Глаза у Редблейда блеснули.
— Выходит, ты слышал обо мне?
Хорн кивнул. Это имя было синонимом разрушительной силы, резни, насилия и в то же время — вызовом жестокой власти, которую олицетворяла империя.
— Им пришлось послать три крейсера, чтобы справиться со мной, — похвастал Редблейд. — Они захватили меня спящего.
— Меня зовут Хорн, я — солдат удачи.
— Ну, это тоже самое, что пират. Что ж, ты — проворный парень. Значит, теперь нас двое. — Лицо Редблейда потемнело. — Эх, если бы была хоть какая-нибудь возможность выбраться отсюда!..
— А что, ни единого шанса? — осторожно спросил Хорн.
— Ни единого, — кивнул пират. — Пока никому еще не удавалось выбраться из этого гиблого места, но не всегда Ванти будет тюрьмой.
— К любой двери можно подобрать ключ.
— Только не к этой, — сказал рыжебородый великан. — Я потом расскажу тебе почему. Ладно, пойдем, ты как раз успел к завтраку.
Пират повел его вокруг рва. Хорн спросил:
— Все-таки не пойму, за что эти люди хотели убить меня?
— Поймешь после завтрака, — откликнулся тот.
Наконец они добрались до скопища оборванных, грязных людей. Все они расселись на земле, вели себя тихо, кое-кто стоял. Их было несколько сотен, все ждали какого-то представления.
— Дайте дорогу! — заревел пират. — Не видите — у нас гость?
Перед ним безропотно расступались. Тех, кто мешкал, Редблейд подгонял пинками. Да, этот «добрый дядюшка» был страшнее лютого зверя. Может, по-другому здесь нельзя?
Они приблизились к небольшой выемке, вырубленной прямо в скале. К ней прямо со стены крепости была подведена металлическая труба. Как только они подошли к краю ямы, из трубы комками повалилась какая-то желтоватая, густая, клейкая масса.
— Вот тебе и завтрак, — сказал Редблейд. — Ешь!
Сам он встал на колени и зачерпнул ладонью это месиво. Хорну стало противно, однако отказаться от приглашения, да еще в первый день пребывания в неволе, — это было по меньшей мере неучтиво. Он тоже встал на колени и, зачерпнув пищу, попробовал ее. Есть можно, но не более того… Кроме того, он должен позволить себе расслабиться — значит, надо есть. Не вороти нос… Собственно, он не испытывал особой брезгливости к любой пище. Что только ему не приходилось жевать, когда он потерял мать и отца.
— Опять маис, черт бы его побрал! — в сердцах выругался пират. — Утром, вечером — все одно и то же.
Он скривился, вытер тыльной стороной ладоней рот и бороду, потом встал. Хорн последовал за ним. Теперь следующая партия припала к краям ямы, люди принялись торопливо черпать кашу. Потом началась свалка… Ясно, решил Хорн, очередность клева соблюдается только до определенного предела. Кто-то свалился в кашу и, выбравшись оттуда, принялся торопливо поедать налипшие на него комки. При этом он еще успевал огрызаться и молотить тех, кто пытался подобраться к нему со спины.
Хорн почувствовал тошноту.
— Свиньи! — с отвращением сказал Редблейд. — Если бы только каша… Какую только пакость они не кладут в нее! В качестве приправы… Песок сыплют, глину какую-то. Ног не протянешь, однако хочется чего-то свеженького. Все уже изголодались по мясу, понял?
Хорна передернуло.
— Вот почему они напали на меня!
— Некоторые из нас не могут справиться с подобной страстью.
Теперь они шагали, удаляясь от столько раз проклятой крепости. Уже через несколько минут она скрылась за горизонтом. Наконец Хорн и Редблейд добрались до края обширной впадины, напоминавшей блюдце.
— Если ты поймешь, как мы живем, — звучно выдохнув, сказал пират, — больше не будешь спрашивать, почему отсюда невозможно сбежать.
Он указал на темные крапины нор, вырытых в скалистом откосе. Это был труд многих тысяч людей в течение долгих столетий.
