— Значит, сегодня у меня это плохо получается. — Он горько улыбнулся.
— По правде говоря, я не знаю, что мне может помочь, — призналась Кейт.
— Скажи мне, что тебя тревожит, а то я от беспокойства с ума сойду, — попросил он.
— Мой отец… эти страшные слухи о принцах. — Кейт беспомощно покачала головой.
— Опять ты за свое! — вздохнул Джон. — Забудь. Ты гоняешься за призраками, которых нет. Принцы находятся в Тауэре, живые и здоровые.
— Ты это точно знаешь?
— Я в этом уверен. А сегодня пришла хорошая новость: королева и ее дочери согласились покинуть убежище. Король поклялся защищать наших кузин и заботиться о них. Согласись, что Елизавета вряд ли доверила бы их человеку, который убил ее сыновей. Подумай об этом, любовь моя.
— Но другой ее сын, Грей, был казнен без суда, — возразила Кейт.
— Ты же знаешь, почему так произошло. И Елизавета тоже наверняка все понимает. Между прочим, король пообещал простить ее старшего сына Дорсета, если тот оставит Генриха Тюдора и вернется в Англию. Так что для твоего мрачного настроения нет никаких оснований, милая, клянусь тебе.
Он наклонился и наградил ее долгим поцелуем, его щеки на морозе были жесткими и холодными. Никогда еще Линкольн не целовал ее с такой страстью, у нее аж дыхание перехватило.
— Надеюсь, теперь тебе стало получше, — сказал Джон, лукаво подмигнув Кейт.
Ей и самой тоже так показалось, и она поспешила во дворец, завернувшись в свой плотный плащ. Руки у Кейт посинели от холода. И тут перед ней появился разрумянившийся паж в королевской ливрее.
— Я искал вас повсюду, миледи, — сказал мальчик. — Вас желает видеть король. Он распорядился, чтобы вы немедленно пришли к нему во внутренние покои.
— Да, конечно, — ответила она и, не подозревая ничего плохого, поспешила к отцу.
Катерина
Октябрь 1559 года, Уайтхолл-Палас
Господь, судьба, звезды или фортуна — можно называть это как угодно — не были расположены к нам с Недом. К моему горю, матушка день ото дня чувствовала себя все хуже и хуже, она слегла в постель и больше уже не вставала. Так что все наши надежды на то, что она сумеет уговорить королеву, были жестоко разрушены.
Сегодня я, втиснутая в свое жесткое расшитое парчовое платье с узкой талией, высоким гофрированным воротником и отделанными жемчугом рукавами, вся кипя от негодования, должна прислуживать королеве — ничего не поделаешь, моя очередь. Я чувствую враждебные взгляды, которые исподтишка кидают в мою сторону камер-фрейлины, нескрываемое осуждение госпожи Эстли и холод, исходящий от моей госпожи королевы. У Елизаветы наверняка немало причин злиться на меня, но почему она не выскажет своего неудовольствия прямо или даже не назначит мне наказания?
Несправедливость всего этого мучит меня. Я ничем — абсолютно ничем! — не заслужила подобного обращения.
Злость закипает во мне. И поэтому, когда королева отвешивает мне пощечину за то, что я роняю ее перчатку, я взрываюсь, как пушечное ядро.
— Ваше величество, с вашей стороны это крайне жестоко! — кричу я. — Не моя вина, что другие, совершенно без моего ведома, плетут заговоры, используя мое имя. Но вы вините в этом меня. Это ничем не оправдано, и не подобает так вести себя тому, кто считается источником справедливости!
Не успеваю я произнести эти слова, как уже начинаю жалеть, что не родилась на свет немой. Одного взгляда на удивленное и разъяренное лицо Елизаветы достаточно: я не сомневаюсь, что теперь обречена самое меньшее на заключение в Тауэре. Всего несколькими неудачными словами, вырвавшимися в порыве негодования, я разрушила все надежды стать ее наследницей. Да что там корона — я перечеркнула все надежды на брак, о котором мечтаю больше всего в жизни.
— Что ж, леди Катерина, вы разоблачили себя, — язвительно говорит королева. — Даже если у вас и не было злого умысла, вы все-таки участвовали в этом изменническом заговоре.
— Но, мадам, — молю я, падая на колени, — я только пыталась оправдать себя.
Все фрейлины смотрят на меня с нескрываемым презрением.
— Разве я вас в чем-нибудь обвиняла, чтобы вы вынуждены были оправдываться? — рявкает Елизавета.
