А вот и зеленокожая парочка — легки на помине. На их лицах на мгновение промелькнуло удивление оттого, что облюбованное ими место не пустует, но оно тут же сменилось приветливыми улыбками. Поставив на общий стол ещё две корзины: с орехами и зеленью — Росс с Иной уселись рядом. Похоже, за время эпидемии мы успели не только подружиться, а даже думать начали схоже, иначе как объяснить, что всем четверым приглянулась одна и та же из множества окрестных террасок?
Ну раз уж собрались все вчетвером, решили подвести предварительные итоги. Они не радовали. Да, из взрослых пока никто не умер, но именно, что пока, поскольку состояние некоторых давало повод для беспокойства. На нашем плоту, например, до сих пор не пришёл в себя Сева. А ведь времени прошло достаточно много, двадцать шесть дней (что в переводе на Земное равняется двум месяцам). Так что прогноз у тех, кто до сих пор находится то в бредовом, то в бессознательном состоянии, не самый лучший. Хотя первые слабые признаки выздоровления у больных всё-таки появились, так что надежда ещё остается.
Гораздо хуже ситуация обстоит с детьми и беременными женщинами. Практически у всех будущих матерей, включая Юлю, произошли выкидыши. Не намного лучше состояние у уже родившихся детей. С каждым днем количество жертв среди них увеличивалось, и к настоящему моменту погибла уже почти половина малышей. Нет, не от болезни, ей они так и не заразились, а от истощения. Даже сбиваясь с ног, мы не могли обеспечить им достаточный уход, в результате чего дети сильно ослабли, особенно учитывая то, что большинство из них активно сопротивлялись и не желали есть то, чем кормят. Да, сначала они просто ослабли и стали вялыми, а мы проглядели момент, когда изменения зашли слишком далеко. Большая часть ещё живых младенцев даже сейчас, когда их родители поправились и пытались кормить их гораздо более подходящей пищей, например, молоком, так и не начала питаться. Если даже их удавалось заставить что-то проглотить, то вскоре дети отрыгивали съеденное обратно и продолжали слабеть. Из чистокровных Homo oculeus беспокойства не вызывала всего пара десятков младенцев, пятеро из которых находились на нашем плоту. По этому поводу меня мучила совесть, потому что во время эпидемии мы с Россом поделили обязанности по кормлению: он занимался всеми чистокровными детьми посвящённых, а я полукровками и Рысью, кроме протёртой ухи подкармливая их молоком. Такая несправедливость (четверо у меня против пяти у зеленокожего) возникла оттого, что, во-первых, молочность у меня ниже, а во-вторых, чистокровные младенцы Homo oculeus не желали пить моё молоко, выплёвывая драгоценную жидкость. Детей с других плотов мы даже не пытались подкармливать грудью, так что в каком-то смысле обрекли чужих малышей на гибель.
— Чушь, — не согласился с таким выводом Росс. — У нас не было выбора, спасти кого-то или всех, у нас был выбор: попытаться спасти хоть кого-то или не спасать никого. Мы делали, что могли, и все это понимают. Вон, ни один полукровка не погиб, в отличие от этих брезгливых вопилок. А всё почему — не капризничали и не пытались заставить нас по два часа уговаривать их откушать.
Действительно, не только наши, но вообще все шесть полукровок в караване выжили, хотя и ослабли, и сейчас их состояние не вызывало опасений.
— И заметьте, никто даже не пытается обвинить нас в предвзятом или несправедливом отношении, — продолжил зеленокожий. — Люди понимают, что мы не могли спасти всех. Начни мы тратить больше времени на детей, погибли бы их родители. А без родителей младенцы бы не выжили. Так что всё правильно. К счастью, среди свободных нет дураков, — гораздо тише добавил Росс. — А что насчёт детей, так в отсутствии нормальных условий, в каменном веке, да и в последние годы на Земле, в первую очередь умирали они. В этом нет ничего удивительного: природе выгодней сохранить жизнь взрослой особи, способной принести немало потомства, чем неконкурентоспособному ребёнку… Насчёт же беременных вообще не стоит переживать: неизвестно, как лихорадка сказывается на здоровье плода. Нет никаких гарантий, что появившиеся у переболевших матерей младенцы не оказались бы недоразвитыми, уродцами или ещё чем-то подобным. К тому же, — голос зеленокожего повеселел и окреп. — Если люди продолжат плодиться и размножаться в том же темпе, в котором делали это до сих пор, вымирание нам точно не грозит.
