располагались по сложным симметричным линиям.
Предыдущая планета научила их осторожности. Поэтому, тщательно взвесив все возможные последствия, они остались висеть в атмосфере, а вниз, на обследование, послали робота. Его-то глазами они и увидели, как одна из этих полусфер стала приближаться, пока робот не завис всего в нескольких футах над ее абсолютно гладкой поверхностью, на которой глазу не за что было зацепиться.
Не виделось и следа чего-либо похожего на вход, ничто и не намекало даже на цель, которой должно было служить это сооружение. Оно оказалось достаточно велико – более сотни футов в вышину. Иные из этих полусфер были еще выше.
После некоторого колебания Олвин приказал роботу двинуться вперед и притронуться к куполу. К его несказанному изумлению, робот отказался повиноваться приказу. И уж это-то действительно был мятеж – по крайней мере, так показалось сначала.
– Почему ты не выполняешь того, что я тебе приказываю? – спросил Олвин, когда немного опомнился от изумления.
– Запрещено, – последовал ответ.
– Кем это запрещено?
– Я не знаю.
– Тогда как же… Нет, можешь не отвечать. Был ли этот приказ встроен в тебя?
– Нет.
Это устраняло одну из возможностей. Строители этих вот куполов вполне могли оказаться создателями робота и включить свое табу в число фундаментальных принципов работы машины.
– Когда ты получил этот приказ?
– Когда приземлился.
Олвин повернулся к Хилвару. Свет новой надежды блистал в его глазах:
– Здесь есть разум! Ты его не чувствуешь?
– Нет, – ответил Хилвар. – Эта планета представляется мне такой же мертвой, как и первая.
– Я сейчас выйду и присоединюсь к роботу! Что бы это ни было – ну то, что говорит там с ним, оно ведь могло бы поговорить и со мной?..
Хилвар не стал спорить, хотя на лице у него не отразилось ни малейшего энтузиазма. Они посадили корабль в сотне футов от купола, поближе к роботу, и открыли воздушный шлюз.
Олвин отлично сознавал, что шлюз не может быть открыт до тех пор, пока мозг корабля не убедится в том, что атмосфера за бортом пригодна для дыхания. Какое-то мгновение ему казалось, что на этот раз мозг ошибся: слишком уж разрежен был здесь воздух, слишком мало кислорода доносил он до легких. Затем, вздохнув поглубже, Олвин обнаружил, что кислорода вполне достаточно, чтобы выжить несколько минут, по меньшей мере, хотя дольше ему и не выдержать.
Тяжело дыша, они подошли к роботу и к закругляющейся стенке таинственного купола. Шаг… еще шаг – и оба они разом остановились, словно настигнутые внезапным ударом. В мозгу у каждого, будто гулкий гром гигантского колокола, прозвучала одна-единственная фраза:
«Опасно! Ближе не подходить!»
И все. Это были не какие-то слова, а чистая мысль. Олвин был уверен, что любое существо, каков бы ни был уровень его развития, получит здесь то же самое предупреждение в том же самом неизменном виде – прямо в сознание.
При всем при том это было именно предупреждение, а не угроза. И Хилвар, и Олвин каким-то образом поняли, что оно вовсе не направлено против них и, более того, что оно служит их защите. Оно как бы говорило: здесь находится нечто невообразимо опасное, и мы, его создатели, исполнены желания никому не причинить вреда…
Молодые люди отошли на несколько шагов и поглядели друг на друга: каждый ждал, чтобы именно другой первым сказал, о чем же он сейчас думает.
Подытожил Хилвар:
– Слушай, а ведь прав-то я оказался. Никакой разумной жизни здесь и в помине нет. А предупреждение это – оно автоматическое: оно включилось самим нашим с тобой присутствием, когда мы приблизились к дозволенной границе…
Олвин кивнул, соглашаясь:
– Но вот интересно, а что же это они пытаются защитить? Ну, скажем, под этими куполами могут оказаться дома, все что угодно…
– Нам никак этого не узнать, если каждый купол будет просить нас отойти… Но ведь как интересно – я про все эти различия между тремя планетами! Они все забрали с самой нашей первой… Оставили вторую, не позаботившись о ней ни на вот столько… А тут вот они озаботились прямо сверх всякой меры!.. Может и так статься, что они надеялись в один прекрасный день возвратиться и поэтому хотели, чтобы к их возвращению все было готово…
– Но ведь они же так и не возвратились, а было это все так давно…
– А может, они передумали?..
Странно, пришло в голову Олвину, как оба они – и Хилвар, и он сам – бессознательно стали пользоваться этим словом… Кто бы и что бы «они» ни были, их присутствие явственно ощущалось на той, первой планете и еще более сильно – сейчас. Перед ними находился мир, который был тщательнейшим образом упакован и, так сказать, отложен про запас, пока он не понадобится снова…
– Пошли к кораблю, – предложил Олвин. – Я даже дышать-то здесь толком не могу!
Как только шлюз за ними закрылся и они снова почувствовали себя в своей тарелке, наступило время обсудить дальнейшие свои шаги. Детальное исследование планеты предполагало проверку огромного числа куполов в надежде, что удастся найти такой, который не станет предупреждать об опасности и в который можно будет проникнуть. Если же и эта попытка провалится, то тогда… Впрочем, Олвин и думать не хотел о такой возможности, пока обстоятельства не заставят его смириться с неизбежным.
С этими самыми обстоятельствами он столкнулся менее чем через час и куда более драматическим образом, чем ему могло представиться. Они посылали робота более чем к десятку куполов – и каждый раз все с тем же результатом, – пока не натолкнулись на сцену, которая в этом аккуратном, тщательно упакованном мире буквально ни в какие ворота не лезла.
Перед ними предстала широкая долина, там и сям испятнанная этими дразнящими, непроницаемыми куполами. В центре ее был виден – перепутать это было невозможно ни с чем – шрам от огромного взрыва, разметавшего обломки во всех направлениях на многие мили и проплавившего в поверхности планеты глубокий кратер.
И рядом с этим кратером валялись останки космического корабля…
21
Они приземлились совсем близко от места этой древней трагедии и медленно, щадя дыхание, двинулись к гигантскому остову, возвышающемуся над ними. Лишь одна короткая секция – может быть, это была корма – осталась от корабля, все же остальное, надо полагать, было уничтожено взрывом. Когда они вплотную приблизились к тому, что осталось от катастрофы, у Олвина сформировалась догадка, постепенно перешедшая в уверенность.
– Слушай-ка, Хилвар, – сказал он, думая о том, как же это трудно
