– Конечно, конечно. Пользуйтесь в любое время. Я незамедлительно дам соответствующие указания.
– Еще раз благодарю. Телеграф мне нужен прямо сейчас.
Через пять минут Кунцевич диктовал телеграмму Маршалку: «Проверьте адресном столе Георгий Карабасси зпт 51 год зпт установите где жил зпт когда и кем приехал тчк ответ телеграфом тчк Кунцевич».
Отбив телеграмму, коллежский асессор отправился на Большой Фонтан, в тюремный замок к Головко.
Молодая вдова за неполные сутки, проведенные в неволе, как-то сразу постарела и подурнела. Ее платье и прическа находились в полном беспорядке, было видно, что сегодня она не умывалась.
– Евгения Алексеевна, почему вы мне всей правды не рассказываете?
– Я и так вам очень много рассказала. А теперь жалею. Я вам всю душу выложила, а вы меня в тюрьму, – укоризненно сказала женщина, а потом заплакала.
– Ну, ну, ну! Будет, будет, Евгения Алексеевна. – Кунцевич подошел к арестованной и обнял ее за плечи. Головко не отстранилась. – Вы меня поймите, освободить вас немедленно не в моей власти. Но сократить срок вашего пребывания за решеткой мне под силу. Но только в том случае, если вы мне станете помогать. Чем быстрее я закончу дознание в Одессе, тем быстрее я передам его следователю, который, я в этом просто не сомневаюсь, сразу же вас освободит. Расскажите мне про Симку.
– Что вам рассказывать, коли вы все сами знаете? – недоверчиво спросила Головко.
– Когда он к вам последний раз приходил?
– Дня через два после того, как мы из Таганрога приехали. – Она шмыгнула носом. – Он вообще батюшкин давний знакомец. Посидели, погуляли малость, меня мадеркой угощали, сами водочку пили. Потом Георгий Иваныч мне велели спать идти. Только я спать не легла, под дверью слушала.
– Ну и что услышала?
– Эх, ваше благородие, скажу как на духу. Симке они разных колец и серег продали. На двадцать тыщ сговорились! А мне, за всю мою службу, – колечко пятидесятирублевое. – Вдова опять зарыдала.
* * *
Когда Мечислав Николаевич вернулся в сыскное, то увидел, что Донской уже выполнил его поручение.
– Портье в «Одессе» у меня знакомый, я все у него узнал. Прописался грек у них восемнадцатого июня, портье божился, что вид[27] у него настоящий. Гостей грек принимал мало, приезжала к нему какая-то дама, да еще приходил Симка, а боле никого не было. А сегодня мой знакомец по требованию грека мальчика-коридорного за билетами в контору Добровольного флота посылал. Двадцать первого июля Карабасси отплывает в Константинополь. Пароход «Цесаревич Георгий» отходит в десять утра. Каюта первого класса.
– Вот оно что! – присвистнул Кунцевич. – Петр Егорыч, возвращайся в «Одессу», снимай там номер. Только оденься поприличней. Есть у тебя костюм хороший?
– Найдем.
– Прикажи коридорному, чтобы он о всех посетителях Георгия Ивановича тебе сообщал. А ты так действуй: как узнаешь, что у грека гость, – сейчас вниз. Как только гость уйдет – ты за ним. Если на извозчике уедет – запоминай номер, потом будем его расспрашивать, если пешком пойдет – мальчишку вслед пошли, найди там посмышленее.
– У меня агент есть один – реалист, книжек про Шерлока Хольмса и Лекока начитался, горит желанием преступников ловить, может его привлечь?
– Отлично, привлекай.
– Деньжата понадобятся.
– Вот тебе две красненьких, хватит?
– Должно хватить.
* * *
До двадцать первого к греку так никто и не зашел.