Его слова навели меня на мысль.
— Кстати о размножении, — я с улыбкой подмигнула народу. — Росс, Ина, а вы не думали наплодить детишек? Нам бы во время эпидемии не помешала помощь ещё десятка зеленокожих. Очень уж сильно ощущалась их нехватка. А кто знает, если вы начнёте размножаться с другими, может, дети и не зеленокожие получатся.
— Да я-то не против… — прищурившись, потянул Росс.
Амазонка поперхнулась и закашлялась.
— Тьфу на вас! — возмутилась женщина. — Сами размножайтесь. Нам бы в эпидемию несколько дополнительных оборотней ещё больше пригодилось. Глядишь, даже уриасары тогда не понадобились бы.
— Я-то уже размножилась, — рассмеялась я. — А вот молодых зеленокожих в караване пока что-то не прибавилось, — Ина шутливо запустила в меня орехом. — Плохо работаете, господа, — поймав плод, я постучала по нему подобранным камнем, чтобы расколоть плотную кожуру, и с аппетитом съела ядрышко.
— Кстати, насчёт уриасар: насколько я понимаю, никто ещё не проболтался? — перевел тему Росс.
Я кивнула. Ина и Марк тоже ответили утвердительно. Тогда свидетелями моего скандала, кроме самих уриасар, оказались остальные трое дееспособных людей, то есть зеленокожие и оборотень. И как-то само собой получилось, что разговора с очнувшимися позже на эту тему так и не произошло, скорее всего, просто потому, что они не спрашивали, а у нас и без этого хватало забот. Поэтому до сих пор о том, кем на самом деле являются уриасары, знали только мы вчетвером.
— Я предлагаю и в дальнейшем сохранить это в тайне.
— Почему? — я поражённо уставилась на хирурга.
— Ты считаешь, что они заслужили, чтобы правду о них скрыли? — с сомнением поинтересовалась Ина.
— Нет, наоборот, я считаю что остальные заслужили право не знать эту тайну.
— Так, теперь и я ничего не понял, — присоединился к нашей женской компании Марк.
Зеленокожий тяжело вздохнул, но всё же снизошёл до объяснения.
— Как ни неприятно признавать, уриасары вдохновили людей, дали им веру в собственные силы, в то, что даже сейчас они не беспомощны, голыми и безоружными могут не просто выкарабкаться, а жить с комфортом и достоинством. Более того, у меня есть подозрение, что если бы не наглядный пример в лице уриасар, свободных было бы раза в два меньше. Пантера, посмотри хотя бы на Игоря. Пообщавшись с уриасарами, он изменился и, по-моему, в лучшую сторону — вон, с каким азартом помогал нашим горе строителям. А теперь… если народ узнает, что на самом деле уриасары обманывали, а не обрели свои способности в процессе… Это может вызвать развал всего, что уже построено, потерю наработанного и отбить желание идти вперёд. У людей просто опустятся руки, пропадет надежда на то, что, борясь и экспериментируя, они смогут многого добиться. Особенно сейчас, когда настроение не самое радужное, да и сил немного, — Росс замолчал, грустно посмотрев на караван. — Конечно, не все поддадутся унынию и отчаянью, некоторых эта информация даже может, наоборот, подвигнуть на более яростную борьбу. Только вот борьба эта будет уже не за достойную жизнь, а назло и вопреки керелям. И неизвестно, не превратится ли она в конечном счёте в войну на уничтожение. Ещё хуже то, что народ может начать подозревать друг друга в том, не скрывается ли под маской соседа керель. А это, в свою очередь, приведет к взаимным обвинениям, развалу каравана и вражде между образовавшимися мелкими группами. Так что, на мой взгляд, лучше промолчать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
