко он боялся. Не хватало еще, чтобы на его вопли сбежались все окрестные привидения.
По шторам пробежала неясная тень, за ней другая. Потом к стеклу кого-то припечатали спиной. И свет погас.
– Как же ты туда вошел? – забеспокоился Сашка. Он почему-то решил, что в кабинете труда сейчас и происходит самое важное, битва века, и он, Квасников, должен быть там обязательно.
Сашка уже собрался в третий раз обойти школу, как вдруг где-то за углом стукнуло окно. На цыпочках Квасников обогнул школу.
Было открыто окно в кабинет директора.
За шесть лет учебы в школе Сашке несколько раз доводилось бывать на знаменитом красном ковре в директорской. Хороших воспоминаний о тех визитах у него не осталось.
На пятом этаже грохнула фрамуга. Сашка выбежал обратно на площадку. В кабинете труда происходило что-то непонятное – свет мигал. Мигал неровно, словно кто-то неведомый выводил бесовскую морзянку.
Рядом с Квасниковым вздохнули.
Сашка не обратил на это внимания.
Будут тут всякие вздыхать, а он оборачивайся.
На долгие полминуты свет загорелся, а потом погас. Совсем. И фонарь на улице тоже.
– Что за черт! – возмутился Сашка, поворачиваясь к любителю вздыхать.
Рядом с ним стоял Иван Иванович Иванов и смотрел нехорошими зелеными глазами.
– Мама! – Крик сам вырвался у Квасникова из груди.
Иван Иванович Иванов медленно мигнул и так же медленно стал поднимать руку, в которую было что-то зажато.
Дальше у Сашки голова стала работать отдельно от тела. Все внутри его требовало, чтобы он немедленно («Слышишь? Сейчас же!») бежал домой и все рассказал родителям. Ноги же почему-то понесли Сашку к открытому окну. Он мгновенно пролез сквозь прутья решетки, оставив на улице кроссовку с правой ноги, захлопнул окно, закрыл шпингалеты, пролетел мрачный кабинет с красным ковром и выбрался в гулкий пустой коридор первого этажа.
Если бы у него сейчас были молоток, гвозди и доски, он бы не поленился заколотить окно и дверь в директорскую. Но ничего у него не было, поэтому, припадая на правую ногу, он помчался на пятый этаж.
Сашке сильно повезло бы, если бы он все-таки заколотил дверь. Потому что как только он пробежал кабинет и направился к лестнице, из директорского кресла поднялась темная фигура (а какая еще фигура могла быть в темном помещении, куда сквозь зашторенные окна не попадал свет уличных фонарей?) и бесшумно выскользнула следом за Квасниковым.
Не чувствуя под собой ног, Сашка взлетел на пятый этаж. Здесь все было тихо. Задержав дыхание, он протянул руку к двери кабинета труда.
Но дверь открылась сама, сильно шарахнув Сашку по руке. В придачу ко всему сверху на него упал увесистый том Ожегова.
– Какого лешего! – выругался Квасников. Он не мог понять, за что теперь хвататься – то ли за дверь, то ли за ушибленную руку, то ли за пострадавший лоб. Хотя впору было хвататься за голову, потому что за дверью происходило невозможное – с остервенелым лицом Илька Шагунов выкручивал манекену руку. – Ты чего творишь? – Кинулся Сашка к приятелю.
– Не подходи! – заревел Шагунов, отпихивая Квасникова. – Зашибу!
– Да я тебя сейчас сам зашибу!
Сашка одной левой мог сбить с ног тщедушного Ильку. И Шагунов об этом прекрасно знал и в нормальном состоянии кричать такую глупость он просто не мог. А значит, с другом происходила какая-то беда.
– Отвали от него!
Квасников попытался разнять дерущихся, за что получил внушительный удар в челюсть и оказался на полу. Пока Сашка приходил в себя и тряс головой, около двери он успел заметить свой затоптанный платок. Тот самый, что еще совсем недавно был платочным человечком.
– У тебя совсем, что ли, крыша поехала? – возмутился Квасников, все еще глядя на свой изгвазданный платок. – Ты зачем его разобрал? Ты что тут вытворяешь?
Вклиниться между упорно сопящим Илькой и застывшим, как столб, манекеном не получалось. Тогда Сашка просто наподдал Шагунову ногой сзади.
– Не лезь не в свое дело!
Илька развернулся и посмотрел на друга чужим тяжелым взглядом. На секунду Сашка подумал, что перед ним стоит не Илька Шагунов, знакомый до последней черточки лица, а неизвестный пацан.
– Сказано было тебе – вали отсюда! – прохрипел Шагунов. – Пока всерьез по башке не получил.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
