Джалия, пригрозила мне пальчиком.
А я, что? Я ничего! Ассасин, жестко прижал кадык. Я матюгнулся. Что же за дрянь такая! Матюгнулся про себя. Меня родители воспитывали в интеллигентности. Видели, бы они, что сейчас с их сыном происходит. Да, докатился. И не до ручки. А возможно, до Клыка!
А папа Кеши, в это время, перешел тоже к легким намекам, о возможных последствиях, в случае отказа высокоуважаемого суда, передать выродка в их распоряжение. Мало того, что все кланы его народа, возмущены посягательством на жизнь единственного наследного принца. Да еще и ситуация сейчас очень нестабильна. Его народ ропщет, загнанный в угол статьями Указа номер Четырнадцать от семьсот третьего года, уложения об Особях кода ноль.
И кто знает, что может случиться, если толпы разъяренных вампиров, ворвутся в мирно спящие города и села. Он же, и его гвардия, естественно, сделает все возможное, чтобы этого не допустить! Но и его силы не безграничны. А так, если Выродок попадет к Адептам Носферату, Симфонии Ужаса, то и глядишь, всем нужную панацею, над изобретением которой ни один век трудятся научные умы всего Домена, нашли бы.
Ведь у выродка, великолепный генетический набор. Кто знает, какую пользу он мог бы принести, попав в нужные руки. Здесь же, всем присутствующим известно, что самое передовое здравоохранение — вампирское. И это есть аксиома. Разработки его народа, используются повсеместно. И не только в этом Домене. И служат всем!
Далее, по сценарию, на мой взгляд, должен был появиться Кеша и всем своим видом показать, какая я сволочь и как ему плохо от того, что я с ним сотворил. Ну надо же, мне бы в лотерею играть с моим даром предвидения!
Сделав трагическую паузу и кончиком холеного мизинца с совсем немаленьким когтем, смахнув несуществующую слезу, папа Иннокентия патетически воскликнул.
— Посмотри те же, что он сделал с единственным моим сыном, которого я люблю больше своей бессмертной жизни!
В зал, опять-таки на инвалидной коляске, ввезли Кешу.
Мне стало не по себе. И было от чего. В кресле, полулежал мой знакомый, нет, даже друг, ибо тяжкие будни в Славном Гвардейском Легионе, сдружили нас накрепко.
Выглядел Иннокентий, можно даже сказать очень и очень…в общем, здесь я бы применил фразу из исконно русского языка.
Был бледен, испарина на лбу, исхудал до невозможности. Его окутывало призрачное облако. Насколько я мог судить, это и была та пресловутая капсула, которая однажды появлялась у него.
Только на этот раз, по словам Ректора, все было намного хуже. Сколько времени прошло, а раскапсулировать его пока не могут. И если, не смогут, то мой друг Кеша, превратиться в обычный гербарий. Высохнет до костей. Но это пол беды. Другая половина заключалась в том, что при этом процессе, я имею в виду состояние гербария, он не умрет.
И заставить его сущность покинуть это бренное тело и переселиться в вампирский рай или ад, смотря чего там Иннокентий за свои триста лет наворотил, будет невозможно. Для меня осталось загадкой, как это невозможно умертвить лежащего, не сопротивляющего и почти бездыханного вампира. Можно, например, колышек ему в грудь. Или там, бензином облить и поджечь. На крайний случай, чесноком натереть и пулькой серебряной в голову…но раз Олег Павлович сказал, значит ему можно верить! Наверное.
А вдруг, меня посетила одна идея, от которой я и сам покрылся испариной. Вдруг, при всех экзекуциях, он действительно не может умереть, но все будет чувствовать? Брр, жутко! Представить даже страшно.
Но я бы попробовал, хотя бы колышком. Может сработает. А чего ему мучиться и в гербарии жить? Пока я размышлял об увиденном, папа Кеши, закончил свою речь и взявшись за ручки инвалидной коляски пошел на свое место.
Я встретился с глазами Черепа, который сидел неподалеку от слухача. Он в задумчивости чесал свой череп. Почувствовав мой взгляд, посмотрел на меня, и подмигнул. Потом вздохнул, и закатив глаза, сложил руки на груди. Высунул язык на бок и втянул щеки. Затем взмахнул рукой, типа не парься, ничего с вампиром не будет. И улыбнулся во всю свою челюсть. А глазки то у моего Черепа, были грустные
Я обозначил улыбку. Типа, в поряде. А на душе кошки скребут. Да так старательно.
На следующий день выступал преподобный отец Объединенного Синода всех Святых Земель. Тучный дядя, под два метра роста, с шикарной бородой, которая опускалась ему до самого пупка и была перехвачена посередине серебряным шнурком, тяжело и неторопливо взошел на трибуну. Под его тяжестью, ступеньки жалобно поскрипывали. Он величаво поправил большой золотой католический крест, на якорной, сделанной из того же материала, что и крест цепи, откашлялся, предварительно припав к бутылке с чистой водой, чтобы промочить горло и начал вещать.
Судя по его неспешным приготовлениям, вещать он собирался долго. Так и вышло. Закончил, он только под конец дня.
Периодически оглядывая присутствующих, дуреющих от многоцветного потока фраз, слов, и казаустических оборотов, я чтобы не заснуть и тем самым не оскорбить Высокий Суд, принялся вспоминать свои взаимоотношения с церковью.
«Не знаю, есть ли Бог или нет, но какая-то сила есть — это точно»! Сколько раз, эта фраза звучала в тех или иных разговорах на кухне, в поезде или где еще. Все это сопровождалось, несколькими мгновениями, когда беседующие замолкали, думая о своем, и стряхнув с себя серьезную задумчивость, возвращались к своим делам.
Я и сам себе неоднократно задавал вопрос — так есть Бог или нет. И приходил к однозначному ответу, что как раз однозначного ответа, на этот вопрос и нет.
Я покрестился в семнадцать лет. Почему, спросите вы, но у меня нет ответа на этот вопрос. Просто как-то встал утром и понял, что хочу покреститься. Мой отец, коммунист и представитель местной власти, без каких-либо лишних высказываний, а он может ораторствовать и не похуже любого церковника рассматривая все возможные варианты того или иного решения и к чему это решение может привести, молча кивнул головой в знак согласия и организовал сей процесс в местной церкви.
И вот, спустя полчаса времени, на суровом шнурке, висел оловянный крестик. Потом, как водиться, мы отметили это событие с многочисленными крестными отцами и мамами.
Хотя, как я подозреваю, многие из них согласились выступать в этой почетной роли не потому, что так хотели взять ответственность за мою дальнейшую жизнь, ведь крестный отец — дело серьезное. Конечно если к этому делу не подходить номинально. А потому, что мой отец, как я сказал раньше, был председателем городского совета и соответственно кое-что мог.
Кстати, я попытался вспомнить всех своих крестных. Не смог.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
