А молодой художнице уже и самой расхотелось быть забавой для гостей. Она тоже здесь гостья, вот!
Пользуясь тем, что рядом нет никого, кроме Барабульки, Авита быстро пересчитала серебряные монеты в корзинке. Ого! Она и не ожидала, что так хорошо заработает!
— Возьми корзинку, — приказала она служанке, — положи в нее несколько листков бумаги, чтобы не видно было денег. Побудь со слугами, но за корзинкой гляди в оба. Это наша с тобою еда и плата за жилье, так что, надеюсь, никто у тебя не стянет ни монетки.
Барабулька поклонилась, про себя оценив, что в речи госпожи не прозвучали слова «…и что ты сама не стянешь ни монетки…» И убежала прочь, предварительно замаскировав деньги листами бумаги. Навощенную дощечку и острую палочку Авита оставила у себя, привычно подвесив их в бархатном мешочке на поясе. Вдруг захочется что-нибудь зарисовать…
Авита неспешно прошлась по «залу роз» — теперь никто не мешал ей разглядеть роспись на стенах. А потом вышла в ту из дверей, за которой слышалось пение.
Узкий коридорчик вывел ее в небольшой зал со стенами, расписанными узорами в два цвета — синий и золотой. Посреди зала на круглом возвышении толстая певица в длинном черном платье, трагически сжав перед грудью руки и устремив взгляд поверх голов зрителей, выводила красивым высоким голосом что-то, на взгляд Авиты, весьма заунывное. Но зрители (их было немного) внимали ей серьезно, явно захваченные пением. За их спинами Авита усмехнулась: она плохо разбиралась в музыке, но, видимо, сейчас наткнулась на то, что знатоки (и те, кто выдавали себя за знатоков), с придыханием именовали «высоким искусством».
Не дослушав певицу, девушка вышла из зала и оказалась в странном коридоре. Левую его стену украшал мозаичный узор из дощечек разных оттенков. Правая же была сложена из камня, но по ней на уровне глаз шло во весь коридор что-то вроде окна, узкого, застекленного.
Заинтересовавшись, Авита подошла к окну, глянула — и отшатнулась в ужасе. Снова взглянула, на этот раз долгим, жадным взглядом, — и страх уступил место восхищению.
За окном была пустыня.
Освещенный сверху рыжий песок лежал мягкими волнами. Вдали, на горизонте, где песок смыкался со сверкающим небом, виднелись чахлые, искривленные, безлиственные деревца. Только наметанный глаз художницы сумел различить искусно нарисованную картину.
А вот змеи были живыми.
Огромные, с руку толщиной, дремали они на горячем песке. Одна свернулась в кольца, серо-коричневые бока ее были неподвижны. Вторая, темнее и мельче своей соседки, поднялась на хвосте и, чуть покачиваясь, внимательно разглядывала Авиту. Третья почти зарылась в песок.
«Они за стеклом, — напомнила себе Авита. — За толстым, прочным стеклом».
Но восхищение уже сменилось брезгливостью и опаской. Захотелось уйти прочь от жаркого, мертвого змеиного рая.
Авита пошла дальше по коридору — но услышала за углом голос Верши-дэра. И остановилась, словно налетев на невидимую стену.
Голос наррабанца произвел на девушку такое же впечатление, как несколько мгновений назад — взгляд змеи.
Это не был голос радушного, приветливого хозяина. Это был голос-нож… пожалуй, даже отравленный:
— Батувис, ты скверный слуга. Я потерял из-за тебя двое суток. Я давно мог быть в пути.
— Но, господин… — вякнул кто-то в ответ, — я старался… Я все-таки принес…
— А почему их два? Речь-то шла об одном!
— Не знаю, господин. Оба точь-в-точь такие, как мне было описано…
— Может быть, фальшивка сделана для того, чтобы обмануть покупателя? — задумчиво произнес Верши-дэр. — Или… или оба настоящие, но на продажу был предложен лишь один?.. Ладно, позже я с ним разберусь. Помоги мне с завязками — и пошел вон.
Голоса смолкли. Авита, напуганная этим, вообще-то безобидным, разговором, сообразила, что вельможа сейчас может выйти в коридор и заметить ее. Она кинулась к окну, прильнула к нему взглядом. За стеклом лежал выбеленный ветром череп с длинными витыми рогами. Четвертая змея, тонкая, с легким узором на серой коже, обвилась вокруг торчащего наклонно рога, поднялась почти к окну, к лицу Авиты.
Девушка заставила себя неотрывно глядеть на пленную царевну пустыни. И не повернула голову, когда услышала тихие шаги. Обернулась, нарочно вздрогнув, лишь тогда, когда позади прозвучал приветливый голос Верши-дэра:
— Госпоже нравится уголок Наррабана?
— Это завораживает, — ответила девушка, глядя вельможе прямо в глаза. — Заставляет забыть о веселом празднике. Как я жалею, что мне не удаются пейзажи! Вот это бы я охотно нарисовала: песок, раскаленный горизонт, череп антилопы — это ведь антилопа, да? И змея…
— А госпожа любит пейзажи?
— Очень!
— Тогда я могу показать барышне кое-что интересное. Вот здесь, за поворотом, моя библиотека. Прошу оказать мне честь…
И пошел по коридору, налегая на изящную трость, чтоб не хромать.
Авита последовала за Верши-дэром, мысленно браня себя за недавний испуг. Ну, отругал наррабанец кого-то из слуг, ей-то чего бояться?.. Кстати, а почему, когда она глядела на змею, она не слышала стука трости? Подкрадывался, что ли, к ней хозяин Наррабанских Хором?.. Да нет, глупость…
Теперь, когда наррабанец отвел свой властный, завораживающий, словно у змеи, взгляд, Авита сообразила, что рядом с вельможей нет чернокожего телохранителя.
— А где же хумсарец — тот, с великолепной экзотической внешностью? — поинтересовалась она.
— Пошел лично принять присланное мне в подарок вино. — В голосе Верши-дэра прозвучали веселые нотки. — Бедняга чуть пополам не разорвался: и меня оставить боится, и вино проверить надо. Везде ему мерещатся зловещие умыслы против господина…
В библиотеке, просторном светлом помещении, вдоль стен которого высились шкафы из резного дуба, Верши-дэр учтиво указал гостье на высокие подушки, лежащие на ковре вокруг низенького столика:
— Здесь нет ни скамей, ни кресел, так что госпоже придется выбирать любую из них.
Авита уселась на подушку и быстро поправила складки платья вокруг ног, пока Верши-дэр, отвернувшись от нее, рылся на полках одного из шкафов.
— Вот! — гордо сказал он, кладя на столик плоский бронзовый футляр и щелкая хитрыми застежками. — Вот как хороша моя страна!
Авита, забывшись, взвизгнула, как маленькая девчонка: так красивы были пейзажи, легко и радостно расцветавшие на больших листах бумаги. Краски Авите были незнакомы — нежные, почти прозрачные.
— Нравится? — спросил Верши-дэр с такой гордостью, словно нарисовал все это сам.
Авита молча кивнула: слов у нее не было.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
