Правительство Советской России отказалось от использования большинства старорежимных шифров России царской ввиду их сложности и громоздкости. Может, и к лучшему, ибо Феттерлейн, предположительно, был автором некоторых из них. Но что касается замены шифрсистем, доставшихся в наследство от «проклятого» царского режима, то вместо них для ведения секретной дипломатической переписки Советским государством стали вводиться новые шифры слабой стойкости, которые вскрывались Феттерлейном без особого труда.
Большой интерес для англичан представляла перехваченная и дешифрованная дипломатическая шифрпереписка большевистского правительства в Москве с Ближним Востоком, из которой, по заявлению англичан, следовало, что оно финансирует оппозиционное движение в английской колонии в Индии. Официальные заявления советских властей настолько отличались от содержания этой шифрпереписки, что правительство Ллойд Джорджа решило опубликовать его в печати, рассчитывая заставить Москву больше никогда не вмешиваться во внутренние дела Англии.
Единственным представителем Советской России в Англии тогда была советская торговая делегация. Прочитанная англичанами шифрпереписка между Москвой и советской торговой делегацией в Лондоне также свидетельствовала, что через последнюю финансируется рабочее движение в Англии и особенно экстремистские элементы в этом движении.
Не последнюю роль в решении обнародовать содержание советской дипломатической шифрпереписки во время англо-советских торговых переговоров, вероятно, сыграло желание Ллойд Джорджа поставить в неловкое положение правительство большевиков, которое не стеснялось в выборе выражений для инструкций членам советской торговой делегации. Так, еще в самом начале переговоров в июне 1920 года Ленин писал заместителю главы делегации Красину: «Эта свинья Ллойд Джордж пойдет на обман без тени стыда или сомнения. Не верьте ни единому его слову и в три раза больше дурачьте его». «Эта свинья» Ллойд Джордж явно решил отомстить за оскорбление.
17 августа 1921 года лондонская газета «Тайме» поместила на своих страницах статью, обвинявшую другую английскую газету «Дейли геральд» в получении денег от Советского правительства. В «Тайме» приводились открытые тексты восьми советских шифртелеграмм, якобы перехваченных английским правительством. Тем самым «Тайме» нарушила данное ею обязательство: английский правительственный кабинет передал этот материал в распоряжение «Тайме» с условием, что газета сошлется на получение его из нейтральной страны. Давая разрешение на такую публикацию, кабинет министров рассчитывал, что Советское правительство решит, будто утечка произошла после того, как шифртелеграммы были расшифрованы.
Н. Клышко, резидент КГБ, работавший в составе торговой делегации в Лондоне, был мало знаком даже с азами криптографии. То ли он невнимательно прочел выпуск «Тайме» от 17 августа, то ли решил, что был вскрыт один-единственный шифр, использованный для зашифрования опубликованных в «Тайме» открытых текстов восьми шифртелеграмм, но, как бы там ни было, Клышко продолжал ошибочно полагать, что советские шифры оставались надежными. Тревоги он не поднял, и вслед за ним Советское правительство сделало вид, будто ничего не произошло. Газетная шумиха продолжалась до сентября, когда в газеты просочились новые разоблачения секретного финансирования английского рабочего движения со стороны Советского государства.
Нельзя сказать, что руководители советского внешнеполитического ведомства — Народного комиссариата иностранных дел (Наркоминдела) — не информировали правительство о неблагополучном состоянии дел в шифровальной службе своего ведомства. 20 августа 1920 года народный комиссар (нарком) иностранных дел Чичерин писал в докладной записке на имя Ленина: «Иностранные правительства имеют более сложные шифры, чем употребляемые нами. Если ключ мы постоянно меняем, то сама система известна многим царским чиновникам и военным, в настоящее время находящимся за границей. Расшифрование наших шифровок я считаю поэтому вполне допустимым». Однако мнение Чичерина, видевшего причину утечки секретной информации в том, что одни использовавшиеся шифры были нестойкими, а разработчики других после революции оказались за границей, разделяли далеко не все. Вот письмо Красина Ленину от 10 сентября 1920 года: «Еще в мае в бытность в Копенгагене по некоторым признакам я начал подозревать, что с шифрованной перепиской через Наркоминдел не все обстоит благополучно. В Англии мои подозрения укрепились, и в последующий мой приезд в Москву я обращал внимание т. Чичерина на необходимость коренной чистки в соответствующем отделе… Дело не в провале шифра или ключа, а в том, что в Наркоминделе неблагополучие, так сказать, абсолютное и лечить его надо радикально». Ленин внимательно относился к таким сообщениям. 25 ноября 1920 года он написал: «Тов. Чичерин! Вопросу о более строгом контроле за шифрами (и внешнем, и внутреннем) нельзя давать заснуть. Обязательно черкните мне, когда все меры будут приняты. Необходима еще одна: с каждым важным послом установить особо строгий шифр для личной расшифровки, т. е. здесь будет шифровать особо надежный товарищ, коммунист (может быть, лучше при ЦК), а там должен шифровать или расшифровывать лично посол (или «агент») сам, не имея права давать секретарям или шифровальщикам».
