потому, что мыслю оригинально. Наоборот. Казалось бы, что надо сделать?
На этот раз вопрос был обращен к Удалову, и надо было отвечать.
— Надо пенсии прибавить.
— Чепуха. Денег на это нет.
— Надо… аппетиты уменьшить.
— Удалов, ты гений. Так проблему мог бы поставить лишь выдающийся ум современности.
Удалов смутился и налил из лафетничка в рюмку. Настойка была крепка и душиста.
— А как уменьшить аппетиты?
— Таблетки от аппетита, да? — попробовал догадаться Удалов.
— А как уменьшить ткани на одеяла и простыни? На пеленки? Как разместить в автобусе пятьсот человек, когда с трудом помещается сто? Ну? Один шаг остался, Удалов! Таблетки тут не помогут.
Удалов этого шага сделать не смог.
Тогда Минц взял со стола коробку из-под ботинок. В ней шуршало.
— Смотри! — приказал он.
На дне коробки лежала кошка с двумя котятами. Кошка была размером с мышку, а котята — с мышат.
— О нет! — воскликнул Удалов. — Только не это!
— Не бойся, все не так трагично, — улыбнулся Минц. — Я не намереваюсь превращать людей в мышей. Мы уменьшим нас лишь в два раза. В тебе сколько сейчас?
— Метр шестьдесят шесть.
— Будет восемьдесят сантиметров. И тогда аппетит у тебя вдвое уменьшится, и в автобус тебя вдвое влезет. А так как все остальные будут такие же, то разницы никто не заметит. Зато благосостояние возрастет вдвое!
— А стулья? — спросил Удалов.
— Подпилим ножки, — ответил профессор.
***
Все было не так просто, как можно подумать. Времена у нас демократические. Компартия собрала митинг протеста, хотел было приехать один депутат Думы, но в последний момент испугался уменьшиться вместе со всеми. Именно со всеми, потому что референдум дал 78 процентов голосов за минимизацию, 9 процентов были против, а остальные мнения не имели.
Внесено было одно уточнение. Его сформулировал старик Ложкин, который перед референдумом сказал:
— Детей жалко. Мы-то свое отжили, нам бы покушать, а вдруг они расти перестанут?
Минц согласился с мнением Ложкина, поддержанным всем городом: хоть ты, Минц, и обещаешь нас вернуть в обычное состояние, как только инфляция закончится, рисковать здоровьем детей детсадовского и младшего школьного возраста, которые, считай, много не съедят, народ не намерен.
Ночью над городом поднялся воздушный шар, и Грубин с Минцем опылили спящие дома, а детям перед сном дали таблетки, чтобы с ними чего не случилось.
Сделав дело, Минц, все еще в противогазе, попрощался с Грубиным за руку и сел за руль своего «москвича». Его ждали в области на конференции по благосостоянию.
Грубин махал ему вслед, уменьшаясь на глазах.
Отъехав от города, Минц снял противогаз.
На следующий день жители Великого Гусляра проснулись уменьшенные в два раза.
* * *
На конференции доклад Минца вызвал страстные споры. Некоторые отвергали его с порога, защищая права человека, другие просили поделиться опытом и самим средством.
Так что Минцу пришлось задержаться в области на несколько дней, а затем вылететь в Москву для переговоров на высоком уровне.
И возвратился он домой только перед самыми майскими праздниками.
* * *
С тревожным чувством подъезжал профессор к Гусляру. Он боялся, не вызвало ли его изобретение побочных эффектов, а главное — смогут ли им достойно распорядиться в центре, где сталкиваются интересы могучих ведомств.
Странная тишина встретила Минца на въезде в Великий Гусляр.
Улицы были пустынны, нигде ни души.
Пушкинская улица недалеко от центра была перекрыта баррикадой из ящиков. Минц вышел и негромко крикнул:
— Есть кто живой?
Отозвался только утренний ветер, что нес по улицам мусор.
Вот и продовольственный магазин. Витрины разбиты, внутри тоже разорение. Больше всего досталось кондитерскому отделу — от него остались только осколки и груды ярких оберток. Винный отдел сохранился лучше прочих, и хоть часть бутылок была разбита, но ни одна не почата.
Махонькая, уменьшенная вдвое мышка пробежала, как паучок, по полу и исчезла в углу.
Минц пошел по улице дальше, прижимаясь к стенам домов. Чувство ужаса овладело им.
Когда он проходил мимо подвала магазина сельхозтехники, он услышал стон.
Вровень с тротуаром было окошко, забранное решеткой. Стон доносился оттуда.
— Кто там? — спросил Минц.
— Это мы, люди…
Минцу показалось, что он узнал голос Удалова.
В несколько секунд Минц сбежал вниз по ступенькам, откинул засов, и из темного подвала стали выползать ослабевшие, изможденные, несчастные люди. Некоторые из них были избиты и исцарапаны. Можно было подумать, что на город в отсутствие Минца напала стая пантер.
Среди теней, в которые превратились гуслярцы, Минц встретил Удалова и самого Белосельского. Махонькие, не достающие до пояса профессора, они столпились, пошатываясь, и пищали, требуя внимания, пищи и обвиняя Минца в предательстве. Перебивая друг друга, пигмеи поведали Минцу страшную историю о гибели Гусляра, подготовленную необдуманным открытием профессора.
Когда утром жители Гусляра проснулись уменьшенными, сразу возникло множество проблем. Одни стали пилить ножки у стульев, другие не доставали до верхней полки на кухне, третьи не могли почистить зубы… Но морально шокирующей и, главное, совершенно не учтенной оказалась встреча с детьми. Представьте себе положение ребенка, который намерен идти в детский садик, но его будит не мама, а как бы мамина кукла, ростом меньше самого дошкольника. А в соседней квартире папа пытается отправить в школу первоклассницу, которая на голову выше него… Сначала родители попытались подтвердить свое право распоряжаться детскими судьбами с позиции силы, и надо сказать, что растерянные дети покорно разошлись по детским садам, школам и всяким площадкам. Но затем по мере того, как родители прибегали ко все более репрессивным мерам и даже телесным наказаниям, чтобы удержать детей в руках, те стали объединяться. На третий день они выбрали вождя — второклассницу и второгодницу по прозвищу Дылда, самую высокую теперь жительницу города. От имени детей Дылда потребовала открыть кондитерские магазины и выдать детям бесплатно всю жвачку и конфеты, затем закрыть школы и отменить умывание и суп.
Тут нашла коса на камень. Родители встали как один, пытаясь остановить детей, но у родителей нет такого опыта рукопашных, как у младшеклассников, а им хочется порядка и уважения к личности, тогда как дети не знают, что такое уважаемая личность. Таким образом, исход сражения, охватившего город, был предрешен. На четвертый день родителей безжалостно заточили в подвалы, и началась вольница: трабежи кондитерских и игрушечных отделов, разгром магазина «Кукла Барби» и еще многое другое, о чем и упоминать в цивилизованном обществе не
