В Куявии – когда до добжиньских земель было уже рукой подать – Освальд предложил отказаться от дневных переходов и двигаться только по ночам. Предосторожность отнюдь не лишняя. На куявских землях, оставшихся без князя, тевтоны чувствовали себя как дома. Белые и серые плащи с крестами мелькали на дорогах не реже, чем пестрые гербы и одежды польских панов. Но если поляки держались своих замков и имений, то крестоносцы старались взять под контроль даже самые глухие уголки княжества. Тактика перед угрозой нашествия туменов Кхайду‑хана вполне оправданная, ведь сразу за куявскими землями лежат владения Тевтонского ордена. Впрочем, орденские форпосты начинаются уже на территории самой Куявии. Как, например, добжиньский край, к границам которого Освальд вывел дружину Бурцева безлунной ночью.
… Три всадника подъехали к самому краю лесного массива. Не покидая густой тени деревьев, они внимательно осматривали раскинувшееся впереди пространство. Некогда эти поля и пашни отвоевывались у леса тяжким крестьянским трудом. Но предназначались они не только для земледелия. Вдали, на правом берегу Вислы, возвышался холм. На холме – небольшой, но прекрасно укрепленный рыцарский замок. А ведь любому замку жизненно необходимо хорошо просматриваемое и простреливаемое пространство.
Главная башня‑донжон замка смутно напомнила Бурцеву гербовый символ Освальдового щита. Но не только!.. Малая башня перехода из гиммлеровского спецхрана – вот на что еще она похожа!
Сюрприз! Сюрприз!
Конечно, не мешало бы рассмотреть основную замковую башню поближе и при дневном свете. Но как?
Подобраться к холму на берегу Вислы незамеченным невозможно ни при каких обстоятельствах. Но даже если бы это удалось…
Башню‑цитадель и внутренний замковый двор надежно оберегают прочные стены с угловыми и надвратной башенками, а подъемный мост на крепких цепях висит слишком высоко над оборонительным рвом.
На темный монолит замка с яркими бликами освещенных бойниц и сторожевых огней три всадника смотрели долго, смотрели молча. Посередке Бурцев покачивал на прочном ремне подарок добжиньца – трофейную булаву. Справа сидел задумчивый Освальд, положив на высокую луку длинное рыцарское копье. Слева – замер с луком поперек седла Бурангул. Ну, прямо картина Васнецова «Три богатыря»!
– Моя вотчина, – нарушил вдруг тишину хриплый голос добжиньского рыцаря. – Это Взгужевежа. «Башня На Холме». Замок моих предков. Мой замок… Был моим, пока Конрад с Казимиром не отдали его тевтонам вместе со всеми добжиньскими землями.
Вот оно что?! Пришли, значит… Молчание длилось несколько минут. Потом заговорил Бурцев:
– Эх, сюда бы парочку хойхойпао!
– Чего‑чего? – удивился рыцарь.
– Ну, требюше.
– Да, это бы не помешало, – согласился добжинец. – Хотя главную башню‑донжон Взгужевежи не повредят даже самые мощные камнеметы.
– Как думаешь, Освальд, сколько человек сейчас в замке?
– При мне постоянный гарнизон не превышал полусотни солдат. Но, говорят, мой дед держал там целую сотню всадников. Впрочем, при необходимости Взгужевежа укроет и две сотни воинов. В замке есть погреба, амбары, склады, конюшня, есть колодец с родником.
– Двести защитников? – задумчиво переспросил Бурцев. – А больше?
– Максимум, две с половиной сотни. Хотя нет, вряд ли. Будет слишком тесно.
– Значит, их не больше, чем нас?
– Да, но они в крепости. В хорошей крепости, Вацлав.
– Тогда думай, Освальд! Для осады у нас кишка тонка. Нужно взять замок штурмом. И взять быстро. У любой защиты должно быть слабое место.
– У Взгужевежи – нет! – гордо заявил рыцарь. – Замок строили лучшие мастера добжиньской земли вокруг древней башни, возведенной в незапамятные времена неизвестным народом…
Незапамятные времена? Неизвестный народ? Неужто, в самом деле, арийская башня перехода?
– Взгужевежа неприступна, – убежденно подытожил Освальд.
– А тайные подземные ходы?
– Был один. Обвалился еще при моем прадеде.
– Но как же тогда тевтоны проникли в твой неприступный замок?
