Гильома Рыжего Английского не убийством, но казнью справедливой, ибо, смотреть более на все бесчинства, творимые моим братом, мне не позволяла христианская совесть и душа моего благородного отца, соратников коего… – Генрих замолчал и пристально посмотрел на молодого Гуго. Его стальной взгляд, буквально пронизывал де Биго насквозь. Гуго понял, что стал хранителем подобной тайны, большой опасности, но, вместе с тем, и, возможно, большой выгода для него и его семьи. Он встал на колени и протянул свой меч Генриху, смиренно сказав: 
– Примите сей меч, как залог верности нашей семьи де Биго. Сир…
 Он понимал, что может быть убит королем, но в душе не верил в это…
 Генриху нужны могучие союзники для беспрепятственного восхождения на престол в нарушение прав старшего брата Роберта, ведущего священную войну против неверных.
 – Встаньте, граф де Биго. Мы будем помнить верность и преданность наших слуг. – Сказал Генрих так, словно он уже был королем Англии. Потом обернулся к онемевшему Годфруа де Леви и добавил:
 – Мессир Гуго, будущий коннетабль королевства! Потрудитесь сопроводить мессира рыцаря де Леви и командира королевских арбалетчиков, мессира Жана де Фиенн, виконта де Коссэ, в Дувр без промедлений! Вы меня поняли, граф Норфолк?..
 – Слушаюсь, сир. – Ответил Гуго де Биго, восхождение к вершинам власти началось…
 Лес был небольшой, оцепление сработало четко и быстро, но злодей не был схвачен. Генрих Боклерк, будущий король Англии, горевал над телом убитого брата. В горечи утраты он заявил, что его желанием будет утвердить законы Эдуарда Исповедника, издать хартию английских вольностей и принять клятву, как это делал Этельберт.
 Еще не став королем, он пленил норманнских баронов и саксов этими обещаниями свобод и, ровно через три дня, 5 августа 1100 года, был коронован в Вестминстере. Коронован, несмотря на протесты нескольких знатных баронов, держащих сторону законного наследника, герцога Нормандии Робера Куртгёза, который зажился у своей жены Сибиллы в Апулии и не спешил домой.
  Пролив Ла-Манш. 3 августа 1100 года.
  Жан тяжело переносил морские путешествия. Точнее сказать, он их на дух терпеть не мог. Его выворачивало наизнанку, стоило только ступить на борт корабля или лодки. Вот и сейчас, он перегнулся через борт нефа. Его тошнило…. Тошнило от качки, которая не прекращалась ни на минуту, тошнило от мерзости участия в грязном преступлении, очернявшем его душу, выворачивало от ненависти к жизни, еще недавно казавшейся ему безоблачной, радостной и полной счастья и любви…
 – Жан, дружище! Как ты?.. – Годфруа, как мог, пытался поддержать друга.
 Жан повернул свое позеленевшее лицо, и кисло улыбнулся:
 – Сам видишь, Годфруа…. Море – не моя стихия…
 Годфруа засмеялся и похлопал его по спине:
 – Крепись! Все уже, слава Богу, позади…
 Жан вытер губы рукавом и посмотрел в глаза де Леви:
 – Я не уверен…. Боюсь, что неприятности у нас еще впереди…
 – Да брось ты! – Годфруа отмахнулся от него. – Бог с тобой, Жан! Вечно тебе мерещится всякие гадости…
 – Дай Бог, чтобы я ошибся, дорогой друг… – грустно добавил Жан де Фиенн.
 Он взял кубок с вином, который ему протянул Годфруа, отпил немного, но тошнота снова охватила его, заставив перегнуться через борт нефа…
 Годфруа пожал плечами и пошел по открытой кормовой галерее нефа к корме судна. Он сел на тюки с английской шерстью и стал насвистывать какую-то мелодию, пытаясь забыться и отвлечься от плохих мыслей…
 Он и сам жутко переживал, что стал убийцей. Но, не простым убийцей, а «привилегированным», знатным и благородным убийцей. Убийцей королей!..
 Он плюнул на палубу, закрыл глаза и задремал…
 Луиза де Лузиньян, красивая и влекущая, в белом платье невесты смотрела на него большими черными глазами, держа в руках огромный букет белых роз…
 Годфруа во сне улыбнулся и прошептал:
 – Луиза…
  Два монаха неприметного и незапоминающегося вида и внешности молча наблюдали за рыцарями. Эти двое неотступно следили за ними с момента их отплытия в Англию. У них был очень странный приказ Сугерия – охранять до акции, и убить после свершения «правосудия» … Но, убить только одного или обоих, если они покажутся им ненадежными и сомневающимися…
 Они переглянулись, и молча пошли по палубе открытой галереи…
 Место было тихое и безлюдное. Открытая боковая галерея нефа как нельзя лучше подходила для исполнения страшного приказа короля. Монахи подошли к Жану и перекрестили его, решительные в своем выборе места и времени…
 – Святые отцы… – прошептал Жан, – благословите меня, ибо грешен я. Грех очень страшный и жуткий. Грех подлый. Можно мне покаяться в убийстве.
 Монахи с удивлением посмотрели на рыцаря. Они молча кивнули ему, перекрестили и дали прикоснуться губами к распятию.
 – На мне грех убийства короля Гильома Английского… – произнес Жан де Фиенн.
 Он не успел больше проронить ни единого слова. Ловким движением тренированных убийц, монахи всадили кинжалы в сердце и глаз Жана де Фиенн и перебросили его бездыханное тело через борт.
 Волны Ла-Манша с глухим плеском поглотили тело несчастного рыцаря, навсегда спрятав его от мира, спрятав его от гадости, мерзости, подлости и предательств…
 Монахи повернулись, осмотрелись по сторонам. Никто не обратил на них внимания. Они медленно и спокойно пошли к спящему рыцарю, который мирно дремал на тюках с английской шерстью…
 Они остановились возле спящего рыцаря Годфруа, переглянулись между собой, осмотрелись по сторонам. Никто не обращал на них внимания. На верхней палубе был только рулевой, который увлекся управление судна и несколько матросов, управлявших парусами. Присутствие монахов на боковой галерее никто не заметил. Никто не обращал внимания на бродивших по судну монахов, которые причащали пассажиров и моряков. Так частенько делалось на кораблях…
 Монахи склонились и услышали:
 – Луиза…. Луиза…. Я люблю тебя…
 Они подняли головы, улыбнулись и… отошли от Годфруа, перекрестив его напоследок…
 «Второй неопасен… – решили убийцы, посланные Сугерием по приказу и разрешению короля Филиппа. – Второй может еще пожить…»
 Годфруа открыл сонные глаза, но Жана не увидел.
 «Пошел спать, наверное,» – подумал он и снова заснул…
 Он снова проснулся, увидев жуткий сон. Жан тянул к нему руки, словно прося его о помощи, Годфруа хватал их, но они выскальзывали из его рук. Годфруа снова и снова старался спасти, как ему казалось, своего друга…
 Годфруа де Леви резко вскочил на ноги и быстро обошел корабль. Жана де Фиенна нигде не было. Он вспомнил, что когда он засыпал, его друг был на носу нефа. Годфруа побежал туда, но и там не обнаружил Жана.
 Когда он уже отчаялся обнаружить следы пропавшего товарища, его глаза остановились на каком-то темном пятне, похожем на капли застывшего вина…
 Его пальцы