Глава 22
Романтики с большой дороги
Когда горе-вояки, подгоняемые мною, вернулись в ставку, Шамуз счел своим долгом прокомментировать причины неудачи похода. Выглядел он как оправдывающийся школяр в кабинете директора. Роль последнего взял на себя присоединившийся к нам Белл, скрывавший растерянность за наигранным оптимизмом.
— Погода подвела. Оттепель, — привел Шамуз первый аргумент — довод вояк всех времен и народов.
Никто не стал ему пенять за то, что войска проторчали в долине почти неделю. Можно было выбрать более подходящий день. Можно было заготовить лес и устроить наплавной мост. Вместо этого вожди занимались неизвестно чем. Наверное, болтали без умолку по своей стариковской привычке.
— Мы не смогли бы переправить пехоту. Ей была поставлена задача прикрывать наше отступление, спустившись вниз по течению до места, где река распадается на два рукава. Без этого прикрытия я не решился отправлять конницу в атаку на русскую крепость, контролирующую единственную дорогу через топи и кустарники.
Все снова промолчали. Лишь Паоло не удержался от ухмылки. Если место переправы было выбрано осознанно, почему забыли про отряд русских с артиллерией на возвышенности? Выходит, Шамуз испугался серьезных потерь, когда оценил диспозицию? Неужели раньше об этом нельзя было подумать?
— Армия собралась слишком большая для задуманной операции, — продолжил Шамуз свои объяснения.
— Что же вы запланировали? Какова была конечная цель? — недоуменно спросил Венерели.
— Разбить небольшие русские форты на холмах в пяти милях от реки и разрушить большое русское село.
Офигеть не встать! Мансур с Шамузом задумали разграбить станицу и для этой цели собрали пять тысяч! Потом сообразили, что на такую мелкую цель народу с избытком. Добычи на всех не хватит, хотя Мансур предупреждал, что ее брать не стоило. И русские не дураки. Заранее подготовились. Пойдет такое скопище вперед, и по плотным массам конницы вдарят пушки. Когда до Хаджуко это дошло, он поспешил покинуть отряд, предоставив Шамузу отдуваться за очевидные промахи.
— По крайней мере, мы имели удовольствие наблюдать, сколь прекрасную армию способен выставить народ Натухая! — оптимистично подвел Белл итог того бреда, что выдал Шамуз.
— Терзают меня догадки, что «столь прекрасной армией» никто из вождей не умеет управлять, — шепнул мне Паоло. — Но не беда. Мы это исправим.
«Мечтай, мечтай! Я не я буду, если тебя не остановлю!» — кровожадно подумал я.
Стали разъезжаться. Англичан увезли черкесы Мансура. Словно под конвоем, как мне показалось.
«Неужели их запрут на время, чтобы не донесли в Стамбул о провале „великого похода“? Было бы прекрасно! Мне меньше возни».
Меня насторожили взгляды, которые на меня то и дело бросал сопровождавший Белла Лука. В его глазах читался не прежний страх, а нечто иное. Скрытая угроза? Я поспешил к своему отряду, к своим телохранителям.
Отправились обратно в горы. Стоило подумать об ауле, который смог бы принять такую ораву, как наша. По дороге покупали баранов у пастухов, чтобы прибыть не с пустыми руками. Достигли торгового тракта, по которому поддерживалась связь между окрестностями Анапы и левым берегом напротив Екатеринодара. Русские открыли меновые дворы. Торговцы, наплевав на штрафы, сразу стали крутить гешефты. Караваны засновали туда-сюда к вящей радости местных разбойников.
За очередным поворотом лесной дороги открылось неожиданное зрелище. Классика жанра! Купеческий обоз грабили закутанные в башлыки горцы, пряча свои лица. Никто не пытался сопротивляться. Ни купец-черкесогай, ни возницы в рваных бешметах, ни подобие охраны, покорно сдавшей оружие. Выстроились в ряд вдоль колонны из арб-повозок. Каждая арба была запряжена парой волов и имела два огромных деревянных колеса и платформу. Ее хлипкое ограждение выгибали мешки с грузом. Черкесы с энтузиазмом его потрошили, перекрикиваясь между собой. Делились находками. Настолько увлеклись, что не заметили наш немалый отряд.
— Атака! — громко скомандовал я и, не желая повторить ошибку налетчиков, добавил. — Двоим остаться, чтобы присматривать за тылом.
Моя «банда» рванула с места в карьер, сбрасывая на ходу туши баранов, чтобы не мешались. Моментально окружила растерявшихся «лесных братьев». Сопротивления никто не оказывал. Когда на тебя нацелили десяток стволов, трижды подумаешь, прежде чем трепыхаться. Всех сдернули с арб на землю. Освободили от оружия. Перетряхнули карманы, освободив от серебра. Поставили рядком на колени в придорожную пыль.
— Зелим-бей! — окликнул меня один из моих людей, передавая монеты. — Серебро!
— Твое? — спросил я купца.
Армянин трясся и отрицательно мотал головой. Разбойники корчили зверские рожи и ругались сквозь зубы. Теснящие дорогу дубы грустно покачивали ветвями, роняя дождевые капли с золотистой листвы.
— Наш предводитель Донекей тебя на куски порежет! — нагло заявил мне один абрек. — Для него что человеческая жизнь, что кровь ничего не значат!
По моему кивку Степка дал от души разбойнику смачную затрещину. Была бы у горца на голове папаха, непременно полетела бы на землю.
— Мы пропали! — закричал купец. — Донекей! Его имя внушает путникам ужас! Но почему вы напали? Он обещал мне свое покровительство…
— Донекей, говоришь? — переспросил я. — А вы, значит, его люди?
— Да! — гордо ответил очередной любитель затрещин от Степки. — Если отпустишь нас, так и быть: ничего ему не расскажем!
— Ты дурак, да? — хмыкнул я. — Или меня за дурака держишь? Поверить слову грабителя с большой дороги? Или на дубу тебя повесить на потеху воронам?
Абрек захлопнул рот, клацнув челюстью. Вытаращился на меня, словно шайтана увидел. Еле выдавил из себя:
— Так не по правилам!
— И, правда, Зелим-бей, как можно человека вешать? — вмешался Цекери. Черкесы из моего отряда согласно замычали.
— Очень просто! — веселился я. — За шею! А можно вниз головой! Что выбираете, братья-разбойники, романтики с большой дороги?
Братья-разбойники на «романтиков» дюже обиделись. В повешение не поверили. Снова затеяли ругаться. Пришлось выстрелить из револьвера у уха одного из любителей легкой наживы, чтобы привести всех в чувство. Черкес даже не моргнул. Лишь скривился, когда вспыхнувший порох лизнул пламенем ему лицо.
Я стал прохаживаться вдоль ряда пленных, пересыпая из ладони в ладонь монетки. Звон серебра завораживал. Абреки не отрывали глаз от струящегося потока.
— Объясняю четко и один раз! — громко объявил я. — Кто хочет заполучить эти замечательные звонкие монеты и не стать дубовым украшением, проводит нас к лагерю ужасного Донекея. Страстно мечтаю познакомиться со столь предприимчивым мужем. Есть желающие?
Горцы насупились. Кто-то презрительно сплюнул. Предать за серебро вождя и, возможно, родича? Да ни
