Итак, на дороге в Дингуолл нас оказалось всего трое. У меня был толстый кошелек и письмо от хозяина Элдриджа – и то и другое должно было способствовать благополучному переезду через Ла-Манш.
Ехать по снегу было нелегко. Предательское белое покрывало толщиной чуть ли не в целый фут скрывало под собой камни, ямы и тому подобные препятствия, так что лошадям на каждом шагу угрожала опасность оступиться или поскользнуться. Комья грязного снега летели вверх из-под копыт, пачкая ноги и животы коней, клубы пара подымались в морозный воздух из конских ноздрей.
Мурта ехал впереди, по еле заметным признакам определяя, где проходит дорога. Я двигалась рядом с Джейми, чтобы вовремя оказать помощь, если он вдруг потеряет сознание, хотя он был по его настоянию привязан к седлу. Свободной оставалась только левая рука, она лежала на рукоятке пистолета, прилаженного к седельной луке, и была накрыта плащом.
Мы проезжали мимо убогих домишек, над крышами которых вились дымки, но ни их обитатели, ни какие-либо животные не высовывались наружу по случаю холода. Лишь кое-где можно было увидеть человека с ведром либо охапкой сена, направлявшегося к хлеву. Дорога же оставалась пустынной.
Отъехав две мили от Элдриджа, мы оказались в непосредственной близости от мрачной громады Уэнтуортской тюрьмы; дорога здесь была хорошо утрамбована: движение, как видно, не прекращалось ни в какую погоду, даже самую скверную.
Наше появление совпало по времени с полуденной трапезой: мы так и рассчитали. Надеялись, что караульные будут в достаточной степени заняты своими пирогами и кружками эля. Мы неторопливо миновали поворот к тюремным воротам – этакая небольшая группа путников, которым выпало на долю оказаться в дороге в столь неприятный день.
Отъехав подальше от тюрьмы, мы остановились передохнуть в сосновой рощице. Мурта заглянул под низко опущенные широкие поля шляпы Джейми, которые должны были скрывать его приметные волосы.
– Как ты там, паренек?
Джейми поднял голову. Лицо бледное, и, несмотря на ледяной ветер, по нему стекают на шею капли пота.
– Вроде бы ничего. – Он попытался улыбнуться.
– Как себя чувствуешь? – не удержалась от вопроса и я – уж очень не похожа была его вялая мешковатая посадка на обычную стройную и полную грации манеру держаться в седле.
– Да вот пытаюсь решить, что у меня болит сильнее – ребра, рука или задница, – ответил он, награждая и меня тем же подобием улыбки. – Отвлекаюсь этими глубокими размышлениями от болей в спине.
Тут он как следует приложился к фляжке, которой предусмотрительно снабдил нас сэр Маркус, и передал ее мне. Качество спиртного оказалось намного выше того, каким меня потчевали по пути в Леох, но крепость ничуть не меньше. Мы поехали дальше, а в желудке у меня разгорелся небольшой славный костер.
Лошади преодолевали вполне спокойно склон, снег летел из-под копыт, но вдруг я увидела, как Мурта резко повернул голову. Проследив направление его взгляда, я заметила наверху четверых солдат в красных мундирах.
Спасаться бегством было бессмысленно. Нас заметили тоже, и эхо громкого оклика разнеслось над холмом. Надо было попробовать обман. Даже не оглянувшись, Мурта двинулся навстречу солдатам.
Солдат возглавлял капрал, на вид старый служака, уже немолодой, но державшийся очень прямо в своем зимнем мундире. Он вежливо поклонился мне, после чего обратился к Джейми:
– Прошу прощения, сэр и мадам. У нас приказ останавливать всех, кто едет по этой дороге, и расспрашивать насчет беглых узников из Уэнтуортской тюрьмы.
Узников… Значит, я и в самом деле освободила вчера не одного только Джейми. Я радовалась этому – по нескольким причинам, в том числе и потому, что поисковые отряды в результате окажутся малочисленными. Четверо против троих – перевес невелик, можно было ожидать худшего.
Джейми не ответил и поехал дальше вперед, опустив плечи и свесив голову на грудь. Из-под шляпы сверкнули его глаза – он был в полном сознании. Как видно, он знал этих людей, могли и они узнать его по голосу. Но тут в дело вмешался Мурта, остановив свою лошадь между мной и солдатами.
– Сэр, мой хозяин, как видите, занедужил, – заговорил он с капралом самым подобострастным тоном. – Может, вы бы показали нам правильную дорогу на Баллу? Я что-то не уверен, что мы едем куда надо.
Мне поначалу было непонятно, что это он затеял, но он быстро поглядел в мою сторону и начал делать какие-то знаки глазами: назад и вниз, назад и вниз, потом с неимоверной быстротой снова на капрала, так что тот явно был вполне уверен, что Мурта – весь внимание. Джейми в опасности? Свалился с седла? Делая вид, что поправляю капор, я обернулась – и чуть сама не свалилась с седла в полном шоке.
