— Сурово… — хмыкнул я. И вздохнул, утвердившись во мнении, кто является инициатором всего этого действа. Ди Мэнс сдержала слово разобраться по закону…
«А не пора ли нам рвать когти? — зашептал мне на ухо бес. — Пока дело не дошло до пыточной…»
«Поздно уже думать о побеге», — буркнул я в ответ, протягивая руки десятнику, вытащившему из-за спины кандалы. Тут ведь уже без вариантов — бегство просто невозможно, даже решись я на такой отчаянный шаг. Вырваться-то из города без боя не получится… А значит люди пострадают. И стану я не героем-защитником, а злодеем-убивцем… Да и потом — вряд ли мне грозит встреча с местным палачом. Римхолл, чай не коронный город, чтоб дознания всякие устраивать и прочее. Рассусоливать не будут — Кейтлин просто заявит о своей обиде и этого будет вполне достаточно здешнему судье, чтоб отправить меня без раздумий на плаху.
— Шагай, — сковав мне запястья кандалами, соединёнными тонкой металлической цепочкой, велел усатый римхольский стражник, отступая в сторону.
А я, криво усмехнувшись, опечаленно подумал: «Так вот бесславно, похоже, и закончилась моя жизнь…» — И вздохнул, делая первый шаг на пути к местным застенкам.
Обидней всего, что никто ведь, никто, из более или менее знакомых людей, столпившихся в зале и глазеющих на конвоируемого меня, даже слова ободрительного не сказал! Все перешёптываются, да отводят глаза, не стремясь встречаться взглядом со мной! Даже тьер Труно… Делает вид что вытирает полотенцем и без того чистую стойку бара, и не замечает ничего.
— Что, в тюрьму, кельмский кавалер?.. — бросил мне кто-то с немалым ехидством и я замер как вкопанный, ища взглядом насмешника.
Им оказался приснопамятный Джим Флетч, тот десятник, что пытался однажды подставить меня и засадить в местную каталажку ни за что. Вот уж кого обрадовал мой арест, так обрадовал… Эвон как скалится…
— Ты бы не умничал сильно, — огрызнулся я, продолжая движения после тычка в спину. — А то скажу ди Мэнс, что ты тоже мой друг…
Флетч как услышал меня, так резко с лица сбледнул. Моментом ему не до подначек стало. Смешался и промямлив что-то невнятное попытался затереться среди других стражников. Которые прыснули от него в стороны, как от покажённого. Никому похоже не хотелось чтоб и его случайно приписали к моим друзьям… Как Молоха…
Вышли на улицу. А там тоже, оказывается, толпа зевак собралась. И не лень им… Ведь ночь глухая на дворе, всем спать пора. Ан нет, чуть не полгорода собралось — стоят, глазеют, что за страшного злодея послали брать под арест аж всю римхольскую стражу. Тоже мне, блин, нашли аттракцион…
Хмуро зыркнув по сторонам, я потопал в любезно указанном усатым десятником направлении — в сторону городской управы. Там, совсем рядышком, и тюрьма располагается…
До мрачного приземистого здания в два этажа с узкими окнами-бойницами добрались буквально за четверть часа. Я и надышаться свободой вдоволь не успел, как оказался внутри пристанища воров, грабителей и убийц… А там пришлось сдать личные вещи на хранение какому-то плешивому старику. Изъяли всё: и кошель с остатком денег, и защитный амулет, и медальон с кинетическим щитом, и браслет с накопителями стихиальных энергий, и поясной ремень с ножом, а вдобавок велели снять куртку и сапоги. При мне же всё уложили в джутовый мешок вместе с одним экземпляром описи, завязали бечевой и опечатали сургучными печатями.
Вещи мои потащили в местную кладовую, а меня самого повели в хладное подземелье. Действительно хладное запредельно — камни под ногами будто ледяные. Да ещё и невесть откуда взявшийся сквозняк… Пока шли, я продрог. И с облегчением принял помещение в крохотную камеру. В ней хоть не дует так… Хотя через щель под старой оббитой железом дверь чувствительно тянет по босым ногам…
Ну зато кандалы сняли с рук. Правда, вместо этого к правой щиколотке прицепили толстую ржавую цепь… Закреплённую на вбитом в каменную кладку штыре.
— Ну вот, располагайся, значит, на постой, — удовлетворённо произнёс сопровождавший меня десятник, отступая к двери вместе с парой своих вооружённых подчинённых.
— Спасибо хоть в общую камеру не заперли, — вздохнул я, опускаясь на охапку свежей соломы любезно брошенную кем-то в угол.
— Приказа такого не было, — ответили мне, закрывая дверь. И уже через зарешеченное окошко, отодвинув расположенную с наружной стороны задвижку, добавили: — Да и вообще, сказано разместить тебя с максимально возможным удобством, без притеснений, чтоб не окочурился ненароком. Так что отдыхай себе до суда. Сюда даже крысы не заглядывают… Те, что любят всяким соням пальцы отгрызать…
На этой радостной ноте окошко закрылось и остался я совершенно один… Ну, не считая конечно же беса. Который скопировал мою позу, плюхнувшись рядышком на зад, согнув ноги в коленях и положив лохматую башку на сложенные лапы. И, скорчив расстроенную физиономию, покосился на меня. За что мне тут же нестерпимо захотелось отвесить поганцу подзатыльник. Жаль нельзя…
Пары минут не прошло с момента моего заселения на новое место жительства, как окошко на двери вновь открылось. И в него сунулась какая-то толстая харя. Такая толстая, что целиком не поместилась в небольшой проём.
— Так, кто это у нас?.. Новый постоялец?.. — радостно протянул незнакомец, являющийся, похоже здешним тюремщиком.
— А кто такой? Из наших, или приезжий? — с любопытством перебил его кто-то и отпихнул от окошка. И в проёме возникла ещё более жирная и самодовольная рожа. Произнёсшая: — О!.. Этого я не знаю…
— Ты чего натворил, паря? — отодвинув сотоварища, спросил первый. — Прирезал что ли кого по пьяни?
— Почему сразу прирезал? — удивился я.
— Так в этом крыле у нас только самые отъявленные злодеи сидят, — охотно пояснил надзиратель. — И раз ты здесь, то, значит, что-то эдакое сотворил…
— Точно! — поддержал его второй, отпихивая от оконца. И радостно уведомил меня: — У нас тут даже людоед есть!
— Ну, вынужден вас разочаровать, людей я не ем, — хмыкнул я. — Да и вообще понятия не имею, за что меня арестовали…
— Что, столько грешков, что не знаешь за какой и взяли? — гоготнул мой собеседник, совершено неправильно поняв меня.
— Типа того, — криво усмехнулся я, не став никого переубеждать.
— Ладно, пойдём к Вильяму-горлохвату, — постояв, помолчав, разглядывая не расположенного к беседе меня, сказал один тюремщик другому. — А то этот скучный какой-то…
Задвижка на окошке захлопнулась и надзиратели двинулись дальше по коридору. А я призадумался… Над тем, что же на меня собираются повесить. Что вообще задумала Кейтлин затевая суд? Ей же много проще самой прибить обидчика, чем затевать всякую муть… Или она решила, что смерть для меня слишком лёгкий выход, и жаждет на каторге сгноить?..
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
