Идти молча Мелкий не мог. Шел, наступая мне на пятки, и бубнил в ухо:
– Когда мимо леса шли, я видел, как сюда уходит девчонка. Одна! А это оказалась ты…
– Я точно не одна уходила.
– Я пошел за ней, хотел вернуть и…
– … и вышел на нас. Ясно. Ты вообще понимаешь, что здесь происходит?
– Я ж не тупой. Сперва в «Новостях» показывали, что люди пропадают. Потом весь поселок за одни сутки раз – и уехал. Нельзя здесь оставаться – это ясно.
– Тихо! – цыкнул дед и встал.
Я прислушалась. Шаги шуршали далеко в лесу. В тот раз звук раздавался с другой стороны. Запах падали подступил к горлу: кажется, они совсем близко.
– Окружают, – прошептал дед. – Ты знаешь, сколько их, Ира?
– На местном кладбище – один. Одна. Еще с десяток пришлых встречала на берегу, где прячутся днем – не знаю.
– Ничего не знаешь! С одной могла бы и справиться!
Это было слишком. Я бежала сюда через весь город пешком, потому что в трениках нет карманов для мелочи. Я битых два часа пудрила мозги Психологичке ради одной-единственной фразы, которая помогла эвакуировать ребят из лагеря. Я две ночи волком выла, пытаясь всех спасти, а этот приехал на готовенькое и – «с одной могла бы и справиться»! Кстати, не он ли так настойчиво требовал, чтобы я бежала отсюда?
– Пока ты в потолок плевал у себя на дачке? Могла бы, наверное.
– Ты что такое говоришь?! – он рявкнул в полный голос, взвился как мальчишка, я думала, он меня ударит. Палыч быстро встал между нами и, обхватив деда за плечи, забормотал:
– Она не со зла, она подросток, будь умнее… А ты, – он повернулся ко мне, – если не умеешь себя вести, не лезь во взрослые дела!
Не знаю, что звучало глупее: то, что я не умею себя вести, или «взрослые дела», которые сами ко мне полезли. Да век бы их не знать! Меня в этот лагерь швырнули, как щенка в прорубь, и теперь из меня делают виноватую?
Мелкий ошарашенно смотрел спектакль, но меня он не смущал:
– А кто мне сюда путевку устроил? Уж не ты ли, милый дедушка, которого я вижу первый раз за четырнадцать лет?..
– Ирина! – Они рявкнули на меня оба. Это был уже запрещенный прием – двойная атака. Кулаки сами сжались так, что ладоням стало больно от ногтей, я развернулась и пошла прочь. А что делать? Поколотить этих двоих мне слабо. А жаль. Бесят! Отдельно бесит то, что за мной побежал только Мелкий.
Я шла по лесу напролом, наконец-то забыв о боли в мышцах. Слезы душили меня. Я задержала дыхание и стала считать: семьсот сорок пять на триста двадцать девять. Чтобы успокоиться, я всегда считаю. Мозги на место встают.
– Ты чего, Ирка, стой! – Мелкий догнал и вцепился мне в плечо. – Нельзя уходить! Нельзя разделяться! – Он тряс меня и тянул обратно – но куда ему, человеку!
– Двести сорок пять, сто пять.
* * *
Черный лес расплывался перед глазами. Какие же они дурные, а! Взрослые деды, а я себя чувствовала, как будто опять пререкаюсь с Мелким. Я, конечно, тоже молодец. Иногда лучше жевать, чем говорить. Пожевать бы чего, забыла, когда в последний раз ела. Шестьсот пятьдесят три на девятьсот пять.
– Ирка, послушай, надо идти! Нам двоим без твоих дедов точно крышка! Нельзя разделяться, я видел в кино. Эти двое тоже хороши, чем думают…
…Пятьсот девяносто, девятьсот шестьдесят пять. За спиной послышался треск сучьев, как будто кто-то огромный бежит по лесу, сметая все и ломая ветки. Запах стылого мяса сильнее ударил в ноздри, и меня охватил новый приступ ярости. Я развернулась и побежала. Мелкий мчался за мной.
