Тут к тому же ей на глаза попалась Ленка, которую Оливия очень полюбила за последние три месяца, и которая уже несколько дней подряд приходила по утрам на работу с опухшими красными глазами. Даже такую живую и с виду непробиваемую украинку, любовь жалила своими ядовитыми шипами. Оливию передернуло и она поскорей решила растормошить подругу, чтобы ее потухший взгляд снова сменился на грозный, но задорный.
Вечером, пока Алина собиралась с Наташкой и Тамаркой вниз, в каюте, где хозяйкой была уже только она, разговор зашел именно на эту тему. Тома стояла в одной голубой кофточке на бретельках, которая только-только прикрывала аппетитные округлости. В руках она вертела драные джинсы клеш, на которые только что пролила кофе, замыла пятно водой, а теперь пыталась его высушить.
— Черт, Рената приезжает на следующей неделе. Она мне уже написала.
— Это кто? — рыжеволосая девушка с неизменной сигаретой в одной руке, другой пыталась выпутать расческу из кудрей.
— Это македонский генерал с басом, до которого даже Ленке нашей далеко, — проворчала Тамара, вдевая длинную голубую сережку в ухо и берясь за тушь. Эти серьги она одолжила у Алины, уж больно хорошо сочетался цвет блузки с венесуэльскими украшениями.
«Почему когда женщина красит глаза, она при этом открывает рот?» — вспомнился Алине язвительный юмор Рыжего. Она совсем не слушала, что говорят девчонки, нервничая по неизвестной причине. Девушка сидела на краешке стола и машинально барабанила пальцами по столу. Последние несколько дней прошли совсем почти без переживаний на сердечном фронте. Точнее их было более, чем достаточно, корабельная жизнь не давала скучать в этом плане, но и муж, и Сашка все меньше всплывали в ее памяти. С одной стороны это не могло не радовать, но с другой ее это пугало все больше и больше.
Сенчюри, как любой круизный корабль, представлял собой целый мир со своими правилами, королями и войнами. Девушке он казался даже не отдельным плавучим городом или страной, а целой неизведанной планетой, на которой все без исключения было особым, дышало своей собственной неповторимой жизнью. Само по себе море и день за днем новые порты были частью самого настоящего приключения, о каких Алина прежде читала только в книгах. Ритм жизни: вечеринки каждый день, чересчур большое количество мужчин и алкоголя, все появляющиеся и появляющиеся новые лица, столкновения с культурой и обычаями различных уголков мира, все это не оставляло почти никакого места для скуки.
И все же не зря говорят, чаще всего чувствуешь себя одиноким именно на шумном празднике или в толпе, и это совсем иное чувство, чем праздная скука, чувство горького одиночества. Девушка всегда верила, что счастье не может быть целым, оно словно огромная искрящаяся и разноцветная мозаика, составленная из разных кусочков. Так вот на корабле почти все составляющие Алининого счастья были на своих местах: она нашла тут и новых друзей, с которыми можно было и поболтать и поделиться наболевшим. Ее спортивное «я» было почти удовлетворено корабельным спортзалом, любовь к танцам воплощалась в жизнь несколькими деками ниже. Авантюризму и жажде всего нового за глаза хватало и новых людей, которых она встречала каждый день и новых мест, о которых даже и не мечтала. Птица ее творчества расправила крылья под свежим летящим ветром всех этих ощущений вместе взятых. И даже тяга к знанию нашла себя в изучении греческого. Словом все, что она когда-либо желала, Алина нашла на борту белоснежного лайнера. Все кроме одного. Место в ее сердце незаметно начинало освобождаться, и это пугало ее все больше и больше.
Когда ты ни с кем не встречаешься, можно сказать, что тебе нужен перерыв, что тебе надо подумать и заняться собой, и все прочее в том же духе. Иногда это соответствует действительности, но чаще всего нет. Теоретически Алина любила быть одна, обожала одинокие прогулки и даже поездки. Она даже нуждалась в личном пространстве, но все это было при условии, что ей было куда, а вернее к кому, вернуться под теплой бок. Чтобы было кому рассказать о пережитом, у кого усталой, но счастливой уснуть на плече, а так — пожалуйста, время проведенное с самой собой могло доходить и до нескольких месяцев.
То, что Дамиан окончательно ушел из ее жизни, легко и просто вычеркнув их три года вместе, повергло ее в шок, но не заставило смириться. Сенчюри оказался частью плана по возвращению мужа, но и одновременно стал тем, что поставило над ним большой знак вопроса, которому, видимо, очень скоро предстояло превратиться в жирную точку.
С Сашкой дело обстояло сложнее. Рыжий был в ее жизни кем-то, кому она верила больше чем самой себе. И она с момента, как Алина по-настоящему узнала его, она уже не могла представить своей жизни без его рук, того, что он всегда был готов ответить на любой ее вопрос, их общего миллиона интересов, без их похожести а самое главное — того, что, чтобы ни случилось, он всегда был рядом.
Сейчас прошло уже несколько недель, с того момента, когда она слышала его голос. Девушка не беспокоилась о том, что ее место за это время могла занять другая, но то, что она словно научилась обходиться без него. Тот факт, что она все равно скучала по нему, ничего не менял. В ее сердце пока что по-прежнему жили образы двух мужчин, но каждый из них становился по-своему все слабее и слабее. В лице Дамиане для Алины сконцентрировалась почти вся ее парижская жизнь, ощущение дома, который она построила своими собственными руками и на пустом месте, потребность о ком-то заботится. Обожаемый Урикан тоже принадлежал к тому же миру, секс, свобода, и, конечно, то самое чувство ущемленного самолюбия, которое заставляет нас вечно желать то, что нам не принадлежит. Все это уходило медленно, но верно на задний план и Алина, привыкая к своей новой жизни и свободе, уже не столь страстно хотела вернуть свое прошлое.
В Рыжем же девушка имела и лучшего друга, которому всегда интересны ее дела, и которому не нужно ничего обьяснять, он поймет без слов, и вечного обожателя, в дверь которого стучишься после разрыва в поисках целительного утешения. Он в любой, даже самый плохой для нее день поднимет настроение непритворно восхищенным взглядом, а сбивчивым признанием легко вернет сломленную уверенность. Хотя это звучало весьма жестоко, но ни перед самой собой, ни перед другими Алина такого отношения к Сашке не скрывала. Напротив, как друга она глубоко уважала, любила его и ценила. И как мужчину, обожающего ее, девушка пыталась и полюбить, и если так можно выразиться, по-крайней мере, привыкнуть, но сердцу не прикажешь, или приказывать надо умеючи.
То, что и он уходил из ее жизни, смущало девушку намного больше. Но она пока не понимала, что и это было частью ее взросления. Алина хоть и увидела уже за свои двадцать пять лет много больше пожилого среднестатистического человека, но в душе все равно оставалась сопливой девчонкой, способной нарядиться в мини в тридцатиградусный мороз и отправиться на поиски счастья. Такой смелости завидовали многие ее друзья, но одной смелостью сыт не будешь. Где-то на уровне подсознания она уже понимала, что такой образ жизни не то, чтобы очень правильный, и долго так продолжаться не может, но осознать это целиком у нее почему-то все никак не получалось. А Йоргес кажется…
