— Иди сюда, — позвала она.
Никита подошел ближе и увидел, что она открыла квадратный люк. Никита почувствовал неприятный запах и поморщился.
— Идем, — сказала Мари, скрываясь в темноте прохода.
Мальчик свалил игрушки рядом с люком и спустил одну ногу в отверстие. Нога встала на что-то твердое, он спустил вторую — внизу оказались деревянные ступеньки. Медленно Никита начал спускаться по тесному проходу, придерживаясь за стены.
— Где ты? — послышалось из темноты.
— Тут, — еле слышно ответил он. Глаза постепенно привыкли к темноте, стало холоднее, в воздухе пахло, как однажды под одним домом, где лежала мертвая кошка. Стена и ступеньки уходили в сторону, Мари стояла в самом низу и загораживала собой свет. Мальчик закрыл рукавом свитера нос, от усилившегося запаха начало подташнивать. Мари пропустила Никиту в хорошо освещенную комнату.
— А где игрушки? — воскликнула она, подталкивая его в спину. — Иди, я сейчас.
Девочка убежала вверх по лестнице, он остался один в большой комнате без окон. На полу лежал синий с желтыми цветами ковер, на стенах — голубые обои с зелеными лошадками, сбоку — большой холодильник, за ним — стол, три стула, обогреватель, на другой стороне — две кровати, по полу разбросаны игрушки, печенье, конфеты, на столе — куски красного мяса и кровавые разводы.
Мальчик прошел в другой конец комнаты и остановился перед кроватью в самом углу. В постели, прикрытая до подбородка одеялом, лежала пожилая женщина. Лицо ее покрывали безобразные синяки. Рядом, на тумбочке, валялись открытые баночки, мелкие белые таблетки усеивали все одеяло.
Никита отшатнулся. Вбежала Мари с игрушками.
— Тамара больше не встает. Я дала ей таблеток, чтобы у нее не болело в груди. Она сильно устала, — девочка закашлялась и высыпала игрушки на другую кровать, размером поменьше.
Мальчик отступил к стене, где стоял большой розовый домик и валялись безрукие, с оторванными головами куклы. Мари подняла с пола конфету и протянула ему. Никита затряс головой и натянул ворот свитера до самых глаз.
— Возьми одеяло, — указала она на пушистое покрывало, скрученное в рулон на кровати, — согреешься.
Он коснулся светло-зеленой занавески и немного отдернул, за ней оказалась дверь.
— Закрыта, ее нельзя открывать, — девочка подняла с пола печенье, предложила ему, когда же он отказался, присела на корточки и вытащила из-под кровати тетрадку. Пока Мари листала дневник, Никита подергал за ручку на двери, та не поддалась.
— Рики, — хрипло засмеялась девочка, тыкая пальцем в нарисованную коричневым карандашом собачку, и повторяя, как заведенная: — Рики, Рики, это наш Рики.
Никита в страхе покосился на женщину, прикрытую одеялом, внутри все сжалось, в рот хлынула горечь, запах душил его.
— Тамара не станет ругаться, она добрая, — Мари сунула в рот конфету, забралась на кровать и начала из стороны в сторону раскачиваться. Девочка и выла, и мычала…
Никите стало жутко, в горле застрял ком, он то начинал двигаться, то проваливался обратно. Хотелось заткнуть уши, лишь бы не слышать этих страшных звуков, убежать отсюда на улицу, где зарыться лицом в снег и дышать, дышать, пока из носа не уйдет запах мертвого тела. В животе заурчало, мальчика согнуло пополам. Никита зажал себе рот и так держал, пока рвота не хлынула в нос. Он опустился на пол и уткнулся головой в стену. Его вырвало на ковер, на рядом лежащую голову куклы, на свои руки, колени. Жгло в горле, носу, с каждым вдохом становилось хуже, внутренности как будто переворачивались.
Послышался лязг, Мари замерла, первое, что мальчик ощутил, это как в комнату ворвался свежий воздух. Занавеска отлетела в сторону, распахнулась настежь дверь, в проходе возник Олег Саванчук. При виде Никиты он застыл на пороге и сильно поменялся в лице. За ним, как тень, стояла та девушка, которая пыталась защитить их от жителей. Она прикрывала ладошками рот с носом и тихо всхлипывала.
— Нися, уведи его скорее, — обернулся хозяин дома к девушке.
— Папа, — прошептала Мари и протянула к нему руки.
Саванчук обхватил голову, губы его задрожали:
— Что же ты наделала, Мари, девочка моя. — Он пересек комнату и крепко сжал ее в объятиях.
— Тамара спит, она устала сильно.
— Спит, спит, — шептал он, успокаивающе поглаживая дочь по взлохмаченным волосам.
Анисья помогла Никите подняться и вывела на улицу. Они оказались за домом, все так же шел снег, над деревней сгущались сумерки.
* * *
Алиса озиралась по сторонам, на месте, где она с друзьями видели мертвеца, никого не было. Возле освещенного солнцем пенька снег почти растаял, проглядывали прошлогодние листья. Герберт с довольным видом расхаживал перед ней туда-сюда, точно адвокат в суде из американских комедий.
— А какой воздух, какой воздух, — то и дело бормотал он, хитро поглядывая на нее.
— А где же веревка?
— Не знаю, — беспечно вскинул плечи Герберт, — я рассказывал про…
— Где же птицы? — не дослушала девушка.
— Птицы, — повторил он и задумчиво взялся правой рукой за подбородок.
Алиса еще раз огляделась.
Светило солнце, шелестели кроны деревьев, небо чистейшее — тишина.
— Мне нужно искать брата. Я пойду.
— А не хотите…
— Нет, простите, мне правда нужно идти.
— Понимаю, — обреченно вздохнул Герберт.
— Удачи вам.
— До встречи.
— Нет, думаю, сегодня же я уеду домой, нужно лишь найти брата.
— Ага, понимаю.
Алиса извиняюще улыбнулась и побежала обратно к тропе, а вслед услышала, как он крикнул:
— До встречи!
Она не стала оборачиваться и разубеждать его, было очевидно, человек был не совсем в себе.
— Ники! — закричала девушка, достигнув тропы.
«Почему он убежал? Почему так испугался? Куда мог пойти?» — спрашивала себя Алиса. Ей казалось, что с момента, как выбралась из пруда, прошло уже много времени, но солнце никак не садилось, на улице не темнело. Девушка не чувствовала усталости, холод не продирал до костей, не хотелось ни пить, ни есть.
Лес редел, до деревни оставалось совсем недалеко. Сердце радостно подпрыгнуло, когда она увидела машины — много машин.
За ними приехали. Саванчук вызвал подмогу, по-другому и быть не могло. Теперь они найдут ее брата, помогут доброму, но сумасшедшему Герберту — все будет хорошо.
Алиса бежала, и ей казалось, что она чувствует запах бензина, слышит голоса.
У дома Саванчука стояли люди. Среди них она увидела мать с отцом, Никиту. Брат показывал на нее, но никто этого не замечал. На земле лежали носилки с черными мешками, в которых обычно увозят трупы. Возле одного такого мешка стояла мать Ильи, женщина осунулась, лицо исказило горе. Всегда веселая, неунывающая, все время в работе и заботах, она находила время для своего единственного ребенка и его друзей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
