Я кладу трубку.
Идет время, я жду, когда или исчезнет Наташа, или я стану спокойнее на нее реагировать, но ничего не меняется. Ее начинают обсуждать в универе, на тусовках, в очереди за кофе в «Старбаксе».
— Хочу отключиться и чтобы мне приснилась эта модель. Она в сто раз лучше любой порноактрисы, — мечтательно заявляет пьяный Эндрю, затягиваясь сигаретой.
— Заткнись, — зло обрываю его.
— Хочу, чтобы она опустилась передо мной на колени, расстегнула мою ширинку…
Со всей силы пихаю его ногой.
— Эй, Алекс! — у идиота выпадает сигарета изо рта. — Какого черта!?
— Просто заткнись, — предупреждаю его. — Заткнись и не говори больше ни слова.
— Тебе-то что!?
— Эндрю, я проломлю тебе череп, если снова услышу что-то подобное.
Приятель подозрительно прищуривается, но больше ничего не отвечает. Только сейчас я обращаю внимание, что в комнате воцарилась тишина, и на нас все внимательно смотрят. Я молча снимаю с крючка куртку и выхожу из студенческого дома в кампусе, чтобы отправиться к себе. По дороге снова вижу везде Наташу.
Я больше не могу оставаться спокойным, когда кто-то обсуждает ее в нелицеприятном свете. Мне плевать, это посторонний человек в кафе или мой друг на вечеринке. Я затыкаю рот каждому. Стараюсь делать это словесно, не пуская в ход кулаки, но иногда срываюсь, как с Эндрю. Это в России можно вмазать по морде, и тебе ничего за это не будет. А в Америке у всех права и личная неприкосновенность. Здесь за драку могут посадить.
Но однажды я не выдерживаю и вмазываю идиоту, который, не стесняясь, говорит продавцу в газетном киоске, что хочет купить журнал «с той русской моделью в купальнике», чтобы «снять вечером напряжение». Мне удается скрыться раньше, чем продавец успевает вызвать копов.
Из СМИ я узнаю, что Наташа переехала жить в Лос-Анджелес. Блистает теперь на всех красных дорожках Голливуда. Желтые газетенки и папарацци принимаются пристально следить за ее жизнью. Фотографируют Наташу в спортивных штанах и с небрежным хвостом, когда она выходит из дома за кофе. И, конечно, они начинают копаться в ее грязном белье.
Тут же выискивается Наташина однокурсница, которое дает «честное» интервью о том, какая Кузнецова стерва и тварь. Не отстают и наши одноклассники. Кто первым рассказывает желтым газетам всякую дичь о Наташе? Конечно же, Влад.
Идет время, заканчиваются летние каникулы второго курса, а шум вокруг Кузнецовой не утихает. Она и в Москве на каждом столбе и по каждому каналу. Я возвращаюсь в Гарвард и начинаю третий курс. Забываться в алкоголе и одноразовых девушках по-прежнему не получается. Не реагировать на комментарии в Наташин адрес все так же невозможно.
У меня начинается затяжная депрессия с бессонницей и полным отсутствием интереса к жизни. В итоге я иду к психотерапевту.
Глава 52. Псих
— Расскажите, что вас беспокоит?
Миссис Донован — женщина лет сорока в очках и с волосами до плеч, слегка полновата, но для США с отсутствием здорового питания это норма, располагается в удобном мягком кресле напротив меня. В кабинете, где она проводит приемы таких психов, как я, приглушенное освещение и располагающий к беседе интерьер: кожаная мебель, журнальный столик, деревянные шкафы со множеством книг. Ничего лишнего и идеальная тишина.
Наш разговор записывается. Врач предупредила меня об этом перед сеансом. Сначала мне стало неуютно, а потом я подумал: да кому нужны бредни психического больного? Пускай записывает, сколько хочет.
— Бессонница, отсутствие интереса к жизни, апатия. Но при этом я иногда бываю очень агрессивен, — отвечаю на ее вопрос.
— Это всё началось одновременно?
— Отсутствие интереса к жизни и апатия появились чуть раньше. Бессонница и агрессия позднее.
— Этому что-то предшествовало?
— Да.
— Что именно?
Глубоко втягиваю воздух и шумно выпускаю его из легких. Облокачиваюсь на спинку такого же мягкого кресла, как у психиатра.
— Я расстался с девушкой, — наконец, говорю. — Уже давно, два года прошло. Первое время я нормально с этим жил. Понимал, что люблю ее, но все же считал свое решение о расставании правильным. Я надеялся, что постепенно смогу ее забыть, но ничего не получилось.
— То есть, сначала после расставания вас ничего не беспокоило?
— Нет.
— Когда именно вы стали терять интерес к жизни? После какого именно события?
Мне не нравится ее дотошность, но она врач, поэтому, наверное, так надо.
— Когда я стал видеть ее везде.
— Что вы имеете в виду? Где вы видите свою бывшую девушку?
Я медлю с ответом. То, что мне предстоит рассказать миссис Донован, касается не только меня, но и Наташи. А ее имя и так достаточно полоскают в желтых газетах.
— Я не могу это сказать.
— Для того, чтобы вам помочь, я должна знать полную картину, — мягко замечает.
— Я понимаю. Но эта информация касается не только меня, но и моей бывшей девушки. Я не хочу, чтобы она пострадала из-за моих откровений.
— Я могу остановить аудиозапись нашего разговора. Все, что вы говорите, сугубо конфиденциально и не выйдет за пределы этой комнаты.
Отрицательно качаю головой.
— Я не могу рисковать ее благополучием. Давайте предположим, что я вижу ее каждый день на учебе.
Миссис Донован слегка приподнимает уголки губ, как бы соглашаясь со мной.
— Вы сказали, у вас пропал интерес к жизни и появилась апатия, когда вы стали часто видеть свою бывшую девушку. А когда появились бессонница и агрессия?
— Может, полгода назад, я не помню точно.
— В чем проявляется ваша агрессия?
— Когда я слышу, как кто-то говорит плохо о моей бывшей девушке, я взрываюсь.
— Если дело не касается вашей бывшей девушки, вы не бываете агрессивны?
— Нет.
— Можете описать,
