– Сидим как в мышеловке. Может, хоть пост выставим?
Ответила свернувшаяся на тряпках в клубок рыжая:
– Сиди, наследишь только.
– Следов здесь и так навалом, – возразил вор. – А если кто лагерем в бухте встать надумает, мы потом отсюда не вырвемся.
– Нашел бы место получше, – немедленно зарычала Теа.
– Место хорошее, – пробормотал фуа. – Только сидеть так трудно.
Квазимодо покосился на друга. Ныряльщик сидел напряженно, почти упираясь носом в листву, словно пытаясь рассмотреть, что там снаружи. Да только что там, в густоте, рассмотришь? На суку лакомую бедняга глянуть боится. Леди Атра сидела рядом, обессиленно опустив голову на колени. Черные кудри подсохли, закрывают лицо сплошной блестящей завесой. Вся такая нежная, несчастная, беззащитная. Так бы и удавил змеюку.
Квазимодо сплюнул.
– Чего расплевался, селянин? – заворчала рыжая.
– Извини. Нервничаю. Там, подальше, два дерева есть. Можно залезть, осмотреться.
– Я по деревьям не прыгаю, – категорично заявила Теа.
– Да я сам залезу, огляжусь, – заверил вор.
– Я с тобой, – неожиданно вызвался Ныр.
– Не ходи! – воспротивилась рыжая. – Что вы меня одну оставляете?!
– Так чего? – не понял Квазимодо. – Тебе что, скучно? Дремли себе вполглаза.
– Сам ты вполглаза, – с ненавистью зарычала Теа. – Почему я одна должна сидеть?
– Потому что ты по деревьям не лазишь. Сама сказала, – объяснил вор.
– Мы скоро вернемся, – поспешно заверил Ныр. – Только оглядимся.
Друзья протиснулись сквозь низкий замаскированный вход.
– Кобели драные. Вонючки шакальи, – напутствовала их невидимая Теа.
– Злится, – глубокомысленно заметил Квазимодо, оглядывая зеленое убежище. Казалось, в этом небольшом пятне зелени и выдра не может скрываться.
– Злится, – мрачно согласился Ныр. – Нехорошо, что мы ее оставили.
– Немножко потерпит. Нрав у рыжей – удавиться можно. Хотя засидки она делает – любой разведчик позавидует. И откуда у девки такое умение?
– Ты, Ква, ничего не понимаешь, – еще мрачнее заявил фуа.
– Вот ты мне и объяснишь, – бодро сказал вор, подтягивая ремень с кукри. – Пошли, осмотреться действительно не помешает…
Друзья, настороженно озираясь, прошли сквозь светлую рощицу. На опушке высились два дерева с кронами, похожими на драные королевские шатры.
– Мельчает жизнь. – Квазимодо, запрокинув голову, оглядел раскидистого гиганта. – Вот раньше леса были так леса. В каждом дереве гама[44] жила. В таких-то огромных уж наверняка.
– Гама? – Фуа заозирался.
– Да ты не волнуйся, они показываться не любят. Полезли наверх.
– Ква, я лучше внизу подожду. – Фуа смутился. – Ствол толстый, а я лазить не умею.
– Опасаешься высоты? – Квазимодо кивнул. – Слышал я про вас, лягушек. Только не верилось. Неужели вы на мачты не поднимались?
– А зачем? У нас на лодках мачты тонкие. А на Флоте нас не заставляли. Лезь сам. Я подожду. И нога у меня…
– Нет уж. Сам вызвался. Вон – прыгай вверх. До нижнего сука наверняка дотянешься. Там подтянулся и пошел. Как по лестнице.
– Ква, там высоко. И нога… Я прыгать разучился.
– Вот и учись заново. А высота – что? Ты с моста сиганул, даже рыжую не подождал.
– Так там вниз и в воду. Я думал, она следом… – Фуа смутился.
– Что вверх, что вниз. Высота – это та же глубина, только вверх идет. Давай, не трусь. Глубины ты же не боишься?
Ныряльщик с опаской посмотрел вверх и подпрыгнул. Нога ему действительно мешала – прыжок увел в сторону, но все равно взметнул худое тело гораздо выше, чем требовалось. Фуа то ли по-птичьи, то ли по-лягушачьи уселся на ветке, глянул вниз и ухватился за сук под собой покрепче.
– Ты идешь?
Квазимодо уцепился за сук со второго раза, не без труда вскарабкался.
– Ты, Лягушка, большое брехло, – убежденно сообщил вор другу. – Не умеет он, понимаешь…
Они полезли вверх. Фуа легко находил дорогу среди толстых ветвей, только опасался смотреть вниз.
– Все, выше не нужно, – сопя, сказал Квазимодо. – Листва редкая, еще заметит кто.
Вид открылся широкий. Можно было разглядеть даже дальнее холмы на противоположном берегу. Свежий ветер нес запах мокрых трав. Солнце проглядывало сквозь все еще обильные облака.
– Хорошо здесь, наверху, – пробормотал вор. – Жаль, что мы летать не умеем.
– Да, дышится легко, – согласился фуа, крепче обхватывая ветку.
– Дышится легко, потому что сука сладкая внизу осталась. Вот же лярва смердячая, даже с заткнутой пастью людей изводит.
– Я – не человек, – прошептал фуа.
– Вообще-то я про себя говорю. Но и про тебя тоже. Ишь, слюни распустил. Да эта леди милостивая внутри горька и червива, как кошка дохлая. У, тварь!
Ныряльщик опустил глаза и едва слышно прошептал:
– Почему вы ее так ненавидите? Ланон-ши…
– Потому что мы умные, а ты дурак лопоухий! Не ланон-ши она, сколько раз говорить?! Да – сиськи, глаза, жопа и ножки у нее как в сказке. Да только отрава она. Падаль. Я к ней пальцем не прикоснусь. А ты – если невтерпеж – пользуйся. Только развязывать суку не смей и рот ей не открывай.
– Да я не о том спрашиваю, – смущенно сказал фуа.
– А я говорю о том, о чем ты думаешь. Выберемся в спокойные места – будет тебе девочка. А леди Атрой ты отравишься. Я тебе точно говорю. И хватит о змее этой. Рыжая гавкает, ты скулишь, эта сука молча шипит.
– Я не скулю!
– Вот и хорошо. Смотри по сторонам, в конце концов, для этого мы сюда и карабкались.
Они принялись разглядывать местность. Квазимодо прикидывал, как действовать дальше. Долго в этой бухточке не просидишь. Нужно двигаться, но идти дальше по реке опасно. Вода не лес – на дне долго только один Ныр долго прятаться может.
– Смотри. – Фуа указывал на тот берег. Там двигалось десятка полтора всадников – явно усиленный воинский патруль. Лошади шли неспешно, солдаты внимательно оглядывали берег. Трое всадников двигались выше по берегу – наблюдали за рекой.
– Не успокоятся никак, сукины дети, – прошептал вор. – Крепко на нас город Калатер осерчал. Долго будут помнить.
– Вон еще лодки идут, – заметил зоркий ныряльщик.
Из-за излучины реки показалась целая флотилия. В центре двигалась большая барка под бело-голубым флагом. Вокруг мельтешили плоскодонки и долбленки. Флотилия поднималась по реке снизу – оттуда, куда держали курс беглецы.
– Кажется, на нас ополчение собрали, – сообщил вор. – Это тебе, Ныр, не «желтков» бить – натуральная война. Нас теперь не то что помнить будут – о нас теперь легенды сложат. Гордись, Лягушка, – на твой череп, на колу выставленный, народ за деньги глазеть повалит.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
