Читательскими письмами мы были завалены, что называется, выше головы. Это сейчас редакции извещают своих читателей, что в переписку с ними они не вступают. А в то время отвечать на письма ты был обязан. Да ещё и не позже такого-то (не очень большого) срока. Лично мне приходилось отвечать не меньше чем на полсотни писем в месяц. А ведь в отделе работало больше десятка сотрудников. Да и отдел писем не всё переправлял нам: их внештатные работники получали деньги за ответы читателям. Им доставалась почта, которая была не связана с конкретными делами нашего отдела. Я уж не говорю о всякого рода встречах с читателями! О вопросах, адресованных отделу русской литературы! Они показывали, что он худо-бедно формирует общественное мнение, побуждает людей мыслить, то есть сознавать себя личностями.
Так что пусть простят мне моё самомнение именитые сотрудники второй тетрадки, но и мы пахали – и мы внесли свою лепту в формирование самой популярной газеты брежневской и горбачёвской поры. При Горбачёве, правда, появились «Московские новости» Егора Яковлева, которые не только нас догнали, но порой и перегоняли по читательским симпатиям. Но чаще всего пара этих гнедых бежала рядом. Символично, что при Путине их постигла одинаковая судьба: оба нынешних редактора – Ю. Поляков («Литературная газета»), В. Третьяков («Московские новости») – вытравили из газет свободолюбивый дух, сделали их раболепствующими по отношению к сильным мира сего, умертвили издания.
Путин и его окружение, отвечая на вопросы корреспондентов об ангажированности нынешней прессы, парируют: а на Западе она не ангажирована? Разве какая-нибудь «Таймс», или «Фигаро», или «Вашингтон Пост» не выражают политических пристрастий своего хозяина – медиамагната?
Выражают, конечно. Но в свободной стране владельцы газет имеют разные политические пристрастия. И я, журналист, выбираю работу в той газете, чей взгляд на окружающий меня мир совпадает с моим. А я, читатель, выбираю близкую моим убеждениям газету и отвергаю те, что мне не близки. Похоже на ситуацию у нас в стране? Нисколько! Оппозиционных режиму газет осталось совсем немного. А в российской глубинке очень легко не дать их распространять, а уж задушить подобные им и вовсе ничего не стоит: кто об этом узнает?
О телевидении и говорить нечего. Вот только что закрыли на канале «Домашний» программу «В круге света», которую вели Светлана Сорокина и Алексей Венедиктов. Я уж, памятуя о том, что писал здесь об изгнании Сорокиной из телеэфира, хотел было найти повод, чтобы сказать: она вернулась. Оказалось, вернулась, чтобы снова уйти. Всего четыре передачи успела вместе с напарником сделать, и четвёртая – в прошлое воскресенье – оказалась роковой. В ней известный политолог и литературовед Мариэтта Чудакова, не менее известный адвокат Генрих Падва, защищавший, между прочим, и Ходорковского, и оба ведущих говорили о суде присяжных и в связи с этим об убийцах Ульмане и Буданове. Говорили о недавних событиях в карельской Кондопоге, где местные жители – в основном русские – громили давно живущих в городе кавказцев, подожгли их рестораны и магазины. Казалось бы, много ли зрителей у «Домашнего»? Сопоставимо ли их количество со зрителями какого-нибудь «Аншлага» на Российском канале или какого-нибудь концерта на Первом с участием поп-звёзд? А не важно это! Важно, что передача «В круге света» действительно соответствовала своему названию: не затемняла, а просветляла сознание, не усыпляла, а пробуждала мысль. Ну и для чего тогда такая передача Авену, Фридману и другим руководителям компании «Альфа-Групп» и «Альфа банка», контролирующих «Домашний»? Они ведь прекрасно понимают правила игры, установленные нынешней кремлёвской администрацией. А по этим правилам пробуждение в человеке мысли не предусмотрено, способность самостоятельно мыслить не поощряется. Знала, что говорила Настасья Ивановна, тётушка режиссёра Ивана Васильевича из булгаковского «Театрального романа»: «Мы против властей не бунтуем». История с уничтожением Ходорковского напугала всех. В том и состоит страшная его вина, что не захотел он играть по правилам Кремля, а напротив – вкладывал деньги в проекты, связанные с созданием в России общества граждан, которые отличаются от манкуртов (беспамятливых, не умеющих мыслить существ из романа Ч. Айтматова) способностью размышлять, обдумывать и отвечать за свои действия.
* * *
«Мысль! великое слово! Что же и составляет величие человека, как не мысль? Да будет же она свободна, как должен быть свободен человек: в пределах закона, при полном соблюдении условий, налагаемых обществом».
Это Пушкин (и курсив его).
Нынешние власти многое делают для того, чтобы человек не осознавал своего величия. Я имею в виду не амбиции – их-то власти в своих гражданах пестуют! – а то, что, опять же по точному пушкинскому слову, зовётся самостояньем, то есть следованием выверенным веками нравственным ориентирам, главный из которых – незапятнанная совесть. Совестливость не позволит забыться человеку, не даст ему предать себя, унизить собственное достоинство ради корысти. Я говорю банальности? Но они связаны с вечными нравственными ценностями, с тем неотменяемым в человеческом обществе законом, руководствуясь которым под венец или в загс приходят по любви, а не по любви к деньгам.
Однажды я прочитал, что у известного сатирика, чьи выступления в брежневские времена не то что запрещали, но не поощряли, угнали автомобиль. Через некоторое время автомобиль обнаружили и вернули этому властителю дум. Ну и отлично. А вспомнил я эту историю потому, что в газетной заметке называлась цена автомобиля сатирика: 90 000 долларов!
Ничего особенного? У некоторых машины и подороже или, говоря по-нынешнему, «покруче»? Так я не о тех, кто тешит свои амбиции, заносясь над другими. Я о конкретном деятеле культуры, который некогда пытался, как говорил Зощенко, железной метлой сатиры подметать то, что можно подмести. Ему-то для чего эта бессовестная трата? Бессовестная – потому что в стране нищих позволять себе роскошь стыдно. Жадностью, скупостью отличалось на моей памяти немало одарённых людей. Очевидно, такие вещи связаны с какими-то генными нарушениями или психическими отклонениями. Но прежде скупым хватало ума не подчёркивать эту свою черту, не выставлять её наружу как достойную зависти. Смешно было бы ждать от этого сатирика, что он купит себе машину подешевле, чтобы разницу потратить на благотворительные цели. Да и никого к этому насильно не подтолкнёшь: это уж от милосердия зависит, а оно свойственно далеко не всем. Но, купив себе дорогущую машину, проносясь на ней мимо великого множества бедствующего народа, он оказался ещё и тем индикатором, по которому Михаил Михайлович Зощенко выяснял, отчего в стране и мире «хорошего было слишком мало, а плохого было достаточно и куда ни плюнь».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
