Сидя в парке, Агафья вспоминала Алексея, и то, что он четвертый месяц не отвечал на письма, наполняло ее смятением и тревогой. Так она стала приучать себя к мысли о большом несчастье и настолько привыкла к ожиданию этого несчастья, что извещение о гибели Алексея уже не казалось бы ей неожиданным. Однако несчастье пришло совсем с другой стороны. В один из ветровых декабрьских дней заболела Лиза. Красная от жара, с воспаленными глазами, она металась в постели, жалобно звала Агафью и тихонько стонала. Утром врач сказал, что у Лизы брюшной тиф и что нужна строжайшая диета.
Это были самые тяжелые дни. Агафья часами сидела неподвижно над постелью дочери и слушала горячечный бред Лизы. Лиза вспоминала отца, яблоню под окном, куклу в голубом платье. Агафья не плакала, только до крови кусала губы. Заплакала она вечером, когда Тукяз, подоив козу, внесла в комнату кувшин молока, разлила молоко в две кружки, одну поставила на табурете у Лизиной кровати, а другую протянула Лейли:
— Пей.
Смуглая, похожая на мать Лейли упрямо сдвинула брови.
— Я не буду пить. Отдай мое молоко Лизе. И потом, мама, молоко нужно кипятить.
Агафья, всхлипывая, подошла к Лейли, прижала к себе ее худое тело и, целуя, прошептала:
— Доченька моя хорошая.
— Ты не плачь, — серьезно сказала Лейли, — я уже послала письмо дяде Мир-Джафару, он нам поможет.
— Кто нам поможет? — угрюмо отозвалась Дарья Михайловна. — Никому мы не нужны. Я вот как осталась солдаткой в четырнадцатом году, так надела суму на плечо и пошла по дорогам просить христа ради.
Через четыре дня Лизе стало лучше, но ее нужно было кормить, а у Агафьи не было ни денег, ни вещей, которые можно было бы продать. Тукяз уже снесла на рынок два своих платья и скатерть. По вечерам женщины сидели молчаливые, печальные, отдаваясь своим невеселым думам.
Но вот однажды в дом Тукяз Мамедовой зашла толстая седая старуха. Сердито покашливая, старуха сняла пальто. На ее синей кофточке сверкнула медаль. Старуха постояла у постели Лизы, мельком взглянула на кукурузную лепешку, лежащую на табурете, и укоризненно сказала Агафье:
— Как не стыдно, ханум? Дочка больна, а ты молчишь? Твоя фамилия Алтухова? А кто здесь Тукяз Мамедова?
— Тукяз Мамедова — моя мама, — отозвалась Лейли, — она на работе.
Старуха вытащила из потертого портфельчика записную книжку и, расспросив Агафью, откуда она, где ее муж, где муж Тукяз, поднялась и опять подошла к Лизе.
— Ты, ханум, не давай девочке кукурузных лепешек, — сказала старуха, — тебе принесут все, что надо.
Помедлив, старуха пытливо поглядела на Агафью.
— Что ты умеешь делать, ханум?
— Я жила дома, — смущенно ответила Агафья, — я ничего не умею.
— Приходи к нам, мы пошлем тебя на курсы. Вот тебе адрес.
Покраснев от радости, Агафья спросила:
— А кто вы будете?
— Я Захра Мусеибова, — улыбнулась старуха, — недавно работала в госпитале, а сейчас в райсовете, проверяю, как помогают семьям фронтовиков.
— Да, — задумчиво сказала Агафья, — на это дело крепкий человек нужен.
Старуха гордо качнула головой.
— А я крепкий человек. У меня муж и четыре сына на фронте.
— Пишет муж? — спросила Агафья.
— Пишет.
— А мой не пишет, — печально сказала Агафья, — наверное, и нет его в живых.
— Ничего, ханум, надо терпеть, надо ждать. Он напишет.
Простившись с Агафьей и детьми, старуха ушла. А вечером, когда вернулась Тукяз, она застала в своем доме много незнакомых людей. На табурете перед кроватью Лизы стояли тарелка с печеньем, шоколад, конфеты. На спинке кровати красовались два одинаковых голубых платьица с белыми воротничками, на коврике две пары желтых туфелек с пряжками, а на окне банки с джемом, сахар, рис, масло, сушеные фрукты.
— Вот и хозяйка, — сказала Агафья, когда вошла Тукяз.
Худощавый мужчина, прихрамывая, подошел к Тукяз.
— Распишись, ханум. Тебе и Алтуховой выдано по тысяче рублей денег и продукты. Вот список продуктов. Распишись, пожалуйста, а завтра вместе с Алтуховой зайди в райсовет насчет курсов электриков.
Сидящая на лавке девушка крикнула Тукяз:
— Не клади карандаш, ханум. Распишись в получении заказного письма. Письмо хорошее. С фронта письмо. От Касума Мамедова.
— А нам нет письма? — робко спросила Лиза. — Наша фамилия Алтуховы.
— Нет, девочка, вам нет письма.
Тукяз нетерпеливо разорвала конверт и, путаясь в быстром переводе с азербайджанского языка на русский громко читала:
«Я и мои товарищи были на волоске от смерти. Наступая, мы не успели отрыть окопчик, и на нас двинулись десять немецких „тигров“. Но один наш бронебойщик зажег три передних танка, другие повернули обратно, а то я, наверное, не писал бы тебе это письмо. За этот подвиг наш генерал наградил бронебойщика Алтухова орденом Славы, а мы все назвали Алексея своим братом…»
И, не имея сил читать, Тукяз уронила письмо, пошла навстречу побледневшей Агафье, обняла ее и сказала:
— Сестра моя! Дорогая моя сестра!
Люди у пушек
Идет бой. Над степными курганами, над скатами высоты, над кривой речушкой вспыхивают клубы красноватого пламени — рвутся бризантные снаряды. Всюду, куда ни кинешь взгляд, взметываются черные столбы земли. Над степью разлетаются миллионы жужжащих осколков, точно кто-то вызвал чудовищную грозу.
В блиндаже, совсем близко от высоты, на которой идет бой, расположилась небольшая группа артиллеристов. Отсюда, из того блиндажа, тянутся разноцветные нити проводов ко всем батареям. Отсюда разносятся короткие слова приказа: «Огонь!».
Подполковник Марченко стоит с биноклем в руках. Сейчас он руководит огневым налетом. Сбоку, на опрокинутом патронном ящике, сидит майор Кандауров. Перед ним стереотруба на треноге. В стеклах трубы, там где сходятся строгие линии делений, — заснеженный гребень высоты, фигуры ползущих бойцов, темные контуры немецких блиндажей.
На секунду опустив бинокль, подполковник Марченко досадливо морщится:
— Видишь, — говорит он майору, — наши стали подходить к вражеским блиндажам, а немцы открыли огонь по своим. Пусть, дескать, погибают те и другие.
Круглые стекла стереотрубы фиксируют движение наших бойцов: серые фигуры отползают обратно — губительный огонь бризантных снарядов заставляет их залечь. Между линией немецких блиндажей и нашими бойцами появляется нужное артиллеристам пространство. Немецкие пушки не умолкают.
Подполковник движением плеча поправляет башлык и, не отрываясь от бинокля, кидает налево:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
