– Сенсация! – Алдоничев покраснел. Губы его, напротив, остались бледными, будто бы высохшими. – Значит, обе женщины могут быть там, в «лазарете»…
– Я с вами согласен, – кивнул невозмутимый Чиряев. – И Исаева, и Саламатина-Стромберг побывали в том загородном доме, где ночью находился Андрей Георгиевич. Вмешательство членов другой группировки спасло ему жизнь, и я очень рад этому! Кстати, я уже побывал в клинике, где сейчас лежит Озирский. Но он, несмотря на наше личное знакомство, отказался разговаривать со мной. Андрей вообще категорически отказывается беседовать на эту тему, объясняя всё тем, что связан словом со своими спасителями. Тут вообще всё очень сложно. На вопрос о женщинах, которые могли находиться в том доме, Озирский ответил так: «Лично я их не видел. Но не могу утверждать, что их там не было. Я не имел никакой возможности смотреть по сторонам, сами понимаете». От возбуждения уголовного дела Озирский наотрез отказался, тем более что все потенциальные обвиняемые уже мертвы. Вероятно, Исаева и Саламатина были привезены в тот дом гораздо раньше, чем Андрей. Там их элементарно ограбили, а потом переправили в «Лазарет Келль». Исаева исчезла двадцать девятого августа, Саламатина – восьмого сентября. Кстати, она находилась на шестом месяце беременности. Сейчас должно быть уже шесть. – Чиряев многозначительно оглядел всех собравшихся. Грачёв бессознательно потянулся за «Кронверком», хотя в кармане лежал «Салем». – По этой причине Илона могла особенно заинтересовать Элеонору. Той явно хотелось опробовать препараты и на беременной…
– Фашистка! – пробормотал Алдоничев, прижимаясь спиной к спинке стула с пунцовой обивкой. – Это же… прямо-таки «отряд семьсот тридцать один»!
– «Отряд пятьсот шестнадцать», Лёня, – поправил Петренко. – Там экспериментировали с химией. Это всё? – Подполковник повернулся к следователю Загорулько.
– Пока всё. – Тот пальцами распушил усы.
– Правильно поступил Горбовский, когда пустил это дело вперёд всех остальных. – Вершинин поднялся из-за стола. – Я благодарен вам за ценную информацию. – Он кивнул обоим следователям. – Геннадий Иванович, вы доложите полковнику?
– Разумеется. Не исключено, что другие ценности, найденные на пожарище, также принадлежали жертвам гражданки Келль. – Петренко ещё сильнее втянул и без того впалые щёки.
– Это можно проверить по делам людей, пропавших за последнее время, – предложил Чиряев.
– Проверим, когда «Лазарет Келль» возьмём! – Грачёв тоже встал. – Прошу прощения, но нам с Владом нужно успеть по крайней мере в два места.
Он думал об Андрее, которого обещал навестить, и о Романе Брагине – неизвестном прибалтийском омоновце. Конечно, Грачёв сильно сомневался в том, что их пропустят к Озирскому, но попытаться стоило. Кроме того, он не оставил надежды добраться сегодня до проспекта Славы. Увидев, что время перевалило за шесть, Всеволод решил откланяться.
Распрощавшись со следователями, Петренко и Алдоничевым, Грачёв и Вершинин вышли в коридор. Тотчас же к ним подскочил вездесущий Тенгиз Дханинджия, который словно караулил за углом. В руке он держал свою элегантную папку, в которой всегда носил документы.
– Всеволод, думаешь, у меня есть время по всему Дому тебя искать? Полчаса, как дурак, к людям пристаю. Отойдём на пару слов! – Тенгиз выразительно взглянул на Грачёва. – По поводу крови на платке.
– Ну?! – вскинулся Всеволод, снова возвращаясь к реальности. – Что можешь сказать?
– Группа четвёртая, резус отрицательный. Я выполнил твою просьбу? – Тенгиз подкрутил усы и подмигнул Вершинину.
– За мной магарыч, батоно, но только в понедельник. Сегодня совершенно некогда. Кстати, раз уж начали за нитку тянуть, попробуем и весь клубок размотать. Запроси-ка материалы на Али Мамедова. В Баку он достаточно известен, а у нас пока ещё не очень. Это один из тех бандитов, что погибли ночью в Белоострове. К сожалению, его отчества и года рождения я не знаю. Думаю, что шестидесятый. Мне это очень нужно, для дела. Потом расскажу поподробнее.
– Между прочим, я где-то читал, что люди разных национальностей имеют определённые группы крови, – заметил Вершинин. – Как его звали? Али Мамедов? Азербайджанец? Так вот, очень многие представители народов, исповедующих ислам, имеет либо третью, либо четвёртую группы крови. Именно этим объясняется их непереносимость к свинине.
– А грузины какую группу имеют? – заржал Тенгиз. – У меня, например, первая с положительным резусом.
