Пауэрскорту очень хотелось бы получить более подробную информацию о загадочной «Civitas Dei», но, разумеется, откровенности от ее секретного агента ждать не приходилось.
Декан писал и про то, сколь ничтожно значение отдельных смертных жизней в сравнении со славой и громадным резонансом такого события, как восстановление праведной веры в знаменитом храме, отнятом Реформацией. Неустанно молясь о том, чтобы пасхальный юбилей прогремел набатом, триумфальным зовом к массовому возвращению британцев к престолу святой апостольской католической церкви, он почел своим долгом устранять всех, мешавших исполнению плана, и действовал тут абсолютно самостоятельно, на свой страх и риск.
Джон Юстас передумал и отказался съездить в Ватикан для принятия католического сана. Артур Рад чересчур активно стал высказывать свои сомнения в дневниках, сгоревших вместе с ним. Эдвард Гиллеспи предлагал товарищам пойти к Пауэрскорту, рассказать о готовящемся заговоре. И эти смерти, пояснял декан, должны были стать эхом комптонских казней при ликвидации монастыря, мемориалом героям-католикам, погибшим за настоящую религию. Правда, напоминал автор письма, как современник иной, более мягкой эпохи, он все-таки милосердно умерщвлял своих жертв перед сожжением или расчленением. И он ни о чем не жалеет, будучи слугой высочайшей Истины, учеником великих учителей и скромным исполнителем величайшей задачи.
Завершалось послание цитатой. Многие годы, писал автор письма Пауэрскорту, его вдохновляли слова Томаса Бабингтона Маколея[68]: «У католической церкви все еще есть силы посылать в самые отдаленные края земли миссионеров столь же фанатичных, как те, что когда-то приплыли от Римского Папы в Кент с архиепископом Августином, у нее еще есть отвага гордо стоять перед враждебными владыками, как она стояла когда-то перед Атиллой. Эта церковь была величава и могуча намного раньше, чем саксы высадились в Британии или франки перешли Рейн; она неколебимо стояла, когда в Антиохии цвело античное красноречие, а в храмах Мекки еще поклонялись идолам. И она будет по-прежнему могуча, когда какой-нибудь приезжий из Новой Зеландии, посетив заброшенный край, взберется на развалины Лондонского моста, чтобы зарисовать в альбом ветхие и замшевшие руины собора Святого Павла»[69].
Пауэрскорт дважды перечел письмо. Затем сложил и спрятал во внутренний карман на груди. Страстный монолог письма наполнил печалью: жизнь декана закончилась так страшно! Однако вспомнились родные и друзья Джона Юстаса, Артура Рада, Эдварда Гиллеспи, каковы были их скорбь, их гнев, их возмущение палачом, считавшим себя вправе лишать жизни людей, приговаривая их близких к бесконечному плачу об усопших. Нет, не только фанатиком, безумным и бескорыстным, был этот человек. Он действовал коварно, подло. Многих, очень многих прихожан успел предать декан, тайно принявший католичество, но продолжавший крестить, венчать и отпевать тех, кто искренне верил протестантскому пастырю, благословляющему верных протестантов.
Два дня спустя Пауэрскорт и леди Люси прогуливались по соборному двору. Солнце сияло, но дул холодный ветер. Хотелось на прощание послушать церковную вечерню. Правда, супруги Пауэрскорт поклялись через месяц приехать снова, на свадьбу Патрика и Энн, иначе главный редактор грозил разоблачить клятвопреступников в передовице «Графтон Меркюри».
Быстро шедший на поправку Джонни Фицджеральд сейчас в гостиной Энн Герберт изумлял ее восхищенных сынишек рассказами о четырехглазом великане, живущем в пещерах Пенджаба, и шестиногой лошади, быстрее ветра носящейся по диким степям Южной Африки. Руководство Комптонским собором было временно возложено на епископа из Эксетера. Римский епископ со своей командой, препровожденный полицейскими до самого борта парохода в Дувре, отбыл в Вечный город. Епископ Мортон и прочие переменившие веру члены капитула рассеялись по католическим храмам Англии и Уэльса. Шеф местной полиции направил вышестоящим юридическим органам Его Величества рапорт о странном происшествии в Комптоне. Патрик Батлер, едва ли не с первого взгляда на костер в канун пасхальной мессы, разрабатывал соответственный грандиозный спецвыпуск своей газеты. Пауэрскорт, как обещал, еще раз написал Августе Комптон, поведав о характере убийства ее брата, о том, что дело передано в суд и процесс, вероятно, будет открытым. Он также передал ей мнение комптонского поверенного Оливера Дрейка, сказавшего, что разбирательство по завещаниям вряд ли закончится раньше Рождества (а про себя полагавшего, что оно не закончится и к следующей Пасхе).