Джейми сидел ровно, голова опущена, чтобы скрыть лицо, но со стремени капала кровь, испещряя снег дымящимися красными точками.
Мурта, успешно изображая полнейшую бестолковость, вынудил уже всех четырех солдат объяснять ему, что дорога, поднимающаяся на вершину холма, единственная, которая ведет сначала в Дингуолл, а оттуда – к морю, в Баллу, всего-то три мили до побережья.
Я моментально соскочила с лошади и лихорадочно начала дергать подпругу. Топчась по снегу, набросала его под брюхо лошади Джейми, чтобы засыпать предательские красные капли. Мурта все еще пререкался с капралом, все они смотрели на вершину холма. Воспользовавшись этим, я быстро скинула одну из трех надетых на меня нижних юбок, откинула полу плаща Джейми и сунула свернутую юбку ему под бедро, не обращая внимания на то, что он вскрикнул от боли. Пола плаща легла на место как раз вовремя: Мурта и англичане, подъехав ко мне, застали меня возле моей лошади, я делала вид, что никак не справлюсь с подпругой.
– Кажется, ремень немного ослаб, – простодушно пояснила я, устремив невинный взор на ближайшего ко мне солдата.
– Почему вы не поможете леди? – обратился тот к Джейми.
– Муж нездоров, – сказала я. – Да я справлюсь и сама, не беспокойтесь.
Капрал проявил к моим словам неожиданный интерес.
– Нездоров, вот как? А что с вами такое? – Он подал коня вперед и заглянул Джейми под шляпу. – Да, выглядите вы неважно. Снимите-ка вашу шляпу, приятель. Что это у вас с лицом?
Джейми застрелил его сквозь полу плаща. Капрал находился от него не далее чем в шести футах и упал мертвый с седла еще до того, как пятно крови у него на груди расплылось величиной с мою ладонь. У Мурты в каждой руке оказалось по пистолету, прежде чем капрал упал на землю. Первый выстрел не попал в цель из-за того, что испуганная лошадь шарахнулась в сторону, зато второй уложил солдата наповал.
Из двух оставшихся в живых солдат один повернул коня и поскакал прочь, направляясь к тюрьме, – очевидно, за помощью.
– Клэр! – Я обернулась на крик Джейми и увидела, что он показывает мне на беглеца. – Останови его!
У него хватило времени перебросить мне пистолет, потом он выхватил саблю и встретил нападение четвертого солдата.
У меня был конь, привычный к сражениям; прижав уши, он бил копытом по земле, но оставался на месте, пока я не поднялась в седло. Зато сразу после этого, явно обрадованный тем, что может убраться подальше от всей этой шумихи со стрельбой, рванулся вперед следом за удирающим солдатом.
Снег мешал нам двигаться в той же степени, как и беглецу, но лошадь у меня оказалась сильнее, к тому же солдату приходилось прокладывать путь по целине. Мало-помалу мы настигали его; расстояние сократилось примерно до десяти ярдов, когда до тюрьмы оставалась миля, не больше.
Я остановила коня и спрыгнула на землю: приучен мой конь к участию в сражениях или нет, но я не была уверена, как он поведет себя, если я стану стрелять с седла. Я опустилась коленями на снег и сделала все так, как учил меня Джейми: локтем уперлась в колено, положила пистолет на предплечье и выстрелила.
К моему немалому удивлению, я попала в скачущую лошадь. Она оступилась, потом упала на одно колено и покатилась по земле, разбрасывая ногами комья снега во все стороны. Рука моя ныла после отдачи пистолета, я стояла и растирала ее, глядя на упавшего солдата. Он тоже был ранен. Попробовал приподняться на локте, но тут же запрокинулся навзничь. Лошадь, плечо у которой кровоточило, встала на ноги и поплелась прочь, волоча за собой поводья.
Только много позже я припомнила, о чем думала в те минуты. Солдата нельзя оставлять в живых. Мы слишком близко от тюрьмы, другие патрули, несомненно, его обнаружат раненного, а он мало того что опишет нашу наружность, но и сообщит, какой дорогой мы поехали. До берега по меньшей мере три мили, то есть два часа пути по тяжелой дороге. А там еще надо найти судно. Я попросту не могла дать ему возможность рассказать кому-то о нас…
При моем приближении глаза его широко раскрылись, в них я увидела боль и удивление, но не страх: перед ним была всего лишь женщина. Человек постарше отнесся бы к этому обстоятельству иначе, но передо мной на снегу, испятнанном кровью, лежал юноша, почти мальчик… умирающий мальчик. Он прижал пальцы к пропитавшемуся кровью мундиру на груди, локти подломились, и через несколько секунд обращенные к небу глаза перестали видеть, хоть и оставались открытыми. Я больше не в силах была смотреть на это лицо, повернулась и пошла прочь, к своим.
