А еще на причале толпились пассажиры, которым не терпелось увидеть остальный мир, — по большей части это была молодежь.
— Эй, а ты, случаем, не из этих, не из иностранных волшебников?
Говорящий оказался юношей с большим рюкзаком за плечами. Сверху к рюкзаку был примотан свернутый матрас. И похоже, этот юноша был стихийным лидером группки столь же перегруженных вещами людей с открытыми широкими лицами и слегка обеспокоенными глазами.
— А что, заметно? — отозвался Ринсвинд. — Э-э… Тебе что-то надо?
— Ты не в курсе, в Фиглифьорде какую телегу купить можно будет?
— Думаю, без проблем.
— Просто я, Клив, Ширл и Герлин хотели купить телегу и намылиться прямиком в… — Он оглянулся.
— В Анк-Морпорк, — подсказала Ширл.
— Во-во, а там мы ее загоним, отыщем какую работенку, понимаш, осмотримся… ну, понимаш? Каково тебе, а?
Ринсвинд окинул взглядом компанию. С тех пор как изобрели навозного жука (а это, по сути дела, произошло не так уж и давно), ни одно живое существо не могло поднять такой же по отношению к собственному весу груз. Но сегодня навозный жук был раз и навсегда посрамлен.
— Зыкински, — кивнул он. — Первый раз слышу такой клевый план.
— Будь спок!
— Вот только… э-э…
— Шо такое, друг?
— Не мог бы ты перестать насвистывать эту песенку? Это была всего лишь овца, и кроме того, я ее совсем не крал…
Кто-то тронул его за плечо. Найлетта. Рядом, улыбаясь, стояли Летиция и Дорогуша. Было десять утра, но все девушки до одной надели усыпанные блестками вечерние платья.
— Не унывай, — сказала Найлетта, усаживаясь рядом. — Мы вот подумали… Одним словом, пришли сказать тебе спасибо и все такое. Летиция и Дорогуша входят в долю, и скоро мы заново откроем пивоварню.
Ринсвинд посмотрел на девушку.
— В меня столько швырялись пивом, поневоле начнешь в нем разбираться, — улыбнулась Летиция. — Хотя мне кажется, что стоит придать ему более привлекательный цвет. А то он… — Она раздраженно взмахнула большой рукой. Кольца зазвенели. — …Агрессивно МУЖСКОЙ.
— Розовый отлично подошел бы, — предложил Ринсвинд. — И можно добавить маринованый лук на палочке.
— Чертовски блестящая идея! — В восторге Дорогуша с такой силой хлопнула его по спине, что шляпа свалилась Ринсвинду на самые глаза.
— А может, тебе остаться? — предложила Найлетта. — У тебя столько отличных идей.
Обдумав это соблазнительное предложение, Ринсвинд покачал головой.
— Спасибо, конечно, но, пожалуй, лучше держаться того, что у меня лучше всего получается.
— Но все говорят, что в магии ты ни бум-бум! — воскликнула Найлетта.
— Э-э… Совершенно верно, быть ни бум-бум в магии — это как раз то, что у меня получается лучше всего, — согласился Ринсвинд. — Но все равно спасибо.
— Что ж, в таком случае дай поцеловать тебя крепким, сочным прощальным поцелуем.
Дорогуша обхватила его за плечи. Краем глаза Ринсвинд заметил носок Найлеттиной туфельки — им раздраженно постукивали по земле.
— Ну хорошо, хорошо. — Дорогуша разомкнула объятия. — У меня и в мыслях не было его склеить, милочка!
Найлетта поцеловала Ринсвинда в щеку.
— Что ж, когда будешь в наших краях, ты заглядывай, — сказала она.
— Обязательно! Буду специально искать трактиры с фиолетовыми зонтиками рядом!
Найлетта махнула ему рукой, а Дорогуша сделала забавный жест. Уходя, они едва не столкнулись с группой мужчин в белом.
— Эй, да вона же он! — воскликнул один из них. — Звиняйте, мамзельки…
— А, это ты, Чарли… Привет, Рон… Привет всем, — кивнул Ринсвинд обступившим его поварам.
— Слыхал, вы, волшебники, сваливаете, — сказал Рон. — Чарли сказал, нельзя, шоб ты без прощевания уезжал. Ну, давай пять!
— Персиковая Нелли пользуется огромным успехом, — сообщил, улыбаясь во весь рот, Чарли.
— Рад слышать, — отозвался Ринсвинд. — И рад видеть тебя в хорошем настроении.
— О, дела просто покатились! — воскликнул Рон. — Появилось новое сопрано, и у нее, друг, зуб даю, большое будущее, так что… Не, Чарли, ты скажи ему, как ее зовут.
— Жермена Трюфель, — произнес Чарли. Попытайся он улыбнуться еще хоть немного шире, верхняя часть его головы просто-напросто отвалилась бы.
— Очень рад за тебя, — сказал Ринсвинд. — Начинай взбивать крем прямо сейчас, понял?
Рон похлопал его по плечу.
