Наемники тревожно вглядывались во тьму. По рукам пошла пущенная Шипастым фляга с горьким настоем трав, отгоняющим дремоту. А проклятый аромат делался все гуще — липкий, приторный, коварный.
Копыта мягко уходили в мох и траву. Не брякало хорошо пригнанное оружие, не переговаривались напряженные, тревожно собранные воины. Кавалькада беззвучно плыла сквозь ночь, которая сладко пахла смертью. Ладони срослись с эфесами. В любой миг придорожные ветви могли ожить, стегнуть по горлу, захлестнуть, стащить с седла, стиснуть, задушить...
Внезапно мрак разорвало отчаянное предсмертное ржание. Где-то рядом в ужасе и муке гибла лошадь. Звук этот полоснул по сердцу каждого воина. Без приказа кавалькада перешла на рысь, кони раздвигали высокие заросли папоротника. Впереди была опасность — и это было прекрасно! Куда страшнее, когда опасность вокруг тебя, всюду, везде, разлита в воздухе... Наемники готовы были в любой момент слететь с седел и сомкнуться для обороны (в Силуране, как и в Грайане, не сражались верхом).
Храпящие кони вынесли всадников к глубокой котловине с голыми, лишь мхом поросшими каменистыми краями. А на дне...
Литисая замутило. Он выронил повод и левой рукой вцепился в луку седла, усилием воли преодолевая дурноту. Правая рука стискивала меч, о котором юноша в этот миг совсем забыл.
На узкое мальчишеское плечо предостерегающе легла крепкая ладонь.
— Жрут, — жестко сказал Шипастый. — Раз светятся, значит, жрут.
Да, они светились мертвенно-бледным свечением гнилых деревяшек, эти омерзительные, ни на что не похожие кусты с жуткими, словно изломанными ветвями. Они деловито сгрудились вокруг темной кучи... разум отказывался признать в ней безжизненные тела.
Груда зашевелилась, от нее отползла бьющаяся в предсмертных судорогах лошадь, волоча задние ноги и пытаясь приподняться на передних. Она уже не ржала — только вскрикивала, как изнемогший от плача ребенок.
Ближайший куст повел ветвями в сторону содрогающейся жертвы. Из земли вылетел гибкий корень и вонзился в мох ближе к лошади — легко и мягко, словно в землю воткнули меч, чтобы стереть с него кровь. Выпростав из земли второй корень, куст подтянулся к лошади, которая уже почти затихла, и накрыл ее ветвями. Это было сделано быстро, с хищной ловкостью и грацией.
Чем дольше юноша глядел на это кошмарное зрелище, тем нереальнее оно становилось. Конечно, он спит... и ему все это снится... Вот и края котловины подернулись дымкой, стали расплывчатыми... и деревья вокруг слились в черную стену... и он даже красив, этот светящийся ломаный узор внизу. Хорошо бы подъехать, взглянуть поближе, ведь это лишь сон...
Сладкий аромат заползал все глубже в душу, вкрадчивый, как любовный шепот, и властный, как призыв из Бездны... и все слабее стучало сердце, словно тоже хотело заснуть...
Литисай не видел уже, как опустил голову на грудь один из воинов, как выронил меч и беспомощно поднял руки к вискам другой...
И тут, разрывая пелену чар, грянул голос Шипастого:
— Эй, вояки, не спать! Выше голову, куры вы дохлые! А вот сейчас плеткой приласкаю, чтоб вам всем в Бездне до золы сгореть!..
И были эти слова для наемников, словно ведро воды, опрокинутое в знойный день на голову. Они встряхнули, взбодрили солдат, разогнали дурман, заставили взглянуть вокруг прояснившимся взглядом.
Несколько кустов карабкались вверх по склону — к всадникам.
— Громче кричите! — командовал Шипастый. — Это сон гонит! Орите на эти кустики так, будто они вам в «радугу» насквозь проигрались, а платить проигрыш не хотят!
Лес дрогнул от солдатских голосов — свирепая брань, угрозы, хохот, за которым прятался страх... Воины смолкли лишь на миг — чтобы хлебнуть из заветной фляги Шипастого, которую тот вновь пустил по рукам.
— Может, огоньку? — во все горло спросил десятник. — У меня огниво есть!
— Нет, огнем их не проймешь... Эй, а это еще что они затеяли?
Свечение медленно гасло. Чернеющие на глазах кусты, оставив добычу, начали карабкаться на противоположный от солдат склон котловины.
— Уходят? — недоверчиво протянул старый наемник. — Они ж никогда не отступают, не умеют отступать... — Шипастый спешился и рявкнул властно, словно это он командовал десятком. — А ну, парни, готовься меня прикрыть! Хочу кое-что проверить!
Никто и слова сказать не успел, как он с мечом в руках начал спускаться в котловину.
Наемники дружно завопили от ужаса и восхищения.
Шипастый поравнялся с кустами, что совсем недавно карабкались наверх, к всадникам. Теперь свечение почти погасло, кусты походили на взъерошенных мрачных птиц, сложивших крылья.
Воин вскинул меч, но оружие ему не понадобилось. Поспешно вытаскивая из земли корни, кусты поползли прочь, догоняя свою «стаю».
— Уходят! — проорал Шипастый. — Но вы, парни, сюда не спускайтесь, вдруг ловушка... С этой мразью ушами хлопать нельзя!
Всадники глядели сверху, как их товарищ склонился над страшной грудой.
— Грайанцы! Грайанский разъезд! Чтоб мне еловым лапником укрыться! Эти кустики перехватили нашу добычу! Надо бедолагам костер устроить.
— Это уж как положено... — буркнул Литисай, приходя в себя и чувствуя досаду из-за того, что у него перехватили командование. — Но почему они на нас не напали?
Шипастый взбирался по склону. Вот его голова и плечи показались над краем гигантской ямы. Один из всадников спешился и помог старому воину выбраться.
— У тебя кровь на руке, — сказал он Шипастому.
— Это я себя ножом резанул, — объяснил тот. — Боль дурман гонит и в чувство приводит.
И тут Литисай произнес слова, которые эхом раскатились по всей растянувшейся вдоль Красного Урочища армии:
— Ребята, а не наш ли это Ночной Маг развлекается?
Все окаменели в седлах, разом припомнив слухи о чудовищном жертвоприношении, которое король совершил в шатре колдуна, о серебряном тазе, наполненном неизвестно чьей кровью...
— Мой господин прав... — задумчиво протянул Шипастый. — Это не просто колдовство — это наше колдовство, силуранское... грязное, поганое, но наше... Не прикажет ли господин возвращаться? — закончил он деловито.
Вновь обретая высокомерие Сына Рода, Литисай надменно кивнул:
— Эти бедняги получат свой костер, когда здесь пройдет наша армия... Деся-аток! Рысью... марш!
Мечи вернулись в ножны за плечами. Всадники смутными тенями повернули на север, неся весть, которая заставит побледнеть многих смельчаков.
Айрунги Журавлиный Крик, Ночной Маг на службе короля Силурана, начал свою личную — колдовскую — войну!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
