Когда несколько дней спустя явился Генри, он сказал, что был в толпе демонстрантов и заметил отца, но не сообщил об этом куда следует. Старик, должно быть, из ума выжил, что впутался в такое дело.
На самом же деле Генри даже и близко не подходил к демонстрации; Дэйзи по телефону сообщила ему рассказ отца, и воображение Генри дополнило все остальное. Поскольку он был в курсе многих тайных дел, он любил порисоваться, показать себя вездесущим, облеченным доверием "больших шишек", знающим всю подноготную обо всех и вся. Пока он похвалялся в кругу таких незначительных людей, как его родные, он мог чувствовать себя спокойно; у него хватало ума не заноситься перед своим хозяином.
68
В этот самый месяц Фордовская автомобильная компания выпустила две новые модели А. Сделала она это с обычной помпой, предсказывая огромный сбыт и новый набор рабочих. Но предсказания не сбылись; вскоре в Детройте один за другим лопнули все банки, и нужда приняла еще большие размеры. В этих банках лежали деньги Генри, и поскольку он был единственным человеком в городе, у которого имелись наличные и который мог спасти банки, ему пришлось взять их в свои руки. Таким образом к фордовской империи было присоединено новое княжество.
Но от этого не стало легче рабочим Генри; время их работы было урезано до одного-двух дней в неделю, и на этот раз минимум заработной платы был сокращен до четырех долларов в день. Экономические факторы оказались сильней фордовских теорий; но не думайте, что Генри откажется от своих теорий! Он по-прежнему говорил, что путь к процветанию лежит через высокую заработную плату, — это говорил тот, кто не платил ни гроша трем четвертям своих рабочих.
Всевозрастающая нужда словно горой придавила население Детройта. Семейство Шаттов превратило свой дом в меблированные, комнаты, сбилось в двух комнатушках, а остальные пыталось сдать внаем. Эбнер бродил в поисках работы, пока ноги не отказывались служить; заработки были случайные и пустяковые, еле-еле хватало на обед. Он заложил часы, потом пальто; летом-то было ничего, но настала осень, и ему пришлось попросить денег у сына-бандита, чтобы выкупить пальто.
Милли почти не вставала с постели, и у них больше не было денег на врача. Тот, который приходил в последний раз, прописал ей лекарство, но оно было не по карману, да, видно, и плохо помогало. Дэйзи приходилось вести все хозяйство, и она тоже прихварывала. Она очень боялась иметь ребенка и сделала два аборта; но после второго долго болела, и на третий не решилась, теперь у нее был ребенок, заботилась она о нем мало, и ребенок был слабенький, потому что у нее не хватало молока. Она превратилась в заезженную клячу домашнего хозяйства и стала такой неряхой, что жильцы почти уж не покушались на ее добродетель.
А какие у нее когда-то были радужные мечты: стать элегантной стенографисткой в конторе крупного предприятия, носить шелковые чулки и, может быть, выйти замуж за хозяина. Вместо этого ей достался бедный служащий, который работал всего день-два в неделю и получал четырехдолларовый минимум; его перевели в расчетный отдел, но ведомости заработной платы сократились почти до одной десятой своей нормы. Звали его Джим Бэггз; он любил ходить на бейсбольные состязания и подзадоривать игроков, а кроме того, увлекался игрой в шары; но теперь у него не было денег на развлечения, и жена перестала интересоваться им.
Так кризис разбивал жизнь бедняков и тех, кого делал бедняками. По Детройту бродили десятки тысяч бездомных, они спали в парках, рыли себе норы в кучах песку, целыми днями просиживали на пристани в надежде выловить рыбу. А в это время газеты печатали требования богачей, чтобы управления городом и штатом "наводили экономию", под этим они подразумевали сокращение расходов на пособие по безработице и лишение помощи многих нуждающихся, — не заикаясь о том, что же этим людям делать. Шатты не могли получить пособия по безработице в Хайленд-Парке, потому что у них был свой дом; но что им было делать с этим домом, — сидеть в нем и замерзнуть до смерти или подохнуть с голоду? Выручить за него нельзя было ни гроша.
Когда этот довод приводили тем, кто распределял пособие, они отвечали, что город накануне банкротства и денег больше нет; повышение налогов не даст лишних средств, а лишь приведет к тому, что еще больше домохозяев побросают свои дома и обратятся за пособием, а какой от того будет толк. Никто в семействе Шаттов не умел разгадывать таких загадок, а если и был на свете кто-нибудь, кто умел, — как найти этого волшебника?