Освальд помрачнел:
– Я был на охоте, когда к воротам подъехали знатные куявские рыцари, сопровождавшие тевтонов. Именем Конрада, князя Мазовии, и его сына Казимира, князя Куявии, потребовали открыть ворота для мирного посольства ордена Святой Марии. Мой старик‑отец не заподозрил подвоха. Ворота открыли, за мной был послан гонец с вестью о знатных гостях. Крестоносцы, однако, прибыли вовсе не с миром. Заняв внутренний двор, они заявили, что Взгужевежа, согласно договору с Конрадом Мазовецким и Казимиром Куявским, отныне переходит во владения ордена. Тевтоны потребовали сложить оружие. Отец с небольшим гарнизоном не успел укрыться в донжоне для обороны. Когда я прискакал, все было кончено. Куявцы и мазовцы уехали, над воротами развевался белый флаг с черным крестом, а на верхней смотровой площадке главной замковой башни появилась виселица. Среди повешенных я узнал отца…
Бурцев положил руку на плечо рыцарю. Ну‑ну, старик… Только теперь он по‑настоящему понял всю глубину и непроглядную черноту ненависти Освальда. Жить с таким грузом, в самом деле, непросто. Поневоле уйдешь в лес и посвятишь остаток своих дней мести.
– На требование открыть ворота тевтоны ответили мне смехом и стрелами, – с усилием закончил добжинец. – Хорошо, что мать не дожила до этого дня.
Снова молчание… Потом Бурцев заговорил по‑татарски:
– Что ты думаешь, Бурангул? Как взять крепость?
– Может быть, когда откроются ворота, захватить наскоком? – предложил юзбаши. – Если напасть неожиданно, на свежих лошадях – есть шанс, что поспеем прежде, чем поднимется мост и опустится воротная решетка.
Бурцев перевел добжиньцу слова татарского сотника. Освальд угрюмо покачал головой:
– При малейшей опасности стража перерубит канаты и обрушит решетку вниз. А уже потом спокойно поднимет мост, сбросив любого, кто осмелится на него сунуться. Вот если бы…
– Что? – насторожился Бурцев.
– Если бы кому‑нибудь из нас обманом удалось проникнуть внутрь, как сделали это в свое время сами крестоносцы, и хотя бы ненадолго захватить ворота… Да нет, пустое! Тевтоны не подпустят к стенам никого, кроме гонцов Конрада. А мы их перебили возле Глоговской переправы.
– Гениально!
Бурцев уставился на трофейную булаву. На него тоже смотрели. И Освальд, и Бурангул. Смотрели озадаченно, непонимающе.
– Освальд, ведь твои люди везут с собой уйму тевтонского барахла! Доспехи оружие, одежду…
– Да. И что?
– Прикажи им выложить все, что они захватили у послов Конрада. Пришло время пересмотреть трофеи. И примерить их.
– Думаешь, сработает? – оживился добжинец. Бурцев вспомнил, как Дмитрий после сражения на Добром поле едва не лишился уха из‑за надетого в бою глухого куявского шлема.
– Сработает, – уверенно сказал он.
Глава 73
Не побитых щитов, не изрубленных доспехов, не помятых ведрообразных шлемов на поверку оказалось не так уж и много. Не перепачканных кровяными подтеками и не изорванных в бою белых накидок и плащей с крестами – того меньше. Собственно, полное снаряжение тевтонских братьев, которое не вызвало бы подозрений у защитников замка, удалось подобрать лишь для троих потенциальных диверсантов. Им и предстояло открыть ворота Взгужевежи.
О том, кто поедет к «Башне На Холме», спорили недолго. Освальд, как единственный человек в отряде, говоривший по‑немецки не хуже самих крестоносцев, прошел вне конкурса. Да и никто не отважился перечить добжиньцу, жаждущему поквитаться с самозваными хозяевами своей законной вотчины и убийцами отца. Бурцев воспользовался правом вожака и сам готов был перегрызть глотку любому, кто встанет на его пути к Аделаиде. А из‑за третьего орденского комплекта чуть не поубивали друг друга Збыслав и Дмитрий. Впрочем, ни тот, ни другой все равно не влезли в тесную кольчужку, миниатюрный панцирь и узкое сюрко. Не смог втиснуться в латы и дядька Адам. Зато Бурангулу доспехи пришлись впору.
– Побудешь немного истинным арийцем, – хмыкнул Бурцев, надевая на голову татарского сотника тевтонский шлем с крестом на личине. – Главное, ни при каких обстоятельствах не снимай этот котелок.
Бурангул не возражал. Только возмущался тупостью огромного рыцарского коня, на которого ему в целях конспирации пришлось пересесть со смышленой низкорослой лошадки, непривычным седлом с высокими луками да тяжестью меча, сменившего легкую, но прочную саблю.
– И как они только дерутся с такими узкими глазами! – пробурчал напоследок татарин, постучав кольчужной перчаткой по смотровой щели шлема.
Кто бы говорил!
К седлам Василий, Освальд и Бурангул подвесили вместительные походные сумки. Вместо обычной снеди в каждой из них лежало по паре‑тройке «громовых шаров» мэйд ин чина – аккуратно обмотанных тряпками, чтобы не выпирали острые шипы. Бомбы Сыма Цзяна, конечно, – не ахти какие фугасы, но, если повезет, выломать решетку замковых ворот и оборвать цепи подъемного моста их мощи хватит. Ну, а не повезет – так железные горшки, начиненные порохом, хотя бы посеют панику среди защитников крепости.
