Махелт вновь и вновь набегающим прибоем бормотала ласковые слова:
– Не волнуйтесь. Он придет к вам, все будет хорошо, все будет хорошо.
Ида бессильно упала обратно на подушки и закрыла глаза. Слезы проступили из-под век. Через несколько мгновений она заговорила о любовном переживании, которое разделила с мужем, – рассказала, как сидела у него на коленях и кормила его кусочками поджаренного хлеба. Махелт не могла представить Иду и графа в столь интимной обстановке. Чем-то подобным могли заниматься они с Гуго, и свекор нахмурился бы, увидев их. Ее глаза тоже обожгло горем.
– Как она? – заглянул в дверь Гуго.
– У нее жар и бред, – покачала головой Махелт. – Доктор пустил ей кровь и велел смачивать губы медом и водой, она должна поспать. Отец Ричард молится за графиню и просит о заступничестве святого Аделарда.
Гуго подошел к кровати.
– Мы слишком часто принимали ее старания как должное. – Он с тревогой посмотрел на мать, наклонился и ласково отвел седой пух с висков Иды. – Когда я был маленьким, ее волосы были темными, блестящими и надушенными мускатным орехом. Помню, как играл с ее косами, когда она держала меня на коленях.
Ида повернула голову к сыну и облизала пересохшие губы.
– Любимый, – прохрипела она, – любимый, дорогой.
– Ваш отец должен быть здесь, – резко заметила Махелт.
Гуго неловко поерзал.
– Он слишком занят, пытаясь за всем уследить.
– Граф слишком занят и потому избегает свою супругу, – возразила Махелт. – Он хочет, чтобы мы вели дом, решали проблемы и не беспокоили его. Ваша мать – его жена, а не стул или стол, который существует для его удобства.
Гуго потрясли ее слова.
– Отец так не думает. Ни в коем случае!
– Тогда где он? Заглянул мимоходом и только, а ваша матушка, несомненно, очень больна.
Гуго замер.
– Она… Она может… – Он проглотил зловещее слово, как бы надеясь отогнать его призрак.
– Не знаю. – Слезы обожгли глаза Махелт. – Она как холст, который вынесет любую непогоду, но сгниет, если убрать его в кладовую и забыть. Я сделаю для графини все, что смогу, она стала мне второй матерью.
– Я поговорю с отцом.
Махелт бросила на мужа сердитый взгляд:
– Не стоит. Он должен был прийти сюда по зову сердца.
– Возможно, он считает, что матушка в хороших руках, и не понимает, насколько она больна.
– Именно это я и имею в виду: он не замечает ее. – Махелт не просто переживала за Иду, она опасалась того, что́ будущее может готовить для нее и Гуго. «Ne vus sanz mei, ne mei sanz vus». А если это неправда?
– Я не был бы так уверен. Просто отец по-другому смотрит на мир. – Гуго сел на сундук у кровати. – Я побуду с ней, если у вас есть другие дела.
Махелт помедлила, но ей действительно нужно было устроить еще очень многое для королевского визита, поскольку приехать должен был не только король, но и вся его свита, и каждому следовало найти спальное место в соответствии с его положением. Она встала и указала на миску и ложку рядом с кроватью.
– Смачивайте ей губы медом и водой и позовите служанок, если понадобится.
Гуго выглядел слегка уязвленным.
– Полагаю, я справлюсь, – ответил он.
Махелт поцеловала мужа в макушку и отправилась по своим делам, первейшим из которых был разговор со свекром, как бы тот ни смотрел на мир. Она отыскала Роджера в его комнате. Граф увлеченно обсуждал вопросы безопасности замка со своим комендантом Уильямом Ленвейзом. При появлении невестки он умолк и вопросительно и нетерпеливо посмотрел на нее.
– Графиня зовет вас, милорд отец, – сказала Махелт, присев и приняв скромный вид, хотя ей хотелось затопать ногами.
– У меня есть дела поважнее, чем сидеть у кровати больной, – отмахнулся граф.
Махелт постаралась говорить рассудительно:
– Я знаю, что вы заняты, сир, но вы, конечно, сможете уделить ей минутку до ужина или после. Графиню очень ободрит ваш визит.
Свекор бросил на нее предупреждающий взгляд выцветших серых глаз:
– Вы указываете мне, что делать, дочка?
– Нет, отец. – Махелт вонзила ногти в ладони. – Я пришла к вам, ни на что не рассчитывая.
Роджер Биго потеребил поля шляпы и надвинул ее низко на лоб.
– Вряд ли она узнает меня, если бредит от жара.
– Графиня почувствует ваше присутствие, сир, ведь, я полагаю, она знает вас очень хорошо.
– Посмотрим, – хрюкнул он, – но ничего не обещаю.
Махелт присела и отправилась дальше. Она сделала, что смогла, остальное на совести графа. Махелт разозлилась бы на графа за равнодушие, если бы на мгновение его взгляд не стал невыразимо печальным и потерянным, прежде чем он надвинул шляпу на лоб и вернулся к своим занятиям.
* * *
Роджер мгновение помедлил у комнаты жены. Черт бы побрал девчонку! Некогда ему навещать больную. Он уже обеспечил Иде самый лучший уход, самое лучшее лечение знаменитого доктора и духовное утешение домашнего священника. Заботиться о ее благополучии издали означало не взваливать на себя еще и беспокойство о ней вдобавок ко всему остальному. Но Махелт сумела пробиться сквозь стену, которой он отгородился.
– У меня нет времени, – пробормотал граф себе под нос и вдруг осознал, что слова эти были проклятием его брака уже больше тридцати лет.
Глубоко вдохнув, он открыл дверь. Гуго глянул на отца, сидя у кровати.
– Твоя неугомонная жена заявила, что твоя мать звала меня, – прорычал Роджер, словно обвиняя, и неохотно приблизился к лежащей Иде.
– Я собирался сказать вам, но, очевидно, Махелт успела первой, – с печальным видом произнес Гуго. – Матушка сейчас спит, и жар, кажется, немного спал.
– Что ей было нужно от меня?
Гуго пристально посмотрел на отца:
– Только вы.
Роджер сел на табурет напротив Гуго и впервые за несколько дней по-настоящему посмотрел на жену. От борьбы с жаром ее лицо осунулось, и казалось, что на подушках лежит птичий скелетик. Когда-то она была яркой крохой-малиновкой и усердно занималась детьми, воспитывая и взращивая их. Теперь же она стала хрупкой, словно прошлогодние косточки в опустевшем гнезде. А где ее спутник? Ее спутника больше нет, потому что он перестал быть малиновкой и стал орлом. Граф заставил себя взять жену за руку и почувствовал, какая она тонкая и слабая. Будто птичья лапка. Ида пошевелилась и наморщила лоб.
– Я здесь, – сказал он. – Я у вас.
Глаза Иды оставались закрытыми, но она сжала руку мужа и прошептала его имя. Через некоторое время ее дыхание стало более глубоким, и она погрузилась в первый нормальный сон за все время болезни. Граф смотрел, как покрывала чуть заметно подымаются и опадают, а затем осторожно отнял руку.
– Я приду и повидаю вас еще раз, – пообещал он. – Когда вы проснетесь.
