Несомненно, большую моральную поддержку имела Наталья Николаевна в лице тетушки Загряжской, которая принимала и деятельное участие в ее делах, а помогала ли она ей регулярно материально, мы не знаем. Возможно, как это было и раньше, при жизни Пушкина, она заботилась о туалетах сестер, на которые у них не было денег. Но, во всяком случае, помощи этой было недостаточно, и нехватки, а иногда и просто нужда, часто бывали в доме. Пушкин был близок к истине, когда писал в 1833 году Дмитрию Николаевичу, что после его смерти «жена окажется на улице, а дети в нищете».
Вот что писала брату Александра Николаевна (письмо не датировано, но мы полагаем, что оно относится к 1839-1840 годам):
«Дорогой Дмитрий, я думаю ты не рассердишься, если я позволю себе просить тебя за Ташу. Я не вхожу в подробности, она сама тебе об этом напишет. Я только умоляю тебя взять ее под свою защиту. Ради бога, дорогой брат, войди в ее положение и будь так добр и великодушен – приди ей на помощь. Ты не поверишь, в каком состоянии она находится, на нее больно смотреть. Пойми, что такое для нее потерять 3000 рублей[142]. С этими деньгами она еще как-то может просуществовать с семьей. Невозможно быть более разумной и экономной, чем она, и все же она вынуждена делать долги. Дети растут, и скоро она должна будет взять им учителей, следственно, расходы только увеличиваются, а доходы ее уменьшаются. Если бы ты был здесь и видел ее, я уверена, что был бы очень тронут положением, в котором она находится и сделал бы все возможное, чтобы ей помочь. Поверь, дорогой Дмитрий, бог тебя вознаградит за добро, которое ты ей сделал бы. Я боюсь за нее. Со всеми ее горестями и неприятностями, она еще должна бороться с нищетой. Силы ей изменяют, она теряет остатки мужества, бывают дни, когда она совершенно падает духом. Кончаю, любезный Дмитрий, уверенная, что ты на меня не рассердишься за мое вмешательство в это дело и сделаешь все возможное, чтобы прийти на помощь бедной Таше. Подумай о нас, дорогой Дмитрий, в отношении 1 февраля, и особенно о Таше. Я не знаю что отдала бы, чтобы видеть ее спокойной и счастливой, это настоящее страдание».
В течение семи лет после смерти Пушкина Наталья Николаевна мужественно несла обязанности главы большой семьи. Над детьми Пушкина была назначена опека: в числе опекунов был и граф Г. А. Строганов, двоюродный дядя Натальи Николаевны. Опекуны привели в порядок дела Пушкина, приняли участие в издании собрания сочинений. По просьбе Натальи Николаевны они начали хлопотать о покупке у сонаследников Михайловского.
Наталья Александровна Пушкина-Дубельт, графиня Меренберг (1836-1913) – дочь Александра Сергеевича Пушкина, морганатическая супруга принца Николая-Вильгельма Нассауского. В 1876 г. Наталья Александровна предоставила И. С. Тургеневу для публикации письма отца к ее матери. Это вызвало недовольство ее братьев. Художник И. К. Макаров. 1849 г.
Ранней весной 1839 года в Петербург после длительного пребывания за границей вернулись граф и графиня де Местр, вместе со своей воспитанницей Натальей Ивановной Фризенгоф и ее мужем Густавом Фризенгофом. Супруги Местр будут играть некоторую роль в нашем повествовании, а потому скажем о них несколько слов. Софья Ивановна Местр была родной сестрой Натальи Ивановны и Екатерины Ивановны, следовательно, приходилась теткой сестрам Гончаровым. Ее муж, граф Ксавье де Местр, еще в 1800 году эмигрировавший в Россию, – офицер русской армии, принимал участие в кампании 1812 года и дослужился до чина генерал-майора. Это был широко образованный человек – ученый, писатель и художник. Общеизвестна его миниатюра – портрет Н. О. Пушкиной, матери поэта. В 1813 году Местр женился на С. И. Загряжской, и первые годы супруги, очевидно, жили в Москве. Местр часто посещал дом С. Л. Пушкина, отца поэта. Таким образом, связи этих двух семейств имеют давнюю историю, они были хорошо знакомы, когда Пушкин был еще ребенком. По-видимому, в 1816 году Местры переехали в Петербург, несомненно, бывали у переселившихся в то время туда родителей Пушкина и встречались с молодым поэтом до его ссылки в 1820 году.
В середине 20-х годов Местры уехали за границу и вернулись только в 1839 году. Однако они не прерывали связей с Россией и переписывались с родными и знакомыми, в частности, вели между собой переписку сестры Загряжские. Таким образом, Местры, а через них и Фризенгофы были в курсе жизни Гончаровых и Пушкиных, вплоть до гибели поэта. Об этом, например, свидетельствует и письмо Густава Фризенгофа к брату Адольфу от 7 марта 1837 г., где он пишет о подробностях дуэли, которые были сообщены Софье Ивановне Местр ее сестрой Екатериной Ивановной Загряжской. Приведем выдержку из этого письма.
«…Тетя[143] также чувствует себя не совсем хорошо; вчера они получили известие, которое очень ее взволновало. Познакомился ли ты в Петербурге с Пушкиным, который женился на тетиной племяннице? Сестра племянницы, барышня Гончарова, шесть недель тому назад вышла за племянника и приемного сына голландского посланника в Петербурге, Геккерна. Между тем какой-то подлый аноним, вероятно из низкой мести, послал Пушкину и многим лицам из общества письма, в которых обвиняет его[144] жену в… (нрзб) связи с холостяком Геккерном. Пушкин был настолько убежден в невиновности своей жены, которая его страстно любила, что, начиная с первой минуты, и даже на смертном одре он не переставал уверять ее в этом; у него однако горячая голова, и, так как этим делом занялись сплетницы и толковали о нем по-своему – о чем ему стало известно – он пришел в полное неистовство и принудил своего свояка драться на дуэли, легко его ранил и был им застрелен. Хотя тетя лично не знает этих двух племянниц, которые были воспитаны у своих родителей в деревне, ты легко поймешь, как ее взволновали обстоятельства, сопровождавшие столь отвратительную историю…»
Как мы увидим далее, эти очень тесные родственные отношения с Местрами поддерживала впоследствии и Наталья Николаевна, а в 1852 году овдовевший старик Местр жил у нее на даче, где и умер.
Приведем недатированное письмо Натальи Николаевны, но, несомненно, относящееся к апрелю 1839 года, в котором упоминается о Местрах, а также о свидании вдовы поэта с императрицей.
(Конец апреля 1839 года. Петербург)
«Дорогой Дмитрий. Вот уже и канун праздников, а денег нет, увы. Ради бога, сжалься над нами, пришли нам их как можно скорее. Скоро уже 1 мая, это будет уже за три месяца, что ты нам должен. Саша, клянусь тебе, в самом стесненном положении. Я не получила еще ответа от тебя насчет просьбы, с которой к тебе обратилась мадам Карамзина[145], она меня об этом спрашивает каждый раз, как я ее вижу, и ждет ответа с нетерпением. На этой неделе, седьмой, я говею и прошу тебя великодушно простить меня, если в чем-нибудь была перед тобою виновата.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