– Про грузин там не писали, – признался Владислав. – Севка, что с тобой случилось? Ты прямо к стенке прилип. И что с того, что у бандита такая группа крови? Ты явно что-то скрываешь. Не хочешь нам объяснить…
– Я после объясню, ладно? Потом, когда ознакомлюсь с имеющимися материалами по Мамедову. Сумгаитский и бакинский погромщик заслуживает самого пристального нашего внимания.
Всеволод с трудом оторвал своё непослушное тело от стены и быстро пошёл по коридору. На какое-то время он позабыл о том, что было ночью, даже о лежащем в больнице Андрее, о пленниках «Лазарета Келль».
Все мысли его крутились вокруг Али Мамедова и Александра Минца, у которых оказалась, ко всему прочему, ещё и одинаковая группа крови. Теперь остаётся совсем немного – рассказать всё Сашке, попросить его сдать свою кровь для экспертизы. Это ведь так просто сейчас – узнать, являются ли два человека родственниками…
Всеволод в глубине души уже поверил в это. Мамедов был полиглотом, и Минц тоже очень хорошо усваивает иностранные языки. Али стал доктором наук в тридцать лет. Сашка, допустим, не доктор, но в тридцать один точно станет кандидатом юридических наук. Мамедов, кажется, защищался по философии. Вот и дофилософствовался, сукин сын!
В чём же заключается разгадка? Минц обожает музыку, и Мамедов имел руку пианиста. Грачёв никогда не различил бы их кисти – они были совершенно одинаковыми. Кроме того – рост, комплекция. Андрей говорил, что даже голоса феноменально схожи.
«Это – братья-близнецы!» – мелькнуло у Грачёва. Он шёл, не видя перед собой ничего и никого. Значит, Сашка прав – его могли взять из дома ребёнка на Кавказе. Хотя это вообще-то странно. Всеволод, сам уроженец тех мест, знал, что так не принято поступать. Ни стариков, ни детей тамошние семьи не сдают государству, а заботятся о них всем миром.
Но эта двойня могла родиться вне брака, например, от русской матери. Тогда детей и впрямь могли отправить в Дом малютки, а потом раздать по разным семьям. Они ведь были совсем маленькие, а потому не стали бы тосковать друг без друга. Сходство же Сашки с племянником Юрием объясняется тем, что очень часто детей подбирают под внешность приёмных родителей…
* * *
– Давай, заедем сейчас ко мне! – Владислав показал рукой в сторону улицы Воинова. Раньше она называлась Шпалерной, и теперь её собирались переименовывать обратно. – А потом уже – к Андрею. Роман всё-таки надеется, что свидание можно организовать. Им есть, о чём поговорить. Мы с тобой сейчас дворами проскочим на улицу Чайковского.
– Лучше бы Брагину не шляться здесь по улицам, – сумрачно заметил Грачёв. – Не очень-то я верю в миролюбие властей прибалтийских государств.
– Ты думаешь, могут арестовать? – Вершинин щурился на свет фонарей и автомобильных фар. – Своих сдать на расправу?
– Да запросто! – отмахнулся Грачёв. – Для наших новых вождей Брагин, никогда своим не будет. Поехали, времени нет!
Тёмно-фиолетовая «пятёрка», освещая фарами сгрудившиеся на автостоянке автомобили, свернула на Шпалерную и нырнула в подворотню. В её багажнике подпрыгивал пресловутый чемодан, который, по уму, нужно было и днём оставить в багажнике. Но Всеволод сегодня так плохо соображал, что делал одни только глупости, и не стыдился этого.
Проскочив три тёмных, гулких, грязных двора-колодца, она вывернули на улицу Чайковского. Во дворах стояли переполненные помойные бачки, откуда давно не высыпали мусор. Круглые и ржавые, они освещались лишь тусклым электрическим светом из стеклянных шахт лифтов, катающихся по внешним сторонам стен. Рядом с домом Вершинина когда-то был райком. Теперь же на фоне туч вздымался под налетающим ветром и тут же обессиленно опадал бело-сине-красный флаг.
Всеволод запер машину, и они вместе с Владиславом направились к подъезду. Несмотря на пасмурную погоду, дождя весь день не было, и поэтому «дворники» надевать не пришлось. Как всегда в таких домах, Грачёва привлёк узор решёток на перилах. Чёрный витой орнамент убегал кверху, сверкая недавно отлакированными поручнями. Синяя лампочка светила тускло, проявляя, словно на засвеченной фотографии, стёртые ступени, пологие марши и широкие, двустворчатые двери квартир.
Вершинин открыл замок ключом, и в глаза Всеволоду брызнул неожиданно яркий свет. В просторной прихожей стояли двое – изящная женщина с серебристыми волосами и очень красивыми зелёными глазами. Одета она была тоже во что-то блестящее – кажется, халат с широкими рукавами. Длинная шея, покатые плечи, завитые самой природой локоны – всё указывало на благородное происхождение Майи Вершининой. Руки у неё так и остались молодыми, почти детскими, с костяшками у запястий. Ногти, покрытые белым, под морозный узор, лаком придавали рукам ещё большую прелесть. Майе не нужны были никакие кольца, но она всё-таки носила одно – обручальное.
