— Сделай это, дьявол. Убей меня. — она улыбается. — Все, кого ты знаешь, все равно умрут. Твоя собственная мать не осталась рядом ради тебя. Она рано увидела в тебе монстра и решила уйти. Твой отец тоже знал, насколько ты уродливый монстр.
— Ты не монстр. — я глажу его суровое лицо. — Ты самый лучший отец на свете и заботишься о тех, кто этого заслуживает.
Ты любовь всей моей жизни, хочу сказать я, но в последнюю секунду останавливаюсь.
— Отпусти ее. — я смягчаю голос. — Пожалуйста, Кинг. Отпусти себя.
Потому что это не Сьюзен, которую он держит в удушающем захвате с тех пор, как его мать совершила самоубийство. Это он сам.
Моя молодая версия была наивной.
Его версия была бездушной, потому что он так и не простил себя.
Он медленно начинает отпускать ее, затем прижимает ее к ближайшей стене.
Она выпрямляется с треском, который заполняет весь кабинет.
— С тобой покончено, Кингсли. Я собираюсь подать на тебя в суд за нападение.
Я стою перед ним, частично закрывая его от ее взгляда. Его ноздри раздуваются, и последнее, чего я хочу, это чтобы он действительно убил ее.
— Он собирается отсудить у тебя каждый цент на твое имя, — говорю я со спокойствием, которого не чувствую. — Ты только что призналась в нарушении брачного контракта, который ты подписала с Бенджамином Шоу и который гласит, что ты лишишься всего, чем владеешь после брака, если причинишь вред семье Шоу или ее членам физически, эмоционально или психически. Разлучить Гвинет со мной это олицетворение эмоционального и психического вреда. Сделав это, ты отказалась от любых прав на общее имущество, поэтому у тебя больше нет никаких претензий на деньги твоего покойного мужа. Приготовься жить на улице до конца своей жалкой жизни.
Ее смех исчезает, и она бледнеет, понимая, что сама вырыла себе могилу. Она могла бы оставить эту информацию при себе, но потребность в грандиозном самолюбовании вывела ее за грань.
— Ты также нарушила запретный судебный приказ. То, что тебе разрешили войти в здание, не дает тебе права приближаться к Кингсли. А теперь убирайся и бойся, Сьюзан. Очень бойся, потому что я заставлю тебя заплатить за беспомощность и потерю, которое я испытала в той больнице. Мы заставим тебя заплатить за весь тот ущерб, который ты нанесла нам троим, пока ты не пожалеешь о своём существовании.
Она спотыкается, ее глаза-бусинки следят за разъяренным Кингсли, пока она выходит за дверь.
Как только она уходит, я поворачиваюсь и смотрю на него. Его плечи сжаты, лицо напряжено, что я боюсь, что у него случится инсульт.
Я глажу его по щеке, лаская ее медленно, словно он раненое животное.
— Все в порядке. Она не важна.
— Она знала. — его тон резковат. — Она, блядь, знала о тебе и скрывала это от меня.
— Мы все равно нашли друг друга.
— Спустя двадцать один год, в течение которого Гвен страдала, оставшись без матери.
— Я знаю, но это нормально, я теперь здесь и никуда не уйду.
Его голова опускается на мое плечо, и я тяжело дышу, проводя пальцами по его волосам, слушая его резкие вдохи.
Я вижу, что он сдерживается, и что при других обстоятельствах тело Сьюзан лежало бы на полу его кабинета.
Мы остаемся в таком положении долгое время, пока его дыхание не становится более контролируемым, и он отстраняется.
— Прости.
— За что?
— За то, что недостаточно хорошо искал.
— Ты меня тоже. — я всхлипываю, борясь со слезами, которые собрались в моих глазах. — Теперь нам просто нужно доказать, что она нарушила брачный контракт.
— Я записал ее только что.
Я отступаю назад и смотрю на него.
— Записал?
— Я всегда записываю ее на тот случай, если смогу использовать ее слова против нее.
Я делаю вдох, отказываясь думать о том, чего нам стоила эта женщина. Годы разлуки. Десятилетия отсутствия моей дочери. Время, когда я могла быть и с Гвен, и с Кингсли. Я должна была быть со своей малышкой все это время, и невозможно оправдать время, которое я с ней упустила.
