- Такой собачий холод стоит в Ташкенте - городе хлебном, что даже бриться неохота, как на зимовке... - сказал он, погладив щетину.
- А вы бывали на зимовке? - быстро спросил Лопатин с журналистской дотошностью, из-за которой иногда без нужды ставил людей в неловкое положение.
- Был один раз, когда снимал...
Режиссер назвал картину, которая шла перед войной и как раз понравилась Лопатину своей достоверностью. Он еще подумал тогда, что снимавшие ее люди наверняка сами зимовали. "А теперь вот готов снимать про войну по такому липовому сценарию? Сам, что ли, этого не понимает?" - сердито подумал Лопатин о режиссере.
- Знаю, что приехали с нами ругаться, - сказал режиссер. - Как, прямо сейчас начнем или сначала посмотрим пробы актеров, и тогда уж все разом?
Лопатин не совсем ясно представлял себе, что такое "пробы актеров", но согласился.
- Соня, пойди заряди пробы, - распорядился режиссер, не оборачиваясь и продолжая смотреть на Лопатина. - Вот вы какой! Я, когда читал ваши корреспонденции, думал, вы моложе меня. Я с девятьсот второго...
- Я старше, - сказал Лопатин. И опять быстро спросил о том, что зацепило его любопытство: - Из-за чего у вас разногласия с военным консультантом и кто он?
- Разногласия по двум вопросам. Во-первых, у меня метраж новеллы по вашему очерку определен в три части, а он хочет, чтобы я делал четыре. Требует, чтоб в картине все каждый раз повторяли полученное приказание. Наверное, так и есть в жизни, но картина из-за этого выйдет на целую часть длиннее. А я не хочу. Да и не могу. Во-вторых, требует, чтобы пошили новое обмундирование. У нас только старое, застиранное, бывшее в употреблении. И шить не из чего, да и не убежден, что это нужно. И он хочет, чтобы все были с иголочки и хороши собой...
- А кто у вас консультант?
- Помощник коменданта города.
- На фронте не был?
- Говорят, что уже два его рапорта завернули. Хотел быть, но пока не был.
- Тогда понятно. Лучше взяли бы консультантом нашего здешнего корреспондента, подполковника Губера. И умный, и кадровый, и, главное, на фронте побывал.
- Так кто ж его знал! Кого выделили, того и взяли. Выбирать-то особенно не из кого: военных тут чем дальше, тем меньше! Я сам когда-то, как ни трудно в это поверить, глядя на меня сейчас, год служил в кавалерии. Был на польском фронте, в тех же местах, что и Бабель, только не подозревал тогда о его присутствии. Но то было другое время и другая война, и на собственные кавалерийские воспоминания, да еще мальчишеские, давние, опираться рискованно.
- Пусть давние, а все-таки это существенно, - сказал Лопатин.
- Существенно-то существенно, - задумчиво сказал режиссер. - Но опасно мысленно подставлять одну войну под другую. Ту - под эту... За такую ошибку можно и в искусстве дорого заплатить!
- Илья Григорьевич, пробы заряжены, можно смотреть! - крикнула в дверь все та же Соня, так быстро метавшаяся взад и вперед, что Лопатин не разглядел ее.
- Ну что ж, с богом, крутите, - сказал режиссер. И они с Лопатиным стали смотреть то, что он называл пробами.
На экране несколько раз подряд возникал все один и тот же кусочек диалога из очерка Лопатина: связистка говорила комбату, что ее муж воскрес из мертвых, и давала читать письмо. Она в тот день всем давала читать это письмо, и Лопатину - тоже. Счастье ее выглядело таким несбыточным, что ей казалось: люди не могут поверить в него, пока не прочтут своими глазами письмо от ее воскресшего мужа.
Лопатин с болью за эту женщину снова вспомнил сейчас, как все это было. Актрисы были непохожи на нее, но все равно напоминали о ней, о том, как не на экране, а на самом деле она рассказывала все это комбату и совала ему письмо от мужа.
Один и тот же кусочек повторился три раза. Комбата все время играл один актер, а связистку - три разных актрисы, по-разному говорившие одни и те же слова.
- Вот такие у нас кинопробы, - сказал режиссер, когда зажегся свет. И спросил Лопатина, какая из актрис ему кажется более подходящей. - Комбат у нас один. Хотим или не хотим другого - все равно будет он! Мужиков мало, выбирать не из кого. А с женщинами - давайте решать, какую.
Лопатин сказал, что первая из трех актрис ему не понравилась: говорит слишком громко, красиво, ненатурально. Не так, как люди в жизни. А между двумя остальными он затрудняется выбрать.
- А я как раз боялся, что вам Чекрынина понравится, - сказал режиссер. - Вдруг вы любитель монументальных форм на экране: чтоб голос так уж голос, чтоб вид - так вид! И сойдетесь во вкусах с нашим консультантом, - ему-то как раз она понравилась. Вот это, говорит, действительно женщина с большой буквы! Девка-то в жизни хорошая, но очень уж ее тянет показать на экране свою стать. А тут еще перестаралась от волнения, даже заявила мне: если не возьму на роль, бросит кино и уйдет на фронт. Ну что ж, пусть идет, коли не треплется. Молодая, незамужняя и бездетная...
- Зачем же вы так с маху: "Пусть идет!" - Лопатина задела не понравившаяся ему простота, с какой это было сказано. - Вопрос-то деликатный.
- Почему деликатный?
- А потому что все вопросы, от которых зависит жизнь человека, деликатные вопросы. И если война делает их слишком простыми, что в этом хорошего?
- Правы, - сказал режиссер. - Но и я нрав. И не рубит сплеча, как вы решили, а не раз думал над этим. Наше искусство жестокое! Когда человек бесталанный и при этом порядочный, ох как трудно ему, бедному, веря, что способен что-то совершить, ходить без дела. Мужчин-актеров снято с брони и ушло на фронт - счету нет! Ну, а если женщина сама взяла и решила пойти, в чем моя деликатность должна заключаться? Отговаривать? Или снимать ее в фильме, хотя она и не годится, только чтобы на фронт не пошла? Не уверен в вашей правоте. Если решила, пусть идет. А если сболтнула, корить ее за это не приходится, но и говорить не о чем. Скажите лучше, какая из остальных двух актрис, по-вашему, ближе к истине?
Лопатин, поколебавшись, сказал, что, наверно, обе могут играть. Одна из двух ему понравилась больше другой, но, вспомнив слова режиссера о "жестоком искусстве", он решил не брать греха на душу случайным выбором.
- Раз так, думаю, утвердим на роль Матвееву, ту, что видели последней. Они с Богдановым лучше будут сочетаться в кадре по контрасту.
Лопатин не очень понимал, что это такое - сочетаться в кадре, и молчал. Потом спросил:
- По-моему, у вас там все до одного с противогазами?
- Да. Консультант нам напоминал, что так положено. И тут он, кажется, прав.
- Что положено, прав, - сказал Лопатин. - Да ведь не носят, совсем бросили их носить на второй год войны. И насчет касок... Каски, конечно, не противогазы, без них солдат не обходится, вещь нужная. По и каски не каждую минуту на голове. Тем более во время многодневных боев. Да еще когда люди сидят в землянках, в блиндажах, вообще в укрытиях.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