Первым, кто в полной мере осознал масштаб рассекречивания советских шифрсистем, был Фрунзе, главнокомандующий Южной группой войск Красной Армии. 19 декабря 1921 года Фрунзе доложил в Москву: «Из представленного мне сегодня бывшим начальником врангелевской радиостанции Ямченко доклада устанавливается, что решительно все наши шифры вследствие их несложности вскрываются нашими врагами. Вся наша радиосвязь является великолепнейшим средством ориентирования противника. Благодаря тесной связи с шифровальным отделением Морфлота Врангеля Ямченко имел возможность лично читать целый ряд наших шифровок самого секретного военно-оперативного и дипломатического характера; в частности, секретнейшая переписка Наркоминдела с его представительством в Европе и в Ташкенте слово в слово известна англичанам, специально организовавшим для подслушивания наших радио целую сеть станций особого назначения. К шифрам, не поддававшимся вскрытию немедленно, присылались ключи из Лондона, где во главе шифровального отдела поставлен англичанами русскоподданный Феттерлейн, ведавший прежде этим делом в России. Общий вывод такой, что все наши враги, в частности Англия, были постоянно в курсе всей нашей военно-оперативной и дипломатической работы».
Сообщение авторитетного военачальника не было оставлено без внимания. В конце декабря 1921 года вся дипломатическая переписка между Лондоном и Москвой с использованием радиосвязи внезапно прекратилась и вместо нее была введена курьерская почта. А в марте 1923 года в распоряжении советской торговой делегации появилась новая шифрсистема, более стойкая, чем предыдущая. Тогда же Ллойд Джордж подписал англо-советское торговое соглашение, по которому впервые на Западе Советское правительство признавалось законным и обе страны обязывались воздерживаться от враждебных действий в отношении друг друга. Кроме этого, каждая договаривающаяся сторона брала на себя обязательство не вести вне пределов своей страны официальной пропаганды, направленной прямо или косвенно против правительственных институтов другой страны.
Через несколько недель после подписания договора Феттерлейн вскрыл новый шифр на линии Москва — Лондон, и англичане убедились, что Советское государство не собиралось соблюдать этот договор — финансирование советской стороной индийских националистов и Коммунистической партии Англии продолжалось. В результате дебатов в кабинете министров в мае 1923 года министр иностранных дел Англии лорд Керзон послал ультиматум наркому иностранных дел Чичерину. В нем большевики обвинялись в подрывной деятельности и не только буквально цитировались открытые тексты советских шифртелеграмм, но и отпускались весьма недипломатичные колкости по поводу успешного чтения англичанами шифрованной корреспонденции большевиков: «В русском Комиссариате иностранных дел наверняка узнают следующее сообщение, датированное 21 февраля 1923 года, которое было ими получено от Ф. Раскольникова… В Комиссариате иностранных дел также должны припомнить и радиограмму, полученную им из Кабула и датированную 8 ноября 1922 года… Очевидно, им знакомо и сообщение от 16 марта 1923 года, посланное Ф. Раскольникову помощником комиссара иностранных дел Л. Караханом…»
В ответ Советское правительство заявило, что ультиматум Керзона составлен из открытых текстов перехваченных шифртелеграмм, причем сделано это было якобы тенденциозным и некорректным образом. То есть давалось понять, что тексты подлинные, но их содержание трактуется искаженно и произвольно. Наркома иностранных дел Чичерина просто-напросто застали врасплох. В качестве единственной контрмеры он лишь смог отдать распоряжение о прекращении на время всех контактов советских граждан с подданными Англии, чтобы предотвратить возможную утечку информации. Для англичан это было хоть какой-то компенсацией за неизбежную смену шифрсистем, использовавшихся дипслужбой Советской России. Смена произошла в конце 1923 года. Ясно, что к этому времени у советской стороны не оставалось никаких сомнений в отношении источника информации, попавшей в руки англичан. Сам Керзон публично признал, что ни одна из процитированных им телеграмм, компрометировавших правительство в Москве, не была послана в незашифрованном виде.