«Воссияй во тьме, Господи всемилостивый…»
Службу вели каноник Гилл и Ричард Хупер, но без певчих. Хор нынче отсутствовал.
«…приди и защити нас от зла, от всякой пагубы ночной…»
Не пропускавшие ни одной службы две престарелые дамы были на своих местах. Пауэрскорт посмотрел на леди Люси, полностью оправившуюся после испытаний в склепе подземной часовни. Сегодня вечером, после ужина в Ферфилд-парке, он собирался предложить ей вояж в бесконечно далекий от Комптона Санкт-Петербург. А завтра утром они поедут домой в Лондон.
Ричард Хупер читал «Nunc Dimittis»[70]. «Дай нам, Господи, смиренно обрести мир и покой согласно святому завету…» — взывал высокий юношеский тенор среди резных деревянных ангелов.
Пауэрскорта снова заворожили старинные имена на спинках скамей: Фордингтон, Райслингтон, Грантхем Северный, Алтон Южный, Йетминстер-второй…
«Благословит, навеки сохранит душу твою Господь, — обещал мягкий голос заканчивающего молитву каноника Гилла, — осенит сияющим светом благодати и даст покой».
Хэрстборн, Бэрбедж, Алтарный Брат Меньшой, Нетсербери Мирской, Шиптон Духовный…
«Во имя Отца и Сына и Святого Духа, аминь».
Словно послание из глубины веков, увиделись Пауэрскорту таблички в память о старинных радетелях храма. Биминстер-второй, Лайм, Хэлсток, Вилсфорд, Вудфорд…
Имена, коим тоже жизнь на веки вечные.
Барон Уинтерборн, Гилленгхем-младший, Чардсток, Тейнтон Правящий, Гранит Апостольский.
Переводчик выражает искреннюю дружескую признательность мистеру Кеннету Джону Маккиннесу за его терпеливые разъяснения относительно крикета, флота, старинной поэзии, разнообразия исповеданий и прочего.
Примечания
1
Имеется в виду крупнейшая судостроительная верфь стоящего на реке Клайд шотландского города Глазго.
2
Бытие, 1, 2.
3
Речь идет об Англо-бурской войне 1899–1902 гг.; буры — голландские поселенцы в Южной Африке.
4
Стоит отметить, что заупокойные молитвы отвергаются, а характерное для католиков горячее почитание Богоматери и Непорочного зачатия чрезвычайно холодно воспринимается более рациональным англиканством. Так что англиканец Маккена, разволновавшись, демонстрирует некий «стихийный» католицизм.
5
Каноник — член капитула, коллегии духовных лиц, состоящих при епископе и его кафедре; канцлер в соборе — секретарь капитула и архивариус.
6
Из старинной шотландской баллады, повествующей, в частности, о гибели корабля, который спешил к тем же берегам, куда торопятся вернуться Пауэрскорт и Фицджеральд.
7
В крикете, игре, похожей на русскую лапту, игроки бросают мяч рукой, а отбивают битой; подачи боумера (игрока, бросающего мяч) принимает бэтсмен (отбивающий).
8
Правление королевы Виктории длилось почти шестьдесят четыре года: с 1837 по 1901 год.
9
Джон Генри Ньюмен (1801–1890) — церковный деятель, богослов, публицист. Лидер «Оксфордского движения» богословов, настаивавших на католической сущности англиканства (по сути, на объединении с Римом) и выступавших против вмешательства государства в дела религии. В 1845 году перешел из англиканства в католичество, с 1879-го кардинал.
10
Генри Пёрселл (ок. 1659–1695) — выдающийся английский композитор.
11
Рединг — последний крупный город на пути из Западной Англии в Лондон.
12
Джонни смущает сходство французских слов couvent (монастырь) и convent (конвент), к тому же он путает революционных якобинцев с монахами обители Святого Якова.
13
Мамона — в христианских церковных текстах идол, олицетворяющий сребролюбие и стяжательство.
