Как ни странно, но Виктора, мы с Катей, не встретили ни в фойе, ни возле кабинета врача.
Достаю из сумочки телефон и набираю номер мужа, но в ответ электронный голос сообщает, что он не доступен. Переглянувшись с дочерью, мы пропустили вперед молодую пару, что занимали очередь вслед за нами, но Виктор все не появлялся.
Несколько последующих звонков ничего не изменили, я попробовала позвонить Игорю, он вместе с мужем отправился на объект, но история повторилась – его телефон также был вне доступа.
Уже отчаявшись, замечаю, как по коридору быстрым шагом к нам приближается Прохор.
- Оля, Катюша! Привет, девчонки! – голос звучит вроде бы бодро, но совсем невесело. – Так и знал, что найду вас здесь. Ты была на УЗИ?
Как-то с тревогой смотрит на меня Прохор, мужчина напряжен и его состояние передается мне.
- Нет, Витю ждем… Я ему звоню, звоню, а телефон недоступен… У Игоря тоже… - я растерянно смотрю на Прохора, словно он может мне в чем-то помочь.
- Оль… Тут такое дело… - мужчина мнется, а в глазах застыло едва сдерживаемое беспокойство. – Витя не приедет, на объекте кое-что случилось… Мне позвонили... Не знаю, как сказать...
- Что случилось? – одними губами произношу я, по спине бегут мурашки, а в носу неприятно щиплет от подступающих слез.
Всегда веселый большой мужчина, сейчас словно уменьшился в росте, а его деланый бодрый вид – всего лишь маска. По тому, как он сжимает и разжимает кисти рук, по бегающему взгляду, быстрой прерывистой речи, понимаю, что что-то случилось. Мне страшно! Я боюсь услышать то, что может разрушить мой, только что отстроенный, мирок. Но делаю над собой усилие и произношу вновь:
- Что. Случилось. Рассказывай!
Прохор мнется, но все же произносит:
- Я сам ничего толком не знаю! – его плотину наигранного спокойствия прорвало, теперь в голосе слышится не просто тревога, а скорее паника.
Мужчина хватает меня за руку и произносит:
– Он в больнице… В первой городской… Поехали! По телефону ничего не говорят… Нужно ехать.
***
Меня всегда удивляло одно качество, которое я приобрела еще в детстве: в патовых ситуациях, из которых, казалось бы нет выхода, я максимально собрана. Нет, это не говорит о том, что мне не страшно или я ничего не чувствую, меня накроет после, и я это осознаю. Но сейчас, четко планирую свои действия, и первым делом в больницу везу нас Я!
- Оль, я не хотел тебе говорить, просто знал, что будешь ждать Витю! Чёрт!
Прохор совсем расклеился, сидя на пассажирском сидении, он то и дело заламывал руки и чуть не плакал, не в силах сию минуту помочь брату. Наверное, для мужчины, а тем более врача, это самое страшное - невозможность помочь близкому человеку.
- Они еще по телефону говорить ничего не хотят! И связей в первой городской особо нет. Я разругался в пух и прах с их главврачом из-за одного пациента, которому поставили неверный диагноз…
Я не отрываюсь от дороги, еду с максимально разрешенной скоростью, петляя среди автомобилей, что едут медленнее. Больница находится в другом конце города, добираться больше получаса. Если я правильно помню, она расположена как раз недалеко от той стройки, где был мой муж.
- А что именно они тебе сказали? – прерываю рассказ Прохора.
Он замолкает словно пытается собраться с мыслями и прикинуть как правильно рассказать.
- Сказали, что привезли двоих мужчин: один в тяжелом состоянии и его сейчас оперируют, а другой на обследовании, там ситуация получше. – Прохора начинает потряхивать от нервного напряжения. – Кто из них кто, не сказали. Уточнили, что один из них попросил связаться со мной и сообщить о том, что мой брат в больнице. Больше ничего не говорят…
- Мам! – раздается с заднего сидения взволнованный голосок. – С Витей все будет хорошо, правда?
- Конечно, малышка! – говорю, в полной уверенности, что все так и будет. – С твоим папой все будет хорошо!
Бедная моя девочка! Сколько всего на нее навалилось, а теперь еще и это: видеть двоих паникующих взрослых. Прохор виновато глянул в зеркало заднего вида и опустил взгляд.
Спустя тридцать минут я въезжаю на стоянку больницы. Вглядываюсь в горящие окна и чувствую, как внутри все холодеет, ведь где-то там за стенами этого здания мой любимый мужчина сейчас борется за жизнь.
"Ничего не известно пока!" - мысленно убеждаю себя в обратном и вижу как трясутся мои руки на руле. Ненадолго хватило пресловутой собранности! Криво усмехаюсь сама себе.
- Пойдем! – Прохор выжидательно смотрит на меня, а я с места двинуться не могу.
Смотрю в его карие глаза, но не знаю, что хочу найти в них. Хотя знаю! Хочу, чтобы он мне сказал, что все будет хорошо. Но это невозможно!
– Оль, нужно идти. – чуть мягче произносит мужчина, улавливая мой страх.
- Мамочка, пойдем! – Катин голос выводит из оцепенения и заставляет собраться с мыслями для того, чтобы сделать последний рывок.
Понимая, что происходит что-то нехорошее, Катя ведет себя очень тихо – всего-то пару фраз за всю дорогу. А ей это совсем не свойственно.
Прохор берет малышку на руки, а я иду рядом и несу огромный зонт, которого хватает на всех. До дверей больницы не более тридцати метров от стоянки, но они даются с трудом – сильный ветер так и норовит вывернуть зонт из моих рук. Я концентрируюсь на том, чтобы держать его ровно, стараясь отстраниться от навязчивых мыслей, которые заполонили собой все мое сознание.
Больница встретила нас шумной суетой и приторным запахом лекарств и дезинфицирующих средств.
- Я пойду, попробую узнать, что да как… - Прохор опускает Катю на пол и идет в сторону приемного покоя.
Я не собираюсь ждать, поэтому после секундного промедления беру дочь за руку и топаю вслед за братом мужа.
- Лядов Виктор Константинович… Брат… - до моего слуха доносятся только обрывки фраз. – Кто оперирует? А состояние? Что значит крайне тяжелое?!
Стою за спиной Прохора и чувствую, как по щекам текут дорожки слез. Все словно исчезло: шум вокруг, мужчина, пытающийся что-то выведать у медперсонала. Меня накрыл плотным кольцом вакуум: не может этого быть, просто не может! Не с нами! Становиться ужасно холодно, дрожь пробирает все тело.