— Лишний мужик на кухне нам всегда впору придется, — сказал он. — Главное, свисти, друг.
— Что ж, спасибо за предложение. Когда буду вынимать из коробки очерёдную салфетку, сразу буду вспоминать вашу Оперу, парни, но…
— Да вона он, вона!
По набережной бегом приближались тюремный караульный с капитаном местной Стражи. Караульный радостно размахивал руками.
— Эй, эй, будь спок, не надо никуда бежать! — прокричал он. — Мы ж те помилование несем!
— Помилование? — переспросил Ринсвинд.
— Точняк! — Караульный, тяжело дыша, остановился. — Подписанное… премьер-министром, — едва выговорил он. — Здеся сказано, что ты… хороший мужик, друг, а потому не надо… тебя вешать… — Он выпрямился. — Да мы ж теперь и не стали бы тебя вешать. Как можно! Самый зыкинский побег со времен Луженого Неда!
Ринсвинд пробежал взглядом строчки, выведенные на листке из разлинованного тюремного блокнота.
— О! Это очень приятно, — слабым голосом сказал он. — Хоть кто-то считает, что я не воровал эту проклятую овцу.
— Да не, все ж знают, что это ты ее стырил, — радостно сообщил караульный. — Но после побега, после тако-о-о-ого побега… А погоня? Синяк вот говорит, в жизни не видел, штоб кто-нибудь так драпал! Факт!
Стражник игриво ущипнул Ринсвинда за руку.
— Зыкински, друг, — ухмыляясь, сказал он. — Но в следующий раз тебе не удрать!
Ринсвинд пустым взглядом воззрился на указ о помиловании.
— То есть как? Меня помиловали за спортивные достижения?
— Будь спок! — воскликнул караульный. — И уже целая очередь из фермеров выстроилась. Каждый хочет, штоб в следующий раз ты стырил овцу именно у него. На что угодно пойдут, лишь бы про них тоже в балладе написали.
Ринсвинд наконец сдался.
— Ну что я могу на это сказать? — произнес он. — У тебя одна из лучших тюремных камер для приговоренных к смертной казни. А уж я их повидал. — Заметив восхищенное сияние их глаз, он решил: раз удача повернулась к нему лицом, то и он должен сделать кому-нибудь хоть что-нибудь хорошее. — Э-э… И одна маленькая просьба. Личного характера. Не красьте эту камеру. Никогда. Ради меня.
— Будь спок. А, да, чуть не забыл. Тебе на память. — С этими словами карауальный вручил ему маленький сверток в подарочной обертке. — Нам же она теперь не нужна, точняк?
Развернув бумагу, Ринсвинд обнаружил конопляную веревку.
— У меня нет слов, — признался он. — Как трогательно с вашей стороны было об этом подумать. Я обязательно найду ей массу применений. А это что… БУТЕРБРОДЫ!
— Узнаешь эту коричневую липкую хрень? Это ж ты изобрел! Короче, все парни ее попробовали, чуть сначала не блеванули, а потом за добавкой прибежали. Ну, мы и попробовали сварганить что-то подобное сами, — восторженно поделился караульный. — Я подумываю, не открыть ли собственное дело. Ты не против?
— Будь спок. Чувствуй себя как дома.
— Зыкински!
Пока Ринсвинд смотрел уходящим стражникам вслед, на причале появился еще один провожающий.
— Я слышал, вы отправляетесь домой, — сказал Билл Ринсвинд. — А может, останешься здесь? Я перемолвился словечком с твоим деканом. Он чертовски хорошо о тебе отзывался.
— Да? И что же он сказал?
— Что, если ты у меня будешь работать, мне крупно повезет.
Ринсвинд окинул взглядом блестящий, умытый дождем город.
— Предложение почетное, — признал он. — И все же… Не знаю… Все это — солнце, море, прилив и песок — не мой климат. Но все равно спасибо.
— Ты уверен?
— Ага.
Билл Ринсвинд протянул ему руку.
— Будь спок, — сказал он. — На праздник я пошлю тебе открытку и что-нибудь из одежды, которая мне все равно мала. А теперь пора в университет. Весь персонал на крыше: заделывает течи…
Так все и закончилось.
Еще какое-то время Ринсвинд сидел, наблюдая за тем, как на борт взбираются последние пассажиры. В последний раз он посмотрел на набухшую от дождя гавань. Потом поднялся.
— Ну, идем, — позвал он.
Сундук следом за ним двинулся по мосткам. И уже очень скоро они плыли домой.
Шел дождь.
Вода бурлила в древних речных руслах, а переполняя их, растекалась кружевом канавок и ручейков.
А потом опять шел дождь.
Почти в самом центре последнего континента стояла гигантская прокаленная десятитысячелетним жаром красная гора. Ныне она исходила паром, и со склонов ее низвергались водопады. А не-подалеку от этой горы росло дерево, и в его ветвях сидел маленький голый мальчик. Компанию ему составляли три медведя, несколько опоссумов, а также бесчисленное количество попугаев и один верблюд.