— Только так можно спастись от холода, — объяснил Редблейд. — По ночам, — добавил он, — здесь не знаешь, куда сунуть ноги.
— Даже огня нет? — спросил Хорн.
— В том-то и дело, — ответил спутник. — На Ванти никогда не было жизни. Здесь никогда не было ни угля, ни нефти, ни деревьев — ничего, что могло бы запасти химическую энергию. Жечь тут нечего! Единственное, чего вдосталь, — это камня. Ванти — это огромная каменная глыба, вращающаяся вокруг солнца-доходяги. С чем выходишь из крепости, в том и ходишь. Вот что имеет здесь наибольшую ценность, в порядке очередности: кости (в качестве плохонького инструмента и оружия), лохмотья (как одежда, для сохранения тепла) и металл…
— Какой металл? — удивился наемник.
— Подковки, набойки, бляшки, пуговицы, пряжки для ремней, булавки — одним словом, любой металлический предмет. Если собирать их достаточно долго, то можно выковать что-нибудь, напоминающее нож, а это уже совсем другое дело.
Действительно, без огня, решил Хорн, ничего не построишь, ничего не создашь. Все старания будут напрасны…
Между тем пират продолжал свой рассказ:
— …В качестве развлечений у нас используется все то, что могут использовать мужики без баб. Зачем я буду объяснять, сам понимаешь. И конечно, драки. Как же без этого. Всегда кого-нибудь покалечат, а то, глядишь, и убьют. Однако без драк нельзя. — Он помолчал, потом решительно добавил: — Никак нельзя. Иначе беспорядок, всякие горлохваты начнут брать верх.
В настоящее время, объяснил Редблейд, он является признанным вожаком. Его авторитет непререкаем. Кое-кто пытался доказать обратное, но быстро утихомирился. Это положение, сообщил пират, дает некоторые преимущества: во-первых, при дележке пищи, долю от всех трупов, право принуждать других исполнять его распоряжения. Но только до определенного предела.
— Здесь хватает всяких субчиков, — признался Редблейд. — Есть и такие, которые обозлились на всех и вся и жаждут как можно скорее оставить этот свет. И не в одиночку, а захватив с собой как можно больше своих собратьев. Это страшный грех, таких мы быстро осаживаем, но за всеми не уследишь, поэтому я стараюсь палку не перегибать. Ты учти это на будущее. Но уж что мое, то мое, это тоже стоит запомнить. — Он вздохнул. — Конечно, ни одна шавка и пикнуть не посмеет, пока я силен и могуч. Вот что тебе следует зарубить на носу: здесь каждый делает то, что он хочет, на что у него силенок хватит. И не делает того, что не желает или не может исполнить. Понял?
— Что уж тут непонятного. Каждый за себя, а сообща можно только перегрызть глотку собрату. Голый индивидуализм, замешанный на желании мстить и мстить…
— Я смотрю, ты действительно сообразительный парень, — сказал Редблейд. — А по поводу индивидуализма… Жизнь есть жизнь. Посиди здесь с мое, и я не знаю, какую песню ты тогда запоешь. Все дело в том, что хотя надежда умирает последней, но все же она в конце концов умирает. Ее могила здесь, на Ванти. Ты думаешь, когда они раскрыли дверь и выгнали тебя на этот плоский шарик, они обрекли тебя на заточение? Нет, парень, они обрекли тебя на смерть. Обстоятельно так организовали этот процесс. Тебе дали время познакомиться с ней, убедиться, что смерть бывает разных пород, но в любом случае у нее одно и то же лицо. Две бронированные створки, медленно разъезжающиеся в разные стороны. Можешь сравнить их с челюстями, с входом в ад — это не имеет значения. С чем ни сравнивай, конец один. Никто даже не знает, где расположена эта поганая Ванти. На звезды не рассчитывай, у нас тут есть межзвездный штурман. Он говорит, что такого неба никогда не видал. Скорее всего, нас занесло в чужую галактику, так что, парень, никаких ориентиров.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
