Чувствуя клокотавшее во мне негодование, я постарался быть холодным как айсберг.
– Чертовски удобная отмазка, не правда ли? – произнес я самую вежливую фразу, на которую только был способен в таком состоянии.
Линдси вперила в меня железный взор.
– Если ты пришел сюда, чтобы оскорблять меня, я уйду сейчас же.
– Это ты… оскорбила меня… – Я запнулся, с усилием удержавшись от бранного слова.
– В каком смысле? Чем?
– Тем, что до последнего скрывала, что мне придется бросить моего лучшего друга во всем мире ради этого контракта.
– Я думала, твой лучший друг – это я, – спокойно сказала она.
Вот, таковы они, женщины. Доводят до самого пика раздражения, а затем поворачивают все так, что ты же и оказываешься неправ. Есть, конечно, и мужчины, умеющие поступать подобным образом, но я к ним не отношусь.
– Ты, конечно, – буркнул я. – Ты знаешь, что я имею в виду. Не заговаривай зубы.
– В таком случае не знаю, – сказала Линдси, посмотрев на меня уже несколько добрее. – Я понимаю, как много значит для тебя эта собака, но, думаю, ты сможешь все взвесить и решить, что для тебя – и нас – важнее. Думаю, ты придешь к верному решению. А чтобы ты знал, я даже подчеркнула это место в контракте, который переслала тебе. Так что ты не можешь обвинять меня в обмане, Дэйв.
– Но я же не читал этого контракта, сколько можно говорить тебе! Я даже думать об этом не могу.
– Не можешь думать?
– Да. Я уже говорил. Меня преследует чувство вины. К тому же ты могла сказать мне сама, а не тыкать носом в эти бумажки.
Она успокаивающе взяла меня за руку, которую мне тут же захотелось с негодованием отдернуть. Чего я, естественно, не сделал.
– Мне не хотелось, чтобы это выглядело так, будто условие о собаке исходит от меня, – продолжала она. – Я просто положила контракт перед тобой, чтобы ты сам мог с ним ознакомиться. Тем более, яснее, чем там написано, и не скажешь. – Последовала пауза.
– Я люблю эту собаку, – сказал я, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза.
– О, детка, я знаю, как ты его любишь. Тебе ли говорить мне об этом. Ну. Обними же меня. – Линдси обвила меня руками. – Ты ведь понимаешь, – продолжала она, – речь идет о нашей жизни, о всей жизни, которую нам предстоит прожить вместе. Этой собаке может быть два года, а может и семь, может быть, она старше, чем ты думаешь. Завтра она может попасть под машину. В любом случае будь уверен, что прожить тебе предстоит дольше, чем собаке. И большую часть своей жизни ты все равно проведешь без нее. И ты не можешь калечить свое будущее ради собаки. А что, если все и дальше пойдет на лад и мы сможем скопить денег, чтобы перебраться на Сент-Киттс? Мы не сможем взять его с собой.
Теперь Сент-Киттс. Мы переезжаем с когда-то желанного Мастик.
Я заметил боксера, который преследовал Пучка, гарцевавшего по направлению к морю.
– Не вижу, как отказ от проживания в Чартерстауне может исковеркать мое будущее, – сказал я. – И вообще не хочу там жить.
Линдси покачала головой:
– Но ведь ты сделал меня очень-очень счастливой, разве ради этого нельзя пойти на небольшую жертву? К тому же тебе и не придется бросать Пучка. Ведь его может взять Люси, наверняка она будет только рада. И ты его будешь видеть хоть каждый день в конторе.
Я еще не рассказывал ей, чем закончилась история с Люси.
– Она давно уволилась. И с тех пор я ее больше не видел.
– Ну и что, все равно она с радостью заберет его к себе. Она же любит собак.
Сказано это было так, как будто речь шла о каком-то терпимом физическом недостатке.
Теперь я понял, что моя привязанность к Пучку была вызвана не тем, что он разговаривал со мной, хотя я находил его взгляды на жизнь интересными, а иногда забавными; просто я привык к нему, как к старому другу, расстаться с которым нету сил. Сама мысль о том, чтобы лишь изредка видеться с ним во время случайных прогулок, даже если Люси и согласится на это, была невыносима. Да и кем я тогда буду для него? Место вожака стаи займет Люси, а я потеряю свой авторитет.
Я повернулся лицом к морю, к изменчивым полосам света на согретой солнцем воде. Как там говорил пес? «Жизнь ничего не меняет, жизнь сама по себе изменение».
– Мы уже сделали это, – напомнила Линдси. – Назад хода нет.
– Мы можем продать этот дом, и даже с прибылью, и найти место получше.
– Пока ничего лучше я не вижу, – сказала она. – Ты только представь: у нас будет бассейн, теннисный корт под рукой, изолированные детские площадки под охраной. Это то, о чем я всегда мечтала, Дэвид, если не думать о Флориде или…
Я остановил ее рукой, чтобы она не сказала этого слова: «Мастик».
Может ли уступчивость войти в привычку? Полагаю, да, хотя мне искренне хотелось, чтобы Линдси была счастлива.
– Я ни для кого не мог бы пожертвовать большим, – произнес я, чувствуя, что этими словами искушаю Бога, и он может подумать: «В самом деле? Ну, попробуй тогда вот еще что…»
Мой мозг не мог включиться в работу. Неужели сказанное мной означает, что я готов расстаться с Пучком. Похоже, Линдси поняла мои слова именно так.
Она прильнула ко мне и поцеловала в щеку.
– Все будет в порядке, – сказала она. – Пойдем, я хочу купить тебе мороженое. Деньги за собачью будку ты скоро получишь обратно.
24
ТАБЛЕТКИ
На следующий день, получив от доктора рецепт, я отправился в аптеку. Пучку пришлось ждать снаружи, что, как мне кажется, является вопиющей несправедливостью со стороны фармацевтической индустрии, от экспериментов которой пострадало столько собак.
Лето не шло на убыль, день ото дня становилось жарче, солнце пылало сердитым оком, словно разгневанное моей лживостью и слабохарактерностью.
– А от чего это лекарство? – спросил я женщину за кассой.
– От чего салбарбимил? – крикнула она провизору.
– Слуховые галлюцинации, – отозвался тот.
– От слуховых галлюцинаций, – перевела она.
– Не так громко, – попросил я, тревожно оглядываясь на очередь.
– А что я такого сказала? – ответила женщина, удивленно приподнимая брови.
Я вздохнул.
– А есть побочные эффекты?
Женщина посмотрела на упаковку:
– Зрительные галлюцинации.
– Какие именно?
Она пожала плечами:
– Ну, какие-нибудь монстры, вурдалаки.
– Стало быть, можно выбирать?
– Что?
– Какую форму примет безумие.
– Вот сука – жизнь, – вздохнула кассирша, покачав головой и посмотрев на меня.
– Тогда ей тоже сюда вход воспрещен, – заметил я, кивая на табличку с перечеркнутой собакой.
Перед выходом из магазина я проглотил таблетку, чтобы избежать лишних вопросов со стороны пса. Не успев придумать, чем ее запивать, я услышал настырный звонок мобильника.
