) ![]()
На платформе все были в полнейшем замешательстве, совершенно не в состоянии отреагировать на происходящее. Альмы не было, Караколь застыл молча, Ороси смотрела попеременно то на водоворот в колодце, то на надпись, то на Фироста. Она была в таком же недоумении, как и я.
— Арваль, что случилось? Что он сделал?
— Ничего! Он просто прочитал надпись! А потом…
— Какую надпись?
— Здесь, на бортике!
Караколь подошел ближе, он выглядел так, будто у него было плохое предчувствие:
— Возможно, это глиф, — сказал он. — Устный глиф. Фраза, которая действует посредством звука. Может, эти слова вызывают…
— О каких словах ты говоришь, Ветер Святый?
473
— Которые написаны здесь, на краю колодца.
— «Фонтан», что ли? — пробормотал Арваль.
Случись это в другой ситуации, не на вершине порфировой башни, в более чем немыслимом для этого месте, посреди Лапсанского болота, может, я бы и рассмеялся из-за ляпа Арваля. Но наш столповик-охотник изливался у нас на глазах, как продырявленная бочка, пока Альма плыла брассом с головой под водой и понятия не имела о панике среди Орды, застывшей у колодца с неестественно вращающейся в нем водой. Ровно в момент, когда наш молодчина-разведчик произнес слово «фонтан», я все понял. Но было уже на сотую долю секунды поздно. Арваль камнем рухнул на пол, и голова его перевесилась с края платформы в пустоту. Я лишь успел вовремя его ухватить. Длинный поток воды потек из его открытого рта и загрохотал каскадом по озеру в самом низу. Когда мы его подняли, то на лице у него было такое же выражение чистейшего страха смерти, что и у Фироста. Лицо его истекало абсолютно чистой водой, без какой-либо слизи или соплей. Прозрачной, чистейшей водой. Только бралась она из ниоткуда. Точнее, она шла из него самого. Фирост стоял на коленях у порфирового бортика, лицом к пропасти, поддерживаемый под плечи Голготом и Степпом, и старался раз за разом заглотнуть воздух наперекор водам, которые били из него ключом, перекрывая горло; он стонал, орал, как из глубины трубы, одними легкими, не и состоянии хоть что-либо произнести… Человек-фонтан.
Минуту спустя Альма уже была здесь. Она осмотрела одного за другим Арваля и Фироста, измерила объем груди, бедер и рук — что за чушь! — и лишь потом обратилась к нам:
— При таком темпе минут через десять их в живых не будет.
472
— …
— Фирост потерял уже четыре литра воды, судя по объему талии. А у Арваля запас еще меньше. У него обезвоживание наступит минут через пять.
— Альма, что с ним?
— Из них выходит вся их вода. Ускоренная дегидратация. Вода идет отовсюду, из клеток, мышц, плоти, кожи, желудка. Они истекают водой, и очень, очень быстро.
— Что это может быть? Водяной глист?
Альма ничего не ответила. Она раздела обоих догола. Вода сочилась у них из всех отверстий. Она взяла четыре повязки и, не раздумывая, засунула по одной каждому из них в задницу, насколько смогла глубоко. Затем плотно перевязала у основания гениталии, чтобы остановить водоизлияние. Потом сунула им по согнутой трубке в рот, чтобы, как я понимаю, имитировать замкнутый дыхательный контур:
— Глотайте, глотайте сколько сможете, так, чтоб не задохнуться!
Кивком головы Арваль и Фирост дали понять, что услышали ее. Арваль был иссохший, как никогда. Фирост вдвое усох в ногах. Кожа у него на руках превратилась в пергамент. Оба они складывались в спазмах пополам, от приступов кашля трубки вылетали, и ротовая полость сразу же наполнялась водой, как раковина, вода стекала по подбородку, по груди — отрыжка, приступ — отрыжка, мы вставляли трубки назад, они хватали их зубами, вгрызались, но и этого было мало, они задыхались, они тонули стоя… И этот голос, этот жуткий голос, откуда-то из трубки, проглоченный, не в силах больше прорваться сквозь толщу тяжелой воды… Они протягивали к нам руки, а мы в ответ лишь трясли их за плечи, в полном отупении, совершенно потерянные и обезумевшие… Преодолев свое
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})471
замешательство, только Ороси и Караколь подошли в конце концов к Альме и стали ей что-то шептать. Тихо, но так, что мне все же удалось расслышать:
— Это хрон, да?
