Собственно, мозг и сердце генерального не находись в одном месте. Мощные трансквазеры обеспечивали присутствие Марка-27 одновременно в миллиардах точек, а мощное ментальное поле вытягивало сведения из миллионов действующих систем. Количество узлов и точек все увеличивалось и вот уже глава Технокома находился практически везде: и в термоядерных «бутылках» реакторов, и в нейроинтерфейсах миллионов людей, даже внутри газовых гигантов Юпитера и Сатурна, где тоже имелись живые объекты, чьи тела состояли из кремнийорганики, а жилища — из полимерного льда.
Легко проникал Марк-27 и в гигантские матки инкубаторов, где из материнского вещества беспрерывно появлялись тысячи существ с разнообразными свойствами, обеспечивающими мировую симметрию. Из неохватного чрева матки ежесекундно выплескивались марсиане трех полов (мерзлотники, кормильцы и песчаники); юпитерианские лопастники и ромбовики, призванные совместно осваивать кипящие глубины; земные рабочие, коим надлежит заселять обезлюдевшую экваториальную область планеты-мамы; межпланетные брокеры со сверхзоркими фасеточными глазами, способные находить предложение для любого спроса; мягкотелые космогоны, которые идеально заполняют полость корабля, выдерживают любые перегрузки и, как черви, способны регенерировать даже при повреждении 90 % тканей. Особую гордость представляли недавно поставленные на поток мозговики, напоминающие кочны капусты. Мозг и мясолистья (представляющие модифицированный раскрытый желудок), вот и все, что требовалось для обеспечения бесперебойной работы рыночных и технологических сетей.
Благодаря сонму хрональных каналов Марк-27 находился везде. Более того, он не был посторонним для всего, он сливался с наблюдаемым, с его сутью и судьбой. Для Марка-27 не существовало теперь хорошего и плохого, любимого и нелюбимого, он сам был космическим океаном, вернее — центром его симметрии. Генеральный мог управлять состоянием планеты и состоянием атома, если от того зависела судьба планеты. Марк-27 представлял собой гармонизированную множественность, он мог жить каждой маленькой жизнью и хранить в себе жизнь всей Солнечной Системы. Он думал об Общем, не забывая о каждом Различии. Здесь он творил общий космический Порядок из Свободы каждого.
И вот такой мир Марк-27 мог получить в подарок, ему даже не надо было соглашаться, от него требовалось только не отказываться.
А Катя? А Сонечка? Откуда-то пришли эти слова, они что-то ведь означают. Катя и Сонечка — какие-то особи? Или нет, не какие-то, а свои. И кому на самом деле нужны эти мириады лишенных родства и истории тварей? Кому нужен этот океан податливого бессилия? Кому нужен мир без эволюции, с демоном, упивающимся собственным могуществом? Марк-27 соскочил с трона, свалился, оступившись на подножке, но когда поднялся, его снова защищал черный доспех трансквазера, который подсказывал, что делать дальше. Антимир стал извергать бунтующего генерального технаря, как желудок — переперченное кушанье. Воронка вывернулась вверх жерлом, и Марк-27 заскользил наружу. Выход прикрывал двуликий страж, но хрональный канал пробил его тело.
И снова начальник Технокома оказался на щупальце спрута, среди присосок-воронок.
«Не вышел из меня мозг Солнечной Системы, который собрался исправлять работу самого Бога. Похоже, это Чертковиц, вернее интерфейс трансквазера, испортил всю малину. Вовремя он мне напел про Катю и Соньку. А теперь пора выбираться.»
Однако Храм Плазмонта не отпустил его. Сверзился начальник Технокома в другую воронку, которая обернулась еще одним антимиром.
Здесь Марк-27 оказался не мозгом Вселенной, а скитальцем, фанатом хаоса. Его не могли отловить полицейские и антитеррористические группы. Он разрушил Каллистянскую Фабрику Жизни, где плодилась всякая нечисть. Пробрался по канализационной системе, где только двухметровые глисты плавают, под самый биореактор. Трансквазером пробил хрональные каналы в чрево матки, где стал высасывать организационную энергию. И остановились все реакции, увеличивающие структурную сложность, обратились в сторону энтропии. А что при этом сгинуло столько нечисти — наплевать — она недостойна милости, поскольку не более чем дьявольская отрыжка, мерзостное исчадие Геенны.
Вскоре ему предстоит уничтожить Фабрику Смерти — то бишь всю информационную сеть Солнечной Системы, которая присосалась к каждому человеческому уму. Он принесет людям любовь и прощение, он скажет: хватит работать на проклятую паутину. Люди, конечно, ответят: чем мы будем жить завтра, ведь если рассыплется инфосеть, рухнут заводы, связь и транспорт, мы останемся без воздуха, воды, тепла и еды. Но он возразит им: не волнуйтесь об этом, любите себя и ничем не ограниченная воля заменит вам воздух, воду, тепло и еду. Аще и умрете телесно, а душу спасете от скверны…
И опять вспомнились Катя с Соней. Разве так надо спасать их от скверны, губя телесно? Разве привязанность, верность и поиск гармонии — это скверна? Скиталец такую «волю» даст, что настанет каюк и людям, и нелюдям, останется лишь машина равнодушного космоса. Нет, такие шутки не для нас.
И Марк-27 поспешил на выход и снова хрональный канал прорвал тело стража и выбросил генерального из ловушки.
«Не получился из меня скиталец-подрывник, хоть поначалу сама идея вызывала энтузиазм. Опять Чертковиц меня вовремя подучил вспомнить о нужных вещах. А нынче я очнулся и не могу себе отказать в симпатии к разумной власти, делающей для людей то, что они сами себе не устроят из-за своей жадности и невежества.»
Стали тончать и сохнуть щупальца с присосками-воронками, уже извивались они где-то внизу в багровых сполохах преисподней. Отступил демон, словно был ошарашен двойным побегом облюбованной добычи.
Генеральный ухватился за погнутую балку перекрытия, пополз, подтягиваясь руками и ногами. Таким макаром он добрался до следующего отрезка вентиляционного канала и уже через пару минут оказался в ангаре. Его ждал последний коптер, совсем не тот глянцевый аппарат, на котором начальник Технокома пожаловал сюда, а какой-то обшарпанный летак.
Марк-27 взмыл в худосочную атмосферу Марса, а за кормой обрушилась штаб-квартира службы «Алеф». Мониторы задней полусферы еще какое-то время показывали разорванный каркас здания, с которого свисали драные волосья трубопроводов и кабелей. Внутри его блудно копошился серебристый медузоидный туман, орнаментированный вихревыми завитушками. Потом балки отогнулись в стороны, образовав что-то вроде тюльпана. Наконец, серебристость исчезла и «на память» остался только жутковатый цветок скрученного каркаса.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