— Нет, мадам, но вы никогда не были добры ко мне, и теперь ясно, почему весь двор глумится надо мной: они просто делают это, чтобы доставить вам удовольствие, ибо вы ясно дали понять, что считаете меня виноватой, тогда как на самом деле никакой вины за мной нет. Но я была жестоко оскорблена в особенности еще и потому, что не была названа вашей наследницей, хотя это мое законное право…
— Хватит! — выкрикивает королева. — Убирайся отсюда, дерзкая девчонка, и не показывай здесь своей физиономии, пока я сама тебе не прикажу. Иначе тебя ждет суровое наказание. Пошла вон!
Я поднимаюсь на ноги и, сделав подчеркнуто пренебрежительный реверанс, бросаюсь прочь. И вот я жду… и жду… и жду. Какой будет моя судьба? Сколько законов я нарушила, говоря с королевой таким образом? Можно ли считать мое дерзкое поведение государственной изменой или чем-нибудь в этом роде? Да, мои слова были справедливы, но теперь я жалею, что не снесла эту пощечину молча, а дала волю языку.
Я погубила все. Я нанесла несмываемое оскорбление ее королевскому величеству и понесу за это наказание. Был ли кто-то в этом мире несчастнее меня? Да, конечно был, думаю я, с ужасом вспоминая свою старшую сестру Джейн. Неужели я буду следующей жертвой и повторю ее судьбу?
Когда я в одиночестве — придворные избегают меня — выгуливаю своих собачек, меня находит епископ де Квадра. Но прежде чем он успевает заговорить, я бросаю ему в лицо:
— Господи милостивый, епископ, что за странную историю я слышала — якобы вы намеревались похитить меня?
Этот вопрос приводит испанца в замешательство, но он быстро берет себя в руки.
— Слухи сильно преувеличены, миледи. Вас явно неправильно информировали. Будьте уверены, что Испания не предпримет ничего без вашего согласия.
— Я хочу знать, действительно ли существовал заговор с целью выдать меня замуж за инфанта дона Карлоса? — спрашиваю я прямо.
— Да, такая возможность рассматривалась, — признается де Квадра. — Его величество всегда хотел подыскать для вашей светлости подходящую партию, выдав вас замуж за какого-нибудь влиятельного католического принца. Теперь он пришел к заключению, что более подходящим в этом отношении кандидатом может быть его племянник, эрцгерцог Фердинанд. Видите ли, в чем дело. Дон Карлос со временем станет королем Испании, а потому должен оставаться в своей стране. А ваша светлость — претендентка на корону Англии, а потому вы должны жить здесь. Эрцгерцог же не связан никакими обязательствами, а потому может быть рядом с вами. Его величество помнит, какие осложнения возникли, когда он женился на королеве Марии, и желает избежать подобных затруднений в будущем. — Епископ замолкает на несколько мгновений, а затем продолжает: — Прав ли я, предполагая, что вы несчастливы при дворе и охотно готовы покинуть его? Его величество предоставит вам для этого средства и найдет убежище.
— Я подумаю, — отвечаю я, смягчаясь, но в то же время с тревогой осознавая, что этот разговор может быть признан изменническим. И хотя я польщена перспективой брака со столь высокой особой и ясно понимаю, какие выгоды он мне сулит, сердце мое принадлежит Неду, и только ему.
— Мне больно видеть вас такой опечаленной, леди Катерина, — говорит де Квадра. — Я слышал о вашей ссоре с королевой. Вам хватило смелости ответить ей… хотя это и было немного опрометчиво, если мне позволено будет высказать свое мнение на сей счет. Но утверждают, что гнев королевы никогда не бывает долгим.
— Хотелось бы мне в это верить, — отвечаю я. — Ее величество всегда меня ненавидела.
— Она вас ненавидит, потому что боится, миледи. И на то есть веские основания. По мнению моего господина, для всей Европы вы были бы более желательной королевой, чем она.
— Вы не должны говорить мне такие вещи, — возражаю я. — Это измена — ни больше ни меньше. — Но сердце у меня бьется как сумасшедшее. Мои друзья в Испании, которые доставили мне столько хлопот, все же не бросили меня.
Епископ де Квадра задумчиво смотрит на меня.
— Если с королевой случится какое-нибудь несчастье, мой господин поддержит ваши претензии на трон силой оружия, при возникновении такой необходимости.
Я изумленно смотрю на него. Кто бы мог подумать, что Испания так сильно во мне заинтересована?! И впервые за много недель настроение мое улучшается.
Кейт
Февраль 1484 года, Вестминстерский дворец
Оказавшись во внутренних покоях, Кейт присела в реверансе. Король Ричард читал, устроившись в резном кресле, королева Анна тоже находилась здесь — на своем обычном месте у огня, сидела, закутавшись в меха.
