Фрейда. Однако психоанализ — всего лишь своеобразная ортопедия, исправление органов, подвергшихся в процессе излишне усердного воспитания деформации. На самом деле выход лежит в создании пространства для полифункциональной и поликультурной жизни, где вместо террора гомогенности мирно сосуществуют и взаимодействуют гетерогенные пространства повседневности.
МУЛЬТИКУЛЬТУРНОЕ ПРОСТРАНСТВО СОВРЕМЕННОГО ГОРОДА
Типичным мировым городом современности является Нью-Йорк. Но если посмотреть на его «агору» — центр, где тусуется молодежь, то вдумчивого наблюдателя охватывает глубокое беспокойство. С одной стороны, поражает мирное сосуществование белых и черных, итальянцев и евреев, китайцев и латиноамериканцев. Это кажется добрым наследием старой доброй Америки, как известно колонизованной самыми разными народностями, вынужденными жить в мире и согласии и находить какие-то новые формы идентификации, свободные от национальной или расовой ограниченности.
Кроме разнообразия цветов лиц и стилизованных национальных одежд поражает разнообразие занятий общающихся здесь людей. Представители старой богемы, молодые наркоманы, гомосексуалисты, проститутки, художники и артисты, писатели и интеллектуалы и, наконец, вездесущие туристы — все это образует причудливую пеструю картину, напоминающую калейдоскоп. И вместе с тем как раньше эмигранты селились по принципу землячества в домах или кварталах и жили достаточно замкнуто, так и сегодня разнообразные общественные группы имеют свои территории и держатся обособленно. В одном месте собираются потребители героина, в другом — кокаина. Одна часть общественного места занята гомосексуалистами, а в другой выстраиваются проститутки. Таким образом, самым поразительным в современном городе является единство различия и безразличия.
Пугающим выглядит лихорадочный ритм движения, и возникает подозрение, что все эти люди больны неизлечимой болезнью. И действительно, над ними нависла неотвратимая опасность спида. Когда-то Фукидид призывал к единству афинян в борьбе против чумы. Сегодня, когда все знают об опасности спида, консультаций врачей, раздачи бесплатных шприцев, полицейских облав явно недостаточно. Прежде всего поразительно, что его носителями оказывается художественная элита — те, кто делает кино, театр, пишет картины, занимается спортом или шоу-бизнесом. Другие наркоманы подхватывают спид в результате использования шприцев, которыми пользовались носители вируса. Секс, наркомания и спид связаны здесь нераздельно. Нью-Йорк — это город бездомных и безработных. В нем много пустующих домов и мест, где можно получить подаяние. Эта беднота боится наркоманов и уже не решается ночевать в парках на скамейках. Они ночуют в заброшенных домах, а днем перемещаются в богатые кварталы, поближе к банкам, где и просят милостыню.
Другим отличием современной агоры от классической является отсутствие артикулированных речей. Наррация у современной молодежи считается чем-то неприличным и явным признаком безумия или старческого маразма. Так они протестуют против господства языка. Однако в том, что современные люди выбрали молчание, виновато и устройство города. Его шумные улицы и площади, транспорт, кафе, магазины не располагают к дружескому общению. Но чувство симпатии реализуется на визуальном уровне. Вместо долгих завлекательных разговоров молодые люди обмениваются взглядами и улыбками. Они вспыхивают и гаснут, как огни рекламы, и поддерживают человека в мире, где реальность и иллюзия неразличимы. У Кортасара есть рассказ о встрече в метро, где герой, мельком взглянув на сидящую напротив женщину, ярко осознает бессмысленность своей жизни и готов все бросить и пойти за нею хоть на край света.
Город открывает широкие возможности, и его пространство оборудовано своеобразными кулисами, таящими неожиданности. Это не столько политические, сколько повседневные возможности, реализация которых, впрочем, настолько затруднена, что таит угрозу стрессов. Современный индивидуум несет груз таких проблем, которые не в силах разрешить никакая социальная революция. Поэтому он не политический революционер. И даже те, кто считаются политическими анархистами или террористами, мечтают не о справедливом перераспределении собственности или единой универсальной идеологии, а о чем-то совершенно другом. Современный человек не только не вписан в общество, но и враждебен по отношению к нему. Уже не существует какой-либо общей цели, способной сплотить их в единое целое. Можно сделать банальное предположение, что висящая над городом, как грозовой заряд, враждебность является следствием различия. Многообразие людей, отличающихся цветом кожи, обычаями, языком, формами жизни, социальным и экономическим положением, образованием, интересами, кажется, и является подлинным источником ненависти. Однако это простое предположение не подтверждается. Несмотря на все это, мультикультурные города современности устойчиво существуют уже почти целое столетие. В них мирно сосуществует то, что прежде изгонялось как чужое. Большой город не имеет общей культуры, но это не значит, что надо повторять лозунг о «моральном возрождении», как это делают консерваторы, расценивающие гетерогенность как угрозу национальной идентичности. Нельзя забывать, что прежние способы ее достижения, даже если использовали дискурс о моральном и духовном, так или иначе применяли образ врага и культивировали нетерпимость к чужому. В этой связи возникает вопрос: нет ли в топологии современного города таких устройств, которые обеспечивают мирное сосуществование людей, ведущих разный образ жизни, принадлежащих к разным национальным и культурным традициям, имеющих разный цвет кожи, придерживающихся различных убеждений, а главное, ставящих перед собой приватные задачи, которые вообще не могут быть решены какими-либо общественными организациями. И можно сделать предположение, что город как-то снимает эти старые различия, служившие ранее источником глубоких и даже брутальных конфликтов. Известно, что мультинациональная Америка стремится сохранить единство и усиленно воспитывает патриотизм. Кино заменяет ей национальный миф. Различие допускается и даже интенсифицируется на каком-то поверхностном уровне. Оно стало феноменом моды и рекламы. Последние выступают как средства нейтрализации и одновременно дозволенной канализации энергии этих различий. Даже политические диссиденты и террористы вписаны в экономию обмена современного общества. Они допускаются и культивируются в системе сложных общественных противовесов как некие знаки границы, которую не должны переходить остальные граждане. Власть как бы говорит: смотрите на этих злодеев, они хотят разрушить то, что завоевано с таким трудом, они угрожают нашему благосостоянию. Она поступает с жизненными различиями точно так же, как американское кино. О чем бы ни снимались фильмы: о древних греках, ранних христианах, русских или арабах — везде господствуют американские ценности, и одетый в ту или иную национальную одежду киногерой демонстрирует американские ценности. Не следует пренебрегать таким решением на том
