Бортинженер проворчал, что его искренняя любовь к дяде тут ни при чем, потому что родственники родственниками, но марскали болеют не за «Оболонь», а за «Красный Марса»:
— Ну, теперь тебе ясно, Иося, почему они марскали?
Я отвечал, что более-менее. Правда, насчет поста, все-таки заметил, что в моей религии в пост можно есть лишь мякоть плодов, но не семена, из которых может что-нибудь вырасти. Значит, нельзя орехи, булочки, ну а планктон тем более.
Мыкола заявил, что не знает, какие там у нас растут райские плоды и что за идеальный климат на планете хелоноиков, но так вовсе можно положить зубы или ороговевшие пластины на полку, и, вообще, он что-то не видел, чтобы его добрый коллега когда-нибудь напрягался в смысле еды.
Я ответил, что в космосе нам можно соблюдать и нестрогий пост, и все это не принципиально, а главное в это время Размышлять о Непостижимом. Кажется, это слегка успокоило моего друга. Честно сказать, после вчерашнего веселья мы оба сегодня ходили какие-то хмурые и подавленные.
Я не знал, что жидкость действует так угнетающе. Мне даже сон приснился сегодня какого-то подпространственного характера.
Мне снился Зако, будто он идет спокойно по кораблю, как ни в чем не бывало. Я хотел его окликнуть там, во сне, но отчего-то не посмел, а Зако постучал по стене и ушел. Пол дня я обдумывал, что мог значить этот сон, а затем решил посоветоваться со знатоком примет Кео.
Капитана сон чрезвычайно заинтересовал, и он спросил, где именно я видел Зако. Мы пришли в хвост корабля, и я указал, где постучал по стене штурман. После чего Кео обнаружил в этом месте небольшую вибрацию, которая, как оказалось, идет от эхотронного кваркчипа. Пока эта вибрация была безопасной. Но через месяц-два могла стать причиной серьезных неприятностей. Мы закрепили кваркчип, а Кео сказал, что сон мой безусловно был вещим, и что Зако пытался предупредить нас.
Оказалось, Кео верит, что Зако может быть восстановлен, и ищет в космосе детали робота, особенно просматривая местность на предмет «серебряной пирамиды».
Я слышал о «серебряной пирамиде», но мне захотелось узнать об этом подробнее. Мы с Мыколой уговорили Кео рассказать нам о ней.
И капитан не преминул сделать это.
Много тысячелетий назад, когда механические существа становились все более интеллектуальными, они стали задумываться о своем отличии от биологических существ и поняли, что главная разница в том, что у тех есть душа. Это упорядоченная структура биоволн, которая дается существу от рожденья, и чем интеллектуальнее существо, тем свободнее оно распоряжается ею — совершая злые поступки, существо может вовсе погубить и разрушить свою душу, а совершая добрые, может укрепить душу и сделать более устойчивой к перемещениям в иных измерениях.
И роботам стало жаль, что им никто не сделал такого чудесного подарка.
Продолжая изучать свойства биоволн, роботы обнаружили следующее: высшим существам свойственно одушевлять то, что они любят. Так дети, играя с игрушками, дарят им светлые энергетические поля, окутывающие игрушки словно облаком; художник, рисуя картину, тоже передает ей сильный энергетический заряд.
Роботы также выяснили, что устойчивой является лишь положительная энергия, потому что она подвластна законом гармонии и может быть упорядочена. Если высшее существо кого-то очень боится, оно, хоть и эмоционально относится к подобному объекту, не наделяет его энергией, так как представляет то, что ему ненавистно, как нечто бесформенное и бездушное, вроде огромной темной или холодно-белой ледяной волны.
— Но как же древние тираны? — вмешался Мыкола, указывая на фанеролюминиевого Диктатора. — Этот типус мог ненавидеть кого-то, а между тем изощренно издеваться, вникая в тайны психики объекта тирании.
— Ты говоришь о злом существе, — отвечал Кео — о существе, которое не может дать никому положительной энергии.
Положительной энергией может распоряжаться высшее существо, которому открыт доступ к Предвечному свету. Из неиссякаемых источников Предвечности добрый человек черпает энергию, дарит ее тем, кого любит, и наделяет ею изделия, которые становятся талисманами в его руках.
Вот почему роботы, служащие злым господам (в старые времена были и такие) не могли получить энергетическое поле упорядоченной структуры. Злые господа наделяли своих слуг лишь черной энергией, рассеивающейся, теряющей форму, едва физическую оболочку робота разрушали, улетающей к Запредельному ужасу, чтобы пополнить его мрачную силу.