В день отхода «Цесаревича» в османскую столицу Кунцевич с Донским, Соломоном и двумя городовыми приехали в порт в половине девятого. Показав капитану свою карточку, коллежский асессор попросил его сообщить, когда Карабасси устроится в своей каюте. Грек прибыл на пароход за час до отхода. Выждав десять минут, Кунцевич и его спутники, вместе с капитаном зашли к Карабасси. В просторной каюте первого класса сразу сделалось тесно. Увидев непрошеных гостей, грек и бровью не повел, а услышав о цели нежданного визита, стал ругаться и угрожать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Обыск дал блестящие результаты: в двойном дне чемодана было обнаружено множество бриллиантовых вещей, за подкладкой жилета пассажира – пять крупных бриллиантов, «петруша»[28] и квитанция батумского порта о принятии багажа, состоящего из одного чемодана. Кроме этого, в подушках дивана нашли дамскую перчатку, набитую кольцами, серьгами и брошками. Соломон вздыхал, охал, благодарил Кунцевича, Донского, капитана и даже городовых, затем сел за столик и стал внимательно сличать изъятые драгоценности с описью похищенного. Закончив свое занятие, ювелирный приказчик заметно погрустнел:
– Здесь всего тысяч на двадцать.
– Так мало? – удивился Кунцевич.
– Видите ли, ваше высокоблагородие, все эти вещи – ординарные, бриллианты в них некрупные, а наи-более ценных изделий здесь нет.
Составив протокол, Донской надел на запястья грека малые ручные связки и повел его к выходу.
Кунцевич взял сверток с драгоценностями и, приказав городовым забрать личные вещи задержанного, пошел следом за Донским.
В сыскной он составил телеграмму на имя батумского полицмейстера и, отправив Донского на телеграф, прошел в кабинет, где сидел Карабасси.
– Здравствуйте, Георгий Иванович!
– Уже здоровались.
– Ну лишний раз здоровья пожелать никогда не повредит. Кстати, поклон вам от Антонины Ермолаевны.
– Какой такой Антонины Ермолаевна? Не имею чести.
– Вот те раз! А госпожа Лучина мне сказала: как Георгия Ивановича в Одессе встретите, так передавайте от меня нижайший поклон и летучий поцелуй. Она вам поклоны шлет и поцелуи, а вы «не имею чести». Так нельзя-с с дамой.
– Послушай, вы что, надо мной издеваться? Какой Антонина Ермолаевна, какой летучий поцелуй? Я на вас жаловаться буду!
– Жаловаться? На меня? Помилуйте, чего же я вам плохого сделал? Поклон от дамы передал?
– Ну все. Я с вами более разговаривай не желай.
– Хорошо, хорошо. Не будем про госпожу Лучину. Пока не будем. Давайте лучше про другое поговорим. Про изъятые у вас драгоценности.
– Вам какое дело до моих драгоценностей?
– Были бы они ваши, не было бы мне до них никакого дела. А они не ваши, они краденые. Помните, со мной был чернявенький господин? Это приказчик известного столичного ювелира Гордона, господин Равикович. Он опознал эти бриллианты как уворованные у его хозяина в светлый праздник Святой Троицы. Впрочем, для господ Гордона и Равиковича Троица и не праздник вовсе, но для вас, для православного! Не стыдно? Грех-то какой, в такой праздник воровать!
– Послушай! Когда вы кончить надо мной издеваться? Я человек религиозный. Праздники блюду. И на Троицу всенощную стоял.
– А в какой церкви?
– Свято-Троицкой, греческой.
– А драгоценности откуда?
– Купить. Для себя купить. Капитал. Я в Турции жительство иметь. Денги копил, копил. В Турции золото – бриллиант дорогой, в России дешевый. Я свой лира взял, поехал в Россию и купить золото и бриллиант.
Кунцевич с удивлением заметил, что чем больше грек говорил, тем хуже становился его русский.
– А у кого купил?
– У много разных луди, там один, здесь один, – ответил грек.
– Ну что ж. Все ясно, Георгий Иванович, вы, скорее всего, ни в чем не виноваты. Эх, надобно бы мне вас отпустить, но не могу. Следователь велел всех, у кого найдутся драгоценности, арестовывать. Так что придется вам посидеть.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})* * *
Отправив грека в камеру, Кунцевич позвал своих помощников и устроил совещание.
– Итак, господа. Бриллиантов найдено не более чем на пятьдесят тысяч рублей. Похищено в пять раз больше. Арестован только один из предполагаемых участников кражи, а их было минимум трое. И нам надобно их отыскать. Какие будут предложения?