* * *
Дед и Палыч дрались, ломая сучья. Огнемет валялся на земле. Они катались и шипели, как два школьника на переменке. В голове у меня не укладывалось, что это два пенсионера, которые… Вот дурные-то, а!
Я оторвала болтавшуюся мокрую штанину ниже колена и от души стала колотить дерущийся ком, приговаривая: «Задержи дыхание, задержи дыхание!» – без меня, что ли, не знают? Они меня так взбесили своей глупостью, что я сама не сразу поняла, в чем тут дело. Просто действовала, как привыкла: злишься – задержи дыхание и умножай, умножай! Сто пять на четыреста девяносто три!
…Пятьдесят одна тысяча, семьсот шестьдесят пять. Мелкий с разгону ввинтился в драку и здорово помог: дед и Палыч не ожидали такого и замерли.
У меня тряслись руки. Дед выдернул у меня тряпку, вскочил на ноги и прижал ее к лицу. Палыч поднимался с земли, отряхиваясь:
– Мы ж не на пожаре!
Все правильно. Запах падали сносит зверю крышу.
– Это из-за запаха мы перессорились.
– Остывайте скорее.
Я оторвала вторую штанину и стала искать, чем бы натереть повонючее. Иногда так трудно найти клопа в лесу!
Дед подобрал кусок сосновой лапы, завернул в тряпку, приложил к лицу. Он сделал несколько глубоких вдохов и пожаловался:
– Не перебивает. У тебя, Ирка, духов нет ли? А то мы так друг друга убьем.
– У меня карманов нет. Скажите честно, вы их раньше встречали? Ведете себя как…
– Тихо! – Дед дал мне нюхнуть свою тряпку с тонким запахом хвои. Не перебивает. Падаль сочилась сквозь мокрую ткань, сквозь сосну и сводила с ума. Убивать хотелось от этого запаха.
– Не в этом дело, Ирина. Их много.
«Много – это сколько?» – хотела я спросить и не стала. Присела под дерево, завернула в оторванную штанину хвою и комочек смолы. Не перебивает.
Еще с полминуты я молча приходила в себя и слушала тяжелое дыхание: дед и Палыч пыхтели, восстанавливая душевное равновесие. Мелкий стоял, потирая ушибленный нос.
В глубине леса опять зашуршали прошлогодние листья. На этот раз сразу с разных сторон.
– Окружают, – буркнул Палыч. – Прорываться надо. Пойдем дальше навстречу. В поселке все равно никого нет, так что…
– А лагерь не ушел, – весело сообщил Мелкий. – Таракан отвел всех метров на триста. На бывшее колхозное поле – и все. Сказал: «Здесь не прикопаются».
Первым порывом было схватить его за шкирку и шмякнуть о дерево. Вот что он раньше молчал?! Вместо этого я зарылась носом в тряпку, да еще и задержала дыхание.
– Ах ты ж!.. – Дед вскочил, бросился на Мелкого, схватил за плечи и стал трясти: – Что ж ты раньше молчал?! Беги к ним, живо! Говори, что хочешь. Но что б ни одной живой души в радиусе десяти километров не было! Иначе…
– Тихо! – одернул его Палыч. – Нельзя его отпускать. Да и кто его послушает-то?
Дед опустил руки и сел на корточки:
– Правда, черт. И ведь они уже идут… Надо разделяться!
– Нельзя разделяться! – вякнул Мелкий и получил от деда подзатыльник. Мне тоже захотелось его пнуть, и я пнула. Мелкий дал сдачи, и я пнула его еще раз. Он потянул меня за волосы – запрещенный прием, и я вцепилась в него уже по-взрослому. Давно не дралась с таким удовольствием!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
