Это заставило ее слабо улыбнуться.
— Полагаю, ты права, но мы не можем их недооценивать. Особенно если они объединят свои силы.
— Ты действительно думаешь, что они объединят свои силы? — я спросила. — Никто из них не похож на такой типаж.
Татьяна посмотрела на темные стены, выражение ее лица изменилось.
— Я когда-нибудь рассказывала тебе о том, как это произошло со мной, Елена?
— Твой отец оставил тебя и твою мать ради молодой женщины... и сына. Вы обе впали в нищету, и твоя мать умерла.
— Она умерла, обнимая меня, — сказала она. Ее тон не был ни грустным, ни счастливым, вместо этого он был воздушным и темным, будто она погрузилась в кошмарные воспоминания. — Иногда, когда я засыпаю, я все еще чувствую их. Я чувствую ее потную кожу и жар, чувствую ее дрожащую грудь и потрескавшиеся губы. Никакого достоинства — мой отец не позволил ей умереть достойно.
— И мой тоже.
— Отцы, — вздохнула Татьяна. — Я часто думаю о нем. Ты думаешь о своем отце?
— Мне все еще снятся кошмары о нем, — честно ответила я. — Я вижу, как он сгибается пополам, хватаясь за грудь. Иногда он знает, что это я его отравила, иногда нет.
— Мне нравится думать, что он знал. Это заставляет меня чувствовать себя самодовольной.
Я почувствовала, как у меня дернулись губы.
— Меня тоже.
Татьяна пристально посмотрела на меня. В тусклом свете ее глаза казались скорее черными, чем серо-голубыми.
— Я решила свою судьбу в тот момент, когда больше не могла ощущать ее пульс, — сказала она. — Когда моя мать умерла со мной на руках, я поняла, что мир должен быть наказан. Мужчины, которые бросили ее, и женщины, которые предали ее. Все, что у меня было, это мой ум и красота — и то, и другое сослужило мне хорошую службу.
— Ясно. — я обвела рукой вокруг себя. — В твоем распоряжении целое королевство.
Дерьмовое королевство, но, тем не менее, королевство.
— Я вижу себя в тебе, Елена. Моложе и полной надежд, но себя. Я смотрю на тебя и вижу маленькую девочку, которая только взглянула на Константина Тарханова и поняла, что он будет идеальным защитным одеялом.
— Почему ты выбрала Константина?
Татьяна выглядела задумчивой.
— Мне было семнадцать или восемнадцать — совсем юная — и я работала секретаршей у известного преступника. Константин уничтожил свою организацию... но позволил мне уйти до того, как начали стрелять пушки. Даже передал мне мою сумку и пальто, предупредив, чтобы я убиралась как можно быстрее, пока не стало опасно. — это похоже на моего мужа. — Я этого не сделала. Я просто ждала на улице, пока они с Артемом не закончат кровопролитие. Когда он увидел, что я жду, то предложил мне работу.
— Этого было недостаточно?
— Даже близко нет, — засмеялась она. — Я годами наблюдала, как он накапливал власть, и моя ненависть к нему становилась все сильнее и сильнее. Каждый раз, смотря на него, все, что я могла видеть, был мой отец.
Я стиснула зубы, чтобы не наброситься на нее. Константин не был похож ни на одного мужчину, которого Татьяна когда-либо знала, особенно на ее жалкого отца.
Ее глаза остановились на исчезающем синяке.
— Думаю, он был больше похож на моего отца, чем я думала раньше.
— Что насчет твоего сына? — я спросила. — Ты не скучаешь по нему?
— Я сожалею, что не смогла спасти его, — призналась она. — Я могла бы спасти ее, но не смогла спасти его.
Я могла бы спасти ее.
Мои брови сошлись на переносице.
— Ее? О ком ты говоришь?
Мир рухнул.
Земля под моими ногами и крыша над моей головой содрогнулись, грохоча, как гром в небе. С потолка посыпалась пыль, и по бетону пошли трещины.
Единственное, о чем я могла думать, было: это не выдержало бы ядерной атаки. Какая пустая трата денег.
Татьяна бросилась к делу.
— Что это было? — потребовала она.
Она направилась к двери, но я отступила в сторону, преграждая ей путь.
— Ты останешься здесь со мной.
Понимание сразу же отразилось на ее лице.