— Да, михрон, внедрившийся акваль.
— Откуда он взялся? Мы ничего не видели,
— Из колодца. Он в нем закрутился. Он формируется из артикуляции некоторых слов. Слово служит приманкой для воронки, и хрон закрепляется в трахее. Он использует ускорение воздушного столба и выработку дыхания, которые следуют за некоторыми звуками.
— Например за рядом глухих согласных, как ф?
— Например…
— И что нужно делать?
— Нужно вырвать его из трахеи. Он сейчас всасывает, как сифон, всю воду из клеток и извергает ее через все отверстия в теле. Он действует наподобие водяного смерча.
— Нужно попасть в самое горло? Нужно найти какую-нибудь трубку, может стержень? — вмешался я на нервах, но стараясь быть сдержанным.
— Это не поможет, Сов. Воронка — это воздушное невероятно скоростное кольцо. Его нельзя вытащить. Его можно только замедлить или развеять.
Диалог оборвался, когда вмешался Голгот, заорав:
— Капис, ты там чего возишься? Языком почесать решила? Мой столповик скоро лопасти отбросит. Или до твоей коровьей башки не доходит? Фирост подыхает! Ты чего ждешь, гадина? Чтоб он в собственных соплях задохнулся?
¬ ![]()
Альма Капис, дочь Лакмилы Капис, из рода весьма многоуважаемых врачевательниц, обернулась и, сама по понимая, что делает, залепила Голготу здоровенную
470
оплеуху. В первую секунду голова у Гота зазвенела, как мраморный блок под ударом кувалды. Во вторую секунду он отпустил Фироста. А в третью он запрокинул голову и с размаха зарядил Альме прямо в лоб ударом башки. Альма покачнулась на платформе под силой удара и потеряла равновесие… Земля небесная, всю жизнь буду благодарен богам Камня, где бы они там ни прятались в куче тумана и гнилых камышей… Но Альма рухнула с платформы совершенно вертикально, как колонна, и вошла в воду, не задев нижней платформы. Когда ее бултыхающаяся голова показалась в гуще пены, все ухнули на радостях… Даже Голгот, что ни говори. Только в его варианте это прозвучало так:
— Чертовы бабы! Толкутся без толку, а потом еще хохлятся в ответ!
) ![]()
«Ну ты не перегибай, Голгот», — прозвучало единственным укором в его адрес. Эти слова застряли в грудной клетке у каждого из нас, готовые выплюнуться наружу, но только Пьетро счел себя вправе им это позволить. Голгот прищурился, глядя ему прямо в глаза, но ничего не сказал. Ничего слышимого, во всяком случае. Альма, все еще оглушенная, уже поднялась назад по винтовой лестнице. Она даже не глянула в сторону Голгота, а сразу бросилась к Арвалю и Фиросту, которым мы поочередно силой вдували через трубки то воздух, то воду.
— Ороси, Караколь, идите сюда. Сов, ты тоже.
Мы отошли в сторону, на первые ступени противоположной лестницы.
— Объясняю вам ситуацию просто, как могу. У них в трахее крутится воронка. Такая форма хрона, михрон аквального типа, который питается водой. Ороси должна понимать, о чем я. Его нельзя извлечь механическим
На платформе все были в полнейшем замешательстве, совершенно не в состоянии отреагировать на происходящее. Альмы не было, Караколь застыл молча, Ороси смотрела попеременно то на водоворот в колодце, то на надпись, то на Фироста. Она была в таком же недоумении, как и я.
Альма Капис, дочь Лакмилы Капис, из рода весьма многоуважаемых врачевательниц, обернулась и, сама по понимая, что делает, залепила Голготу здоровенную