[352] - См.: Burtless G., Lawrence R.Z., Litan R.E., Shapiro R.J. Globaphobia. P. 16-17.
[353] - См.: Ayres R.U. Turning Point. P. 42.
[354] - См.: Heilbroner R., Bernstein P. The Debt and the Deficit. P. 49.
вине 90-х годов правительство США, кроме собственно федерального долга, составлявшего около 4 триллионов долл., имело также выданные бюджетные гарантии по целому ряду программ -- начиная от развития сельского хозяйства и заканчивая помощью учащейся молодежи, -- размер которых достигал 6 триллионов долл. [355] Тревожные процессы развивались и на уровне промышленных компаний. Если в начале 50-х американские корпорации выплачивали в качестве процентов по кредитам не более одной двенадцатой части тех средств, которые направлялись ими на заработную плату, к началу 90-х эта доля выросла до одной трети[356]. Около 90 процентов корпоративных прибылей после налогообложения расходовалось на выплату банкам процентов по кредитам[357]. Аналогичные процессы разворачивались и в европейских странах. Так, в Германии с 1980 по 1991 год внешний долг федерального правительства вырос с 38,05 до 243,21 млрд. немецких марок, отношение его к объему экспорта поднялось с 10,9 процента в 1980 году до 75,3 процента в 1993-м, к объему ВНП -- с 2,6 до 16,6 процента, а к объему валютных резервов -- с 43,1 до 368,4 процента[358]. За следующие пять лет, с 1992 по 1997 год, отношение обязательств германского правительства к ВНП страны вновь удвоилось, превысив 30 процентов валового национального продукта. Подобная ситуация сложилась в большинстве европейских стран, тогда как в некоторых, например, в Бельгии и Италии, государственный долг превышает сегодня размер ВНП[359]. Нарастание объема задолженности становилось одной из самых острых проблем современных экономик; Зб.Бжезинский утверждал даже, что именно она в наибольшей степени угрожает стабильности Соединенных Штатов[360].
Однако резкое изменение экономической конъюнктуры после 1995 года и эффект, полученный от технологической перестройки 80-х, принесли свои положительные результаты, которые сегодня дают возможность отказаться от оценки долговой проблемы как излишне острой и трудноразрешимой. Во-первых, устойчивый характер роста и низкая инфляция позволили резко сократить процентные ставки, устанавливаемые ФРС (с 7 до 4,75 процента годовых), что ослабило давление на рынок государственных ценных
[355] - См.: Brockway G.P. The End of Economic Man.-N.Y., 1995. P. 213.
[356] - См.: Brockway G.P. Economists Can Be Bad for Your Health. P. 31.
[357] - См.: Kennedy P. Preparing for the Twenty-First Century. L., 1994. P. 297
[358] - См.: CastelIs M. The Information Age: Economy, Society and Culture. Vol. 2: The Power of Identity. Maiden (Ma.)-0xford (UK), 1997. P. 366.
[359] - См.: The Economist. 1997. February 22. P. 131.
[360] - См.: Brzezinski Zb. Out of Control: Global Turmoil on the Eve of the 21st Century. N.Y., 1993. P.104.
бумаг. Во-вторых, на фоне роста американских инвестиций за рубежом долг американских компаний и масштабы активности иностранных инвесторов, владеющих сегодня не более чем 13 процентами активов США, перестали быть достаточным основанием для отнесения Соединенных Штатов к числу "нетто-должников" [361].
В-третьих, что, пожалуй, наиболее существенно, экономический подъем обеспечил резкое увеличение налоговых поступлений, предоставившее возможность сокращения дефицита государственного бюджета. В 1996/1997 финансовом году он составил лишь 22,6 млрд. долл., или 0,3 процента ВНП, снизившись за последние пять лет с уровня в 290 млрд. долл., или 5 процентов ВНП[362]. Весной 1997 года после продолжительных дебатов в Конгрессе был принят новый бюджетный план, предусматривавший сбалансирование доходов и расходов к 2002 году[363]. Однако уже с начала 1998 года федеральный бюджет США стал сводиться с растущим профицитом, составившим 39,1 млрд. долл. в 1998 году, 54,2 млрд. долл. в 1999-м и оценивающимся астрономической цифрой в 3 триллиона долл. для ближайших десяти лет[364]. При этом продолжавшийся экономический бум предоставлял новые возможности абсолютного сокращения бюджетных трат, несмотря на дополнительное финансирование некоторых статей расходов (так, с 1997 по 1999 год на программы в области здравоохранения и социального страхования было направлено почти 100 млрд. долл.) [365]. В результате суммарные расходы государственного бюджета, составлявшие 20,1 процента ВНП в 1997 году, должны сократиться до 18,8 процента в 2003-м и 17,7 в 2008-м; при этом доходы, составлявшие в 1997-м 19,8 процента ВНП, продолжают быстро расти, в том числе и по причинам, которые, по мнению некоторых экономистов, еще не стали вполне понятными[366]. В-четвертых, улучшение финансового благосостояния американских граждан (в первую очередь в связи с ростом фондовых индексов) привело к тому, что они получили гораздо большую свободу в выплате процентов по своим долговым обязательствам. Вопреки распространенным представлениям, большинство американских частных заемщиков не относятся к низкообеспечиваемым категориям
[361] - См.: KiplingerK. Word Boom Ahead. P. 57, 111.
