– Кофа случайно не знает, в какой кабинке обедал Бубута?
– Сейчас спрошу.
Мелифаро снова окаменел, на сей раз ненадолго.
– Здорово! – сказал он через минуту. – Люди на все обращают внимание, когда речь идет о такой заметной персоне. Несколько раз Бубуту видели выходящим из самой дальней кабинки, той, что справа, если смотреть от входа.
– Отлично, – обрадовался я. – Мне очень туда хочется. А тебе, Мелифаро?
– Спрашиваешь. Сейчас пойдем или после еды?
– Как получится. Надо постараться сделать это незаметно.
– Зачем? – изумился Мелифаро. – Кто, интересно, посмеет нам помешать?
– Никто. И все-таки мне хочется зайти туда незаметно. Не знаю, почему. Мы, жители границ, такие загадочные.
– Да уж, особенно если переберете бальзаму Кахара. Ладно, незаметно, так незаметно. И как ты себе это представляешь?
– Для начала мы осторожно пошлем зов в эту комнатку. Просто чтобы понять, есть ли там кто-то. Если есть, придется подождать, пока они набьют брюхо и смоются. Если нет, нам лучше поторопиться, пока никто не пришел. Сделаешь?
– Только ради тебя… Да, там сидит один парень. Какой-то он сонный. Ничего не заметил. Совсем ничего, даже не вздрогнул.
– Ну вот, нам везет. Значит, успеем поесть.
– Надеюсь. Я собирался умереть от голода еще в Архиве, если ты помнишь. А что мы будем делать потом?
– Ничего особенного. Дождемся, пока эта мрачная дама уйдет на кухню, и просто тихонько туда зайдем. Ну и посмотрим, чем там пахнет.
– Пахнет? Ты думаешь…
– Ничего я не думаю. Посмотрим. У меня камень на сердце, Мелифаро. А эта мышца имеет дурацкое свойство ныть, когда дело пахнет керосином.
– «Керосином»? Ты имеешь в виду этот загадочный вкусный запах? – спросил Мелифаро.
Я уже начал уставать от лексических недоразумений, которыми изобиловал сегодняшний день. А посему просто пожал плечами.
Угрюмая леди с двумя подносами в мускулистых руках отвлекла нас от керосина, столь озадачившего моего коллегу. И мы с удовольствием набросились на еду. «Кристальная ясность вкуса» действительно имела место. Даже я оценил.
– Постарайся держать себя в руках, – попросил я Мелифаро. – Не ешь все. Оставь немного на тарелке.
– Это зачем еще?.. А, понимаю. Ты имеешь в виду, что нам, возможно, придется здесь засидеться? Не переживай: этот соня уже уходит. Я за ним слежу.
– Вот и славно. Тогда не держи себя в руках, так и быть, разрешаю!
– Спасибо! – с набитым ртом отозвался Мелифаро. – Думаю, что мы уже можем выползать… нет, еще чуть-чуть. Он остановился в холле. Отлично, я как раз хотел дожевать этот кусочек. Пошли, Макс. Самый подходящий момент, старой мымры тоже нигде нет.
Мы выскользнули в холл. Зайти в дальнюю кабинку, всемирно знаменитую тем, что в ней побывал великолепный генерал Бубута, было делом нескольких секунд.
– Грешные Магистры! Этот запах! – изумленно прошептал Мелифаро. – Пахло именно отсюда. Засоня наворачивал «Короля Банджи» или как там его… Посуду уже убрали, а запах как на кухне.
– Не «как». Это пахнет именно с кухни.
– Нет, Макс. Кухня не здесь, а слева от входа. Видел, куда пошел горбун с нашим заказом?
– Значит, здесь две кухни. Сам рассуди: запах очень сильный. Да и нечему больше здесь так вонять. Ты мне лучше вот что скажи, сэр Девятый Том: твоей безграничной мудрости хватит на то, чтобы быстро найти дверь, которую такой болван, как я, будет искать до послезавтра?
– Потайную дверь? Сейчас посмотрим.
Мелифаро закрыл глаза. Неуверенной походкой прошелся по комнате. Я замер в ожидании ужасного грохота опрокинутой мебели. Пронесло! Парень аккуратно обошел кресло, стоявшее на его пути, и медленно двинулся дальше. У дальней стены он остановился, потом встал на четвереньки и продолжил свое познавательное путешествие.
– Вот! – Мелифаро повернул ко мне улыбающуюся физиономию. – Иди сюда, Макс, я тебе кое-что покажу.
Я вздрогнул: его прикрытые веки фосфоресцировали в полумраке бледным зеленоватым сиянием.
– Надеюсь, не задницу? – я так испугался его мерцающих глаз, что потребовалось срочно разрядить обстановку.
– Что надо, то и покажу. Вот, смотри!
– Ну и?.. Пол как пол. Ага, тепленький, – я с изумлением обнаружил, что небольшой участок пола под моими руками был почти горячим.
– Тепленький? Чего ж ты мне голову морочил? – обиделся Мелифаро. – Ты и сам мог найти эту грешную дверь. Руками я, между прочим, не умею.
