Менее чем через час Эльза уже смотрела в иллюминатор на огни аэропорта, постепенно исчезающие вдали. В начале полета она с беспокойством проверила, как чувствует себя ее охранник, которого напичкали обезболивающими и снотворным, а потом и сама уснула. Руфус Сойер укрыл Эльзу одеялом и убрал волосы, упавшие на щеку. Взгляду его открылся тонкий шрам, пересекающий весь лоб. Он облокотился о ручку кресла, обдумывая, что за путь прошла эта нежная женщина. Если бы ему сказали, что рядом спит убийца, Руфус никогда не поверил бы. Для него она была просто Эльзой, женой Генриха, женщиной, которую обожала Габи. Он и предположить не мог, что эта беззащитная особа – самый страшный человек из тех, кого он встречал. Именно она отдавала приказы об уничтожении целых секторов, без дрожи в сердце подчиняла себе людей, шантажировала, убивала, похищала. Именно она отравляла целые города, оплела смертельной паутиной всю Европу и ничего не боялась, потому что наделенный такой силой человек не может испытывать страх.
Самолет приземлился в двадцати километрах от Лондона на частном аэродроме, где их уже ожидал лимузин, на котором Габи, как голливудская кинозвезда, любила разъезжать по стране. В другую машину она и вовсе не садилась, потому что считала, что заслужила подобный комфорт, который выражался в собственном шофере и шикарном авто с обязательным шампанским в холодильнике.
Раненого охранника осторожно положили на заднее сиденье. Эльза начала серьезно волноваться за него и позвонила Габи, которая тут же отчиталась, что в поместье ожидает квалифицированная помощь. Она не лукавила, потому что парня по прибытии сразу же осмотрел главный хирург одной из ведущих клиник Лондона.
– Содержу его балаган, – сказала Габи, сделав глоток шампанского, перед тем как тот начал осмотр.
Рана в боку была зашита искусно, плечо лишь глубоко оцарапано пулей. Не найдя ничего серьезного, доктор оставил необходимые антибиотики и удалился, льстиво поулыбавшись Габи на прощание.
– Ну, красавица, иди ко мне, – Габи раскрыла объятия, когда женщины остались одни в гостиной.
Эльза послушно подошла к ней и, поднявшись на носочки, обняла за сухую шею. Габи была очень высокой, с длинными каштановыми волосами и хорошей спортивной фигурой. Но возраст уже сказывался: кожа на лице потеряла упругость, мышцы слегка провисли, а глаза утратили былой блеск. Однако Габи все еще оставалась привлекательной. Во всяком случае, такой она казалась Эльзе, а люди всегда склонны преувеличивать физические достоинства тех, кто им нравится.
– Старая извращенка, – улыбнулась Эльза, отворачиваясь от Габи, которая норовила поцеловать ее в губы. – Ну, прекрати! Ты же знаешь, что меня бесят твои наклонности!
– Ты – циничный гомофоб, – нисколько не смутилась Габи. – Но я все равно тебя люблю. И не дергайся, – произнесла она свое любимое слово. – Хватит, Генрих, – хмыкнула она. – Девочку доставят сюда сразу же после завершения операции.
Глава 27
В комнате, где держали Риту, не было ни одного окна. Это и комнатой сложно было назвать, скорее кладовкой, в которой лежал матрац. Рядом с ним стоял стул, на случай если девушке захочется сменить позу. Другого предназначения для этого предмета Рита не видела. Она уже с иронией рассматривала свое положение. Бояться и трястись от страха надоело, поэтому девушка старалась себя развеселить, чтобы хоть как-то скрасить медленно бегущие минуты. Дважды ей приносили поесть, и если в первый раз она отказалась от бутерброда и стакана воды, то во второй – съела все и пожалела о том, что проявила глупую гордость, когда со злостью пнула поднос и того здоровяка, который принес еду. В туалет Риту водили лишь единожды, когда она, уже не в силах терпеть, забарабанила в дверь, крича, что не может справлять нужды прямо на матрац.
Дверь открылась, и на пороге показался Пирро, тот самый, который ударил ее на пирсе. Рита со злостью сказала ему по-русски:
– Я сейчас обос…сь, урод! – и показала рукой на живот.
Он рассмеялся, схватил ее за руку и потащил за собой. Рите пришлось бежать за ним, потому что шагал он очень быстро. Несмотря на то, что мысли были заняты тем, чтобы не оконфузиться при посторонних, Рита незаметно осматривалась по сторонам. Дом напугал ее. Серый, без мебели, он казался зловещим. Из-за пустоты в комнатах слышался каждый шорох, а гул топающих ног мгновенно разлетался в пространстве, отчего создавалось впечатление, будто внутри находится целый батальон солдат. Однако Рита насчитала только пятерых мужчин, трое из них находились в соседней комнате, примыкающей к кладовке, еще один поднимался по лестнице. А последний выходил из туалета, к которому ее подвели.
После Риту снова втолкнули в темную комнату и заперли дверь на засов. Рита прислонилась ухом к двери, пытаясь понять, о чем говорят мужчины. Разговор был бурным, сопровождался громким смехом, и Рита, не говорящая по-немецки, в раздражении хлопнула ладонью по деревянной поверхности. К ее удивлению, дверь тут же отворилась.
– Was ist los?[9] – спросил темнокожий мужчина, который в порту одолжил свой пиджак.
– Пить хочу, – соврала Рита, и мужчина, посчитавший просьбу мелкой либо вовсе не понявший, что она сказала, захлопнул дверь перед ее носом.
Рита присела на матрац и подтянула к себе коленки. Хотелось плакать, даже рыдать, причем так громко, чтобы все находящиеся в этом доме, а также в радиусе десяти километров знали, как ей плохо. Рита вытерла ладошкой мокрые щеки и тихо всхлипнула. Как никогда, ей было гадко на душе. Даже отчаяние, всегда приходящее с похмельем после шумной вечеринки, не шло ни в какое сравнение с той болью, которая разрывала ей грудь. Рита вспомнила Анри и его слова о том, что нужно жить каждым мгновением, так как никогда не знаешь, что произойдет в следующий момент. Как же он был прав!
Жизнь Риты изменилась слишком быстро. Сначала она пила и страдала от невнимания отца, с равнодушием относилась к себе и окружающему миру. Потом умер Костя, единственный друг, и Рита едва не сломалась от отчаяния. Но судьба вдруг сжалилась, послав ей Анри, который изменил представление о счастье. А еще в ее жизни снова появилась мама. Столько подарков, но Рита не заметила их. Она продолжала мучить себя, обижалась на маму, ждала от Анри небывалой страсти, об отце и вовсе забыла.
– Папочка, – прошептала она, словно он был рядом. – Ты не представляешь, как ты мне нужен, – Рита прилегла, отвернулась к стене и закрыла глаза. – Очень нужен.
Сон пришел быстро в ее измученное напряженным ожиданием тело, но был беспокойным. В забытьи Рита сражалась с обезображенным уродом, которого безжалостно избивала. А потом взяла пистолет, неизвестно откуда появившийся в ее руке, и выстрелила. Патроны в обойме не заканчивались. Она все стреляла и стреляла, с наслаждением глядя, как голова Пирро превращается в кровавое месиво.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