Но в те времена и поле светлой энергии не могло долго хранить свою структуру, если робот изнашивался или попадал в катастрофу. И тогда роботы, после долгих трудов придумали «серебряную пирамиду». Она призвана концентрировать и гармонизировать биопотоки лучистой светлой энергии, которую дарят роботу существа, наделенные душой от рожденья. Даже после разрушения «серебряной пирамиды» облако, чьи силовые линии были собраны ею в пучок, уже не тает, не рассеивается, а существует в иных измерениях подобно духу высших, хотя и является более слабым.
«Серебряная пирамида» выполняет в физическом мире такую роль «черного ящика» робота, так как она наиболее устойчива ко всяким авариям, — объяснил Кео. — В ней не только прибор, концентрирующий биоволны, но и блок основной памяти — в общем, если удается найти «серебряную пирамиду» невредимой, то робота можно воскресить в этом мире вместе с воспоминаниями, которые ему дороги, с накопленным опытом. Хоть пирамида и называется серебряной, на самом деле лишь отдельные схемы внутри нее содержат серебро, а снаружи она — из самых твердых сплавов, какие существуют во Вселенной.
Я много раз вспоминал, как погиб Зако. И мне кажется, что его «серебряная пирамида» не разрушилась и не оплавилась, но затерялась в вакууме. Я с особой тревогой проверял, глядя в телескоп, не падает ли она на звезду. Мы должны были обогнать ее, пока выходили на орбиту, однако я не видел ее в окружающем пространстве. Она весьма мала, но я не теряю надежды заметить ее.
Если же она уничтожена, то душа Зако сейчас гуляет по Подпространству, потому что я верю, что мой народ все-таки смог сконструировать бессмертную энергетическую структуру — облачко постоянной формы, не обращающееся в туман (этой вере есть определенные доказательства, основанные на физике биоволн), ну а если «серебряная пирамида» все еще скитается по космосу, то душа Зако может найти воплощение в этой Вселенной с моей помощью, если я отыщу ее.
Вот почему меня так взволновал твой сон, Йохъй, — сказал мне капитан. — Надеюсь, он означает, что Зако жив.
Я и Мыкола тоже выразили такую надежду.
Право, кэп стал много понятнее нам после такого разговора. Мы даже чуть не сознались ему, что пошутили насчет Дня Рожденья Хомяка.
Но вспомнили, что тогда он не даст нам «Шалаш», и промолчали.
Кстати, я подготовил Оболонусу подарок. Канатную дорогу со всякими привязанными к ней вкусностями. Я сплел ее из сушеных водорослей, которые взял в хдлодильнике. Ведь Оболонус непременно начнет грызть «канат», как он грызет случайно падающие в клетку карандаши, авторучки или чипы. Он даже подгрыз подоконник в своей пластмассовой каюте, и окно стало гораздо больше.
День пятнадцатыйВчера впервые не брался за свои записи. День рожденья прошел очень удачно.
Кео испек торт из орехов, семечек, воздушной кукурузы и сушеных ананасов. Всем очень понравилось.
Мыкола подарил Оболонусу трехмерный фильм о нас и теперь наши крохотные фигурки, сотканные из световых потоков, будут гулять по клетке всякий раз, когда Кео решит, что хомяк скучает. Мы несколько раз уже показывали хомяку фильм — сперва он пугался наших трехмерных изображений, а потом стал спокойно пробегать сквозь них как ни в чем ни бывало.
Застолье получилось весьма веселым, и даже Кео, глядя на нас, принял какие-то там левые программки, которые на досуге сочиняют роботы, чтобы заглючиться. И стал выделывать всякие смешные штуки.
Единственное что меня у смущает. Ребята сегодня ведь день рассказывают мне о танце «Дрыг-прыг», который я им вчера якобы исполнил. Я это припоминаю очень смутно. Что за танец?!! Как пел песни, помню. И про день рожденья, и про космодром, и про полеты мы с Мыколой пели. Много что помню, но вот про танец не могу вспомнить. Ребята говорят, что я здорово станцевал его. Что-то такое я вроде бы действительно исполнял, но отчего я назвал это именно «Дрыг-прыгом», и какие именно выделывал па, ума не приложу. Похвалы моим хореографическим способностям все больше раздражают меня, и я просто уже не могу об этом «Дрыг-прыге» слышать.
Я приставал к Кео, надеясь что он хоть, как робот, обладая более-менее фотографической памятью, покажет мне движения этого танца, но Кео говорит, что это невыразимо. Но это, мол, был «классный танец». Лампочки его мигают, выражая высшую степень веселья, при одном воспоминании. Ну что это был за «Дрыг-прыг?». Вот незадача.