– Делать мне было нечего – ее искать. А ты тогда зачем нужен? Ну, сам подумай, сколько бы мне пришлось тут на карачках ползать. Твой способ лучше.
Не мог же я признаться, что до сих пор понятия не имел об этой своей способности.
– Открывать тоже мне? – сварливо спросил Мелифаро.
– Это в твоих же интересах. Джуффин тебе рассказывал, как я однажды пытался открыть шкатулку с Королевским Подарком?
– Рассказывал. Он собрал нас всех и сказал: «Ребята! Если хотите остаться в живых, не позволяйте сэру Максу открывать консервы в вашем присутствии!» Мы очень испугались и долго плакали.
– Консервы? Ты сказал: «консервы»?
Меня почему-то очень удивило, что в Ехо тоже есть консервы. Ну да, где мне было на них нарваться, ел-то я, в основном, по ресторанам да в гостях.
– А ты что, уже опять проголодался? – изумился Мелифаро, небрежным жестом сдвигая в сторону половицы.
Мы уставились в темноту, из которой на нас наползало облако аппетитного аромата.
– Пошли, – вздохнул я. – Хороши мы будем, если это просто запасной вход на все ту же кухню.
– Ага. Замаскированный, как тайная лазейка в сад Ордена Семилистника. Так не бывает, Макс.
Мы спустились вниз по маленькой лесенке. Мелифаро предусмотрительно водворил фальшивый пол на место, и мы оказались в полной темноте.
– У тебя, как я понимаю, нет проблем с ориентацией в пространстве? – с надеждой спросил я.
– А у тебя что, есть?
– Не знаю. Думаю, что есть. По крайней мере, я ничего не вижу.
– Ладно, давай руку, горе ты мое. Тоже мне, Дитя Ночи.
Взявшись за руки, мы медленно пошли навстречу сгущающимся божественным ароматам. Постепенно я обнаружил, что каким-то образом знаю, где надо повернуть, чтобы не впечататься лбом в стену, а где – поднять повыше ногу и переступить некую невидимую, но твердую преграду.
– Это была шутка? – спросил Мелифаро, пытаясь отобрать у меня свою лапу. – Нашел время издеваться!
– Всю жизнь мечтал пройтись с тобой под ручку, а тут такой повод… Да не выдирайся ты! Серьезно тебе говорю, я еще не знаю, умею я ориентироваться в темноте или нет. Я о своей персоне никогда ничего не знаю заранее.
– Везет тебе, однако. Какая у тебя жизнь интересная… Стоп. Мы пришли. Теперь нам все-таки понадобится иллюминация. Ты же у нас, кажется, куришь?
– Насколько можно курить эту пакость, которую здесь считают табаком… Но спички у меня есть, не переживай.
– Боюсь, что этого мало. Раскуривай свою трубку. Это единственный осветительный прибор, который есть в нашем распоряжении.
– Смерти ты моей хочешь… Ладно, так и быть.
Я быстро набил трубку. Идея была действительно шикарная. Стоило сделать затяжку, и слабый красноватый свет пламени рассеял тьму. Мы стояли на пороге маленькой комнатушки, заставленной громоздкими шкафами. Странная мебель! Что-то в этом роде я не раз видел дома, но никогда – здесь, в Ехо, где немногочисленные изящные предметы домашней обстановки больше похожи на произведения искусства.
Поскольку возможности моих легких были ограничены, мы снова оказались в темноте.
– Что это было? – Мелифаро дернул меня за полу Мантии Смерти. – Затянись еще разок, пожалуйста.
– Будешь много командовать, научу курить, – грозно сказал я. – Стыд какой – взрослый мужик и не курит!
– Когда мне было восемнадцать лет, я спер трубку своего старшего братца, выкурил почти все, что нашлось в его табакерке, и отравился. Ну, Макс, посвети, пожалуйста. Что это за штуки такие?
– Угробишь ты меня, – я подошел вплотную к ближайшему шкафу и сделал мощную затяжку.
Грешные Магистры! Это был не шкаф. Это была клетка. А в клетке лежал человек. Похоже, он спал. Во всяком случае, парень никак не отреагировал ни на наше появление, ни на клубы табачного дыма, расползающиеся вокруг.
– Ни живой, ни мертвый, – констатировал Мелифаро. – Попробуй послать ему зов, Макс. Очень любопытное ощущение. Все равно, что поговорить с колбасой.
Черт меня дернул послушаться. «Любопытное ощущение» оказалось самым омерзительным переживанием в моей жизни. Мне вдруг показалось, что я сам стал живой одушевленной колбасой, сохранившей очень человеческое свойство размышлять о своей сущности и судьбе. Колбасой, которая мечтает о том времени, когда ее кто-то съест.
Я не мог выпутаться из липкой паутины кошмарных ощущений. Спасла меня оплеуха, достаточно сильная, чтобы я выронил трубку, отлетел к противоположной стене и больно ударился коленом об угол еще одной клетки.