— Ты.
— Я, — подтвердила я.
— Я уничтожу тебя, Елена, если ты не уберешься с моей дороги, — прошипела она. — Я слишком долго ползала. Я больше не стану.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— У тебя нет оружия, — сказала я. — Что ты собираешься делать?
Решение щелкнуло в ее голове, как захлопнувшаяся дверь.
Татьяна сделала выпад, и мы упали на пол. Боль рикошетом пронзила меня, когда ее пальцы обхватили мое горло, сдавливая трахею.
Я поцарапала ее лицо, призывая каждый сантиметр силы внутри меня. Я не собиралась умирать здесь, не собиралась быть подавленной ею..
— Отпусти ее! — прогремел чей-то голос.
Пистолет взведен.
Руки Татьяны расслабились, когда дуло упомянутого пистолета прижалось к ее лбу.
— Кто ты? — спросила она кого-то, кого я не могла видеть.
— Агент Стивен Кавински.
Из ФБР.
Мои глаза закрылись, когда меня захлестнуло чистое облегчение. Константин выполнил свою часть; я выполнила свою.
Все кончено.
Открыв глаза, я встретилась взглядом с Татьяной. Она смотрела на меня сверху вниз с выражением ужаса и предательства.
— Ты пожалеешь об этом, Елена, — прошипела она.
Кавински велел ей заткнуться. Я закашлялась, мои легкие все еще пытались вдохнуть воздух.
— Сомневаюсь в этом. Я очень в этом сомневаюсь.
34
Елена Тарханова
Я была удивлена тем, как много я забыла.
Мои сны и мысли преследовали образы седеющего тела моего отца и широко раскрытых пустых глаз бывшего мужа. Я привыкла носить слабость моей матери, как пятно вокруг рта. Моя апатия, интеллект, беспокойство — все разочарования и слабости, которые исчезли вместе с ветром времени.
Я была лучше для этого. Теперь я это знала.
Было труднее забыть о Татьяне. В первые несколько месяцев она стояла в дверных проемах и в конце коридоров, игнорируемая, но никогда не забываемая. В начале каждого разговора ее имя оставалось невысказанным, и когда Антон задавал вопросы, ему давали расплывчатые ответы.
Затем, в конце концов, как и все остальное, она забылась. Ее стул за обеденным столом был занят, комната переделана, Антон перестал задавать вопросы. Она была так потеряна в море времени, что в первый раз, когда она вернулась в мой разум, годы спустя, я остановилась на месте, словно меня что-то напугало.
Когда она отказалась покидать мои мысли, я отправилась навестить ее.
Место было скрытым и секретным, неизвестное место на невостребованной земле в безымянном строении. Черный объект, сказал мне агент Кавински, увидев, как мои глаза бегают по помещению, пытаясь дать название, увиденному. Во всех смыслах и целях этого не существует.
Идеальная тюрьма для Татьяны Беззубой.
Это прозвище появилось через несколько дней после ее финала. Хотя это и не было грамматически правильным, оно хорошо передавало существо, стоящее за названием. Она предала своих собратьев-женщин, вырвав им зубы, единственное оружие, которое у них было, которым они не должны были делиться с мужчиной. Татьяна оставила их без клыков, неспособных кусаться. Как собака могла отгрызть себе ногу, если у нее не было зубов?
Я подумала, что какое-то время Татьяна чувствовала себя именно так. Собака, прикованная цепью, неспособная убежать и без зубов. Однако вместо того, чтобы отрастить зубы и предложить освободить своих собратьев-животных, она начала кусать всех остальных заключенных.
Видеть ее было не так монументально, как я себе представляла. Перед моим мысленным взором она не изменилась и не поблекла, навсегда та прекрасная женщина, чье сердце было заплесневелым и гнилым. Однако Татьяна и вполовину не была тем существом, каким была когда-то, а теперь стала маленькой и серой, с глазами, полными ненависти и бесполезности.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Она не встала, когда увидела меня.
Тюрьма Татьяны была построена для содержания опасных преступников. Односпальная кровать, туалет и стул. Большой прозрачный экран позволял заглянуть внутрь. Я чувствовала себя ребенком, постукивающим по аквариуму с золотой рыбкой, ожидая, когда она сделает какой-нибудь трюк.