Приближались новые президентские выборы, может, они помогут обнаружить его. Республиканцы опять выдвинули кандидатуру "Великого инженера"; поступить иначе означало бы признать свою ошибку, а кроме того, они были довольны им, — он предоставил правительственный кредит богачам, от которых процветание разольется по всей Америке, как только оно снова появится на сцене. Демократы выставили кандидатуру губернатора штата Нью-Йорк, и он начал выступать по радио с красноречивыми заявлениями, обещая взять "новый курс"; Шатты продали свой радиоприемник и новости избирательной кампании узнавали по газетам, в которых говорилось, что экономические законы нельзя отменить политическими речами.
Великий и добрый Генри Форд выпустил обращение ко всем рабочим своего завода, советуя им голосовать за президента Гувера. Эбнер все еще считал себя фордовским рабочим, но он не нуждался в совете, он давно привык не поддаваться льстивым увещеваниям ораторов демократической партии. Дэйзи и Джим были так озлоблены своими невзгодами, что объявили о своем намерении голосовать за Рузвельта. Они твердо порешили на этом еще до того, как кончилась избирательная кампания, и препирались со стариками. Но Эбнер научился помалкивать и держать свои мысли про себя, что теперь и делал; он показал себя свободным и независимым американцем, подав голос за Гувера.
69
Дэйзи Бэггз в более счастливые времена увлекалась кино. Теперь у нее на это не было денег, но она нашла другое наркотическое средство. На их улице была кондитерская, где продавали всякие остатки, в том числе и старые журналы; здесь можно было за пять центов купить истрепанный номер и по возврату получить половину денег обратно. Это было доступное счастье для бедных изголодавшихся душ. В свободное время Дэйзи поглощала эти журналы и читала их вслух своей матери.
Там были напечатаны любовные романы, в которых неизменно фигурировали богатые, счастливые и преуспевающие люди, — во всяком случае, они становились таковыми к концу повествования, что было непохоже на настоящую жизнь и объясняло, почему бедные, одинокие и неудачливые люди платили за журналы свои последние гроши. В этих романах бедные девушки, которые усердно изучали стенографию и поступали на работу в контору, действительно выходили замуж за хозяина, а не за какого-то бухгалтера, работающего неполную неделю. Девушки, живущие в меблированных комнатах, выходили замуж за владельцев золотых приисков или за мужчин с золотым сердцем, которые незамедлительно открывали на своем участке нефть. Красивые, но бедные юноши останавливали взбесившихся лошадей и таким образом знакомились с богатыми наследницами и женились на них; или же спасали жизнь какого-нибудь магната, и их приглашали к нему в дом.
Эбнер слушал эти романы, когда сидел дома, давая отдых усталым ногам. Они внушали ему новые мысли о том, как преуспеть в жизни; но, к несчастью, он уже не был молод и красив и, очевидно, навсегда упустил счастливый случай. Тот богач, на ком были сосредоточены его мысли, по-видимому, никогда не ездил верхом и, насколько Эбнеру было известно, его жизни ни разу не угрожала опасность. Мистер Форд был окружен множеством людей, готовых, вероятно, сделать для него все, что потребуется. Эбнер видел его несколько раз, когда тот проходил по заводу или выезжал из ворот на своей машине; но Эбнеру не представлялся случай поговорить с ним. Эбнер разузнал, где живет Генри, проехал мимо дома и увидел, что он охраняется и что туда не так-то легко попасть. Да, прошли те добрые старые времена, когда рабочий мог потолковать с Генри Фордом и попросить его об одолжении.
Как бы то ни было, романтические истории, о которых читала и говорила Дэйзи, поддерживали в представлении Эбнера мысль о мосте между хозяином и рабочим. Эбнер тоже стал предаваться мечтам, придумывать, что бы могло случиться. А что, если он отойдет от конвейера, когда Генри будет проходить мимо, и скажет: "Мистер Форд, я Эбнер Шатт, тот самый, что лет сорок тому назад помогал вытаскивать вашу тележку из канавы". Или подойдет к дому мистера Форда и расскажет об этом охране; или подождет на участке в три тысячи акров, окружающих ферму, — авось великий человек пройдет мимо: не мог же он обнести весь участок забором!