[362] - См.: Baker G. Clinton Holds Out Vision of a 'New Economy' for US // Financial Times. 1997. October 28. P. 1.
[363] - Подробнее об основных параметрах данного соглашения см.: The Economist. 1997. May 10. Р. 53-54.
[364] - См.: Wolffe R. Clinton Warns of Health Threat in Tax Cut Plans // Financial Times. 1999. July 28. P. 5.
[365] - См.: Alsop R.J. (Ed.) The Wall Street Journal Almanac 1999. P. 103.
[366] - См.: The Economist. 1998. February 7. P. 57.
населения[367], и проблема частных заимствований вряд ли может стать основой для серьезных финансовых пертурбаций.
Большинство подобных тенденций прослеживается и в европейских странах, хотя в ряде из них ситуация осложнена высоким отношением долга к ВНП и значительными государственными расходами на социальные нужды. Вместе с тем переход на единую европейскую валюту потребовал сокращения долга до 60, а бюджетного дефицита -- до 3 процентов ВНП, и эти ориентиры вполне достижимы для всех стран Сообщества к 2001 году. Характерно, что величина процентных ставок в большинстве европейских государств (за исключением Великобритании) уже сегодня гораздо ниже, чем в США. Таким образом, конец 90-х годов стал первым в послевоенной истории западного мира периодом, когда заметно снизилась актуальность проблемы долга. Весьма характерно, что именно неспособность обслуживания своих финансовых обязательств стала одним из показателей углубляющегося хозяйственного кризиса новых индустриальных государств. Однако ни один из развертывающихся сегодня экономических процессов не высвечивает новую роль западного мира в большей степени, чем бум на фондовом рынке. Несмотря на многочисленные утвержцения о его искусственном характере и возможной скоротечности, он тем не менее отражает вполне объективные тенденции, основанные на резко возросшем доверии инвесторов к экономическому потенциалу постиндустриального мира как единственного устойчивого "полюса роста" в эпоху информационного хозяйства.
Эта ситуация вызвала к жизни весьма показательный феномен: если в 70-е и 80-е годы курсовая стоимость акций большинства американских компаний росла медленнее корпоративных прибылей и выплачиваемых компаниями дивидендов (за исключением 1982 года), то на протяжении последних семи лет дело обстоит прямо противоположным образом[368]. В результате "значительно увеличился разрыв между балансовой стоимостью предприятий и ее оценкой со стороны инвесторов. За период с 1973 по 1993 год средний показатель отношения рыночной цены компании к ее бухгалтерской оценке для американских корпораций увеличился с 0,82 до 1,692. Разрыв, зафиксированный в 1992 году, показывает, что стоимость средней американской компании в балансовом отчете занижена примерно на 40 процентов" [369]. Отношение рыночной
[367] - Подробнее см.: Luttwak E. Turbo-Capitalism. Winners and Losers in the Global Economy. L., 1998. P. 206.
[368] - См.: Rothchild J. The Bear Book. P. 34-36.
[369] - Edvinsson L., Malone M.S. Intellectual Capital. Realizing Your Company's True Value by Finding Its Hidden Roots. N.Y., 1997. P. 5.
цены к остаточной стоимости для высокотехнологичных компаний было равно в 1992 году в среднем 2,09, а балансовая стоимость таких компаний составляет лишь половину их рыночной оценки[370]. По подсчетам экспертов, доходы компаний, входящих в "Standard Poor 500", которые они способны получить на протяжении ближайших пяти лет, не превышают сегодня 21 процента их текущей рыночной стоимости[371], а уровень получаемых инвесторами дивидендов понизился в 1981-1998 годах более чем в 4 раза[372]. Масштабное повышение цен акций в 1992-1995 годах привело к тому, что в Италии, Германии и Франции отношение рыночной капитализации торгующихся на основных биржевых площадях компаний к ВНП составило соответственно 22, 25 и 38 процентов, а в США и Великобритании достигло 93 и 120 процентов ВНП. Если тенденция последних трех лет не прервется, можно предположить, что этот показатель превысит в США 200 процентов к началу 2000 года[373].
На протяжении последних семи лет на фондовых рынках большинства западных стран сохраняется состояние, близкое к ажиотажному спросу, что непрерывно подталкивает котировки акций вверх. Только за четыре последних года индекс Доу-Джонса вырос почти в три (!) раза -- с 3832,08 пункта 30 января 1995 года[374] до более чем 11100 пунктов в мае 1999-го. В этой связи нельзя не отметить несколько важных обстоятельств. Во-первых, за последние годы резко увеличилось количество компаний, впервые разместивших свои акции на ведущих биржах, что, казалось бы, должно было снизить темп роста котировок; между тем масштабы средств, направляемых на фондовый рынок, росли намного быстрее[375]. Во-вторых, рост активности трейдеров оставался очень высоким: если "за весь 1960 год на Нью-йоркской фондовой бирже было продано в общей сложности 776 млн. акций... то в 1987 году, в самый разгар ажиотажного спроса, 900 млн. акций каждую неделю переходили из рук в руки" [376]. Десять лет спустя, в пик биржевого кризиса конца октября 1997 года, на Нью-йоркской фондовой бирже был зафиксирован абсолютный рекорд: 1,196 млрд. акций