Но, возможно, ни Кингсли, ни я тогда не были готовы друг к другу. Возможно, нам необходимо было время, чтобы достичь этой версии себя. Версии, которая немного сломана, немного темна, но все равно подходит друг другу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Версии, в которой мы являемся мирами друг друга. Или, по крайней мере, он мой. Я не уверена, где я нахожусь в его уравнении.
Я знаю, что я ему небезразлична, правда, но Кингсли закрытый человек в плане чувств. И мысль о том, чтобы быть эмоционально уязвимой перед ним и быть отвергнутой, пугает меня до смерти.
— Давай пообедаем вместе, — говорит он.
— Гвен тебя опередила.
— Мы можем поесть втроем.
— Нет, я обещала после обеда пройтись с ней по магазинам, а потом мы вместе приготовим ужин. Вы с Нейтом можете встретиться с нами тогда. Можешь пообещать, что не будешь бить или убивать кого-нибудь в это время?
Он хмыкает, явно вспоминая о запрете.
— И что я получу взамен?
Я поднимаюсь на цыпочки и прижимаюсь губами к его губам.
— Давай оставим это в качестве сюрприза.
Его рука устремляется к моей талии, но я ускользаю прежде, чем он успевает поймать меня в ловушку, смеясь даже после того, как выхожу за дверь.
Я заставляю себя остановиться, пока не травмировала бедного сотрудника, который впервые увидел, как я смеюсь.
Гвен согласилась забрать меня из фирмы, и у меня имеется дикая догадка, что это потому, что она хочет увидеть Нейта в рабочее время.
Я всегда улыбаюсь, когда Кингсли обижается, что она не приехала за ним первой.
Я звоню ей по дороге в гараж и хмурюсь, когда она не берет трубку два раза подряд.
Тогда я набираю Нейта.
— Привет, Гвен с тобой?
— Нет, она не приходила ко мне.
Мой телефон пикает входящим звонком, и я открываю машину.
— Это она. Я перезвоню. — я отключаюсь и принимаю ее звонок. — Я в гараже. Где ты?
С другого конца раздается шорох, а затем приглушенный крик.
Я замираю, сердце едва не вырывается из груди.
— Гвен?
— Привет, мой красный георгин.
Глава 30
Кингсли
Тот, кто сказал, что наркотики это новая машина для убийства, не пробовал безбрачие.
Эта штука должна быть запрещена к существованию.
Иначе кладбища будут переполнены за несколько дней. Это все, о чем я думаю с тех пор, как Аспен придумала эту гребаную странность — или отсутствие таковой.
Убийство.
Точнее, о той ее части, которая подумала, что это отличная идея.
Между прочим, именно эта крошка была той, кто только что остановил конкретное убийство и спас Сьюзен от скорой встречи со своим создателем.
Но теперь, когда мой разум медленно возвращается в фокус, я понимаю, что отнять у этой суки ее любимую игрушку — деньги — лучший способ заставить ее страдать за сделанное.
Я должен был подозревать, что она имеет к этому какое-то отношение, с тех пор как Гвен появилась у нас на пороге. Сьюзан отреагировала мягко и предложила отдать ее на удочерение, но не стала настаивать на этом варианте, как я ожидал. И я, и мой отец отказались от этого варианта. Она была Шоу и должна была воспитываться как Шоу.
Единственный раз, когда мы с моим стариком были на одной волне.
Я сажусь обратно за свой стол в безнадежной попытке сосредоточиться на работе. Проблема состоит в том, что сексуальная неудовлетворенность это ебаная сука с проблемами настроения. Не говоря уже о том, что мой член ненавидит меня и теперь с усердием ублюдка вычеркивает дни из своего календаря до конца незаконного запрета.
Эта чертова ведьма еще пожалеет об этом, когда не сможет двигаться несколько дней подряд.
Я не дурак, я знаю, что это своего рода проверка. Для чего? Вот в чем вопрос. Это не может быть каким-то новым пыточным устройством, дабы выяснить, как долго мы сможем держать руки подальше друг от друга, потому что она касалась себя прошлой ночью, когда зашла ко мне подрочить.